Все следственные действия тогда проводились без меня. Меня просто не пустили в квартиру. Думаю, что сейчас еще можно восстановить множество важных деталей, объясняющих происшествие. По своему историческому масштабу события августа 1991 года можно приравнять к революции или к развалу Римской империи. Надо это сделать».
В конце интервью имеется сноска: «Мы получили от одного из читателей устную информацию о том, что спецслужбы Украины располагают видеозаписью пребывания Горбачева в Форосе в августе 1991 года. Запись свидетельствует, что “изоляции” бывшего президента СССР на самом деле не было: он пользовался связью, свободно передвигался, плавал в море, общался с моряками и пограничниками и вообще со всеми, кем хотел».
…Ахромеев
Утром 24 августа тело бывшего начальника Генштаба, советника президента СССР Горбачева, Маршала Советского Союза С.Ф. Ахромеева нашли в его служебном кабинете в Кремле.
Д.Т. Язова эта весть достигла в «Матросской Тишине». Назвал смерть Ахромеева нелепой и не поверил в нее:
— Степень участия Ахромеева в августовских событиях была символичной. Слишком много здесь загадочного, Сергея Федоровича отличали мужество и кристальная порядочность.
О.Д. Бакланов тоже в эту версию не верил с самого начала.
— Повесился? И мысли такой не допускаю. Ну и что, если нашли его предсмертную записку? Маршал. Прошел войну. И повесился? Причем вешался два раза. Это нормально? Я знаю его жену, знаю его детей, хорошо знал его самого.
Из материалов следствия:
24 августа 1991 года в 21 час 50 мин. в служебном кабинете № 19 «а» в корпусе I Московского Кремля дежурным офицером охраны Коротеевым был обнаружен труп Маршала Советского Союза Ахромеева Сергея Федоровича (1923 года рождения), работавшего советником Президента СССР.
Труп находился в сидячем положении под подоконником окна кабинета. Спиной труп опирался на деревянную решетку, закрывающую батарею парового отопления. На трупе была надета форменная одежда Маршала Советского Союза. Повреждений на одежде не было. На шее трупа находилась скользящая, изготовленная из синтетического шпагата, сложенного вдвое, петля, охватывающая шею по всей окружности. Верхний конец шпагата был закреплен на ручке оконной рамы клеящей лентой типа “Скотч”. Каких-либо телесных повреждений на трупе, помимо связанных с повешением, не обнаружено.
Обстановка в кабинете во время осмотра нарушена не была, следов какой-либо борьбы не найдено. На рабочем столе в кабинете обнаружены шесть записок, написанных от имени Ахромеева. Все записки рукописные.
В первой, от 24 августа, Ахромеев просит передать записки его семье, а также Маршалу Советского Союза С. Соколову. В письме на имя Соколова излагается просьба к нему и генералу армии Лобову помочь в похоронах и не оставить членов семьи в одиночестве в тяжкие для них дни. Письмо датировано 23 августа. В письме своей семье Ахромеев сообщает, что принял решение покончить жизнь самоубийством. Письмо написано 23 августа. В безадресной, датированной 24 августа, записке Ахромеев объясняет мотивы самоубийства: «Не могу жить, когда гибнет мое Отечество и уничтожается все, что считал смыслом моей жизни. Возраст и прошедшая моя жизнь мне дают право из жизни уйти. Я боролся до конца».
Записка, в которой Ахромеев простит уплатить долг в столовой и к которой подколота денежная купюра в 50 рублей, также от 24 августа.
И последняя записка: «Я плохой мастер готовить орудие самоубийства. Первая попытка (в 9.40) не удалась — порвался тросик. Собираюсь с силами все повторить вновь».
В пластмассовой урне под столом обнаружены куски синтетического шпагата, схожего с материалом петли.
Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы от 25.08.91 г. признаков, которые могли бы свидетельствовать об убийстве Ахромеева путем удавления петлей, при исследовании трупа не обнаружено, как не обнаружено каких-либо телесных повреждений, помимо странгуляци-онной борозды. Установлено, что Ахромеев незадолго до смерти алкоголь не принимал. Почерковедческая экспертиза от 13.09.91 г. подтвердила, что все шесть записок, обнаруженных на столе в кабинете, написаны Ахромеевым…
1 сентября 1991 года газета «Московские новости» опубликовала несколько строк российского генпрокурора Степанкова об Ахромееве: «У нас были к нему вопросы. Но пока не сегодня и не завтра, то есть он не самый “горячий” человек, кто был в нашем списке».
Новость о создании ГКЧП застала Ахромеева в отпуске. Он сразу же вылетел в Москву. Поскольку и.о. президента был Янаев, по собственной инициативе явился к нему и спросил, чем может быть полезен.
Впоследствии Янаев на допросе показал, что он попросил Ахромеева подготовить проект его выступления на Президиуме, а затем на сессии Верховного Совета СССР. «Тема ему была задана следующая: обоснование необходимости всех тех мер, которые были приняты ГКЧП. Он принес мне свой проект в таком виде, какой он имеет сейчас, т. е. машинописный текст и правка от руки. Правка эта самого же Ахромеева. Хочу заметить, что в таком виде я не стал бы использовать этот проект для своего выступления…»
В книге В. Степанкова и Е. Лисова «Кремлевский заговор. Версия следствия» приводится начало представленного Ахро-меевым проекта. Конечно же, маршал никогда не был спичрайтером, и это сказалось на качестве текста.
Интерес представляет другое: правки, внесенные самим Ахромеевым. Он вычеркнул первоначально написанные абзацы. В книге приведены три. Вот они. Их должен был произнести Янаев.
«Сейчас все страшно возбуждены — не случилось ли чего плохого с Михаилом Сергеевичем. Хочу успокоить — с ним все в порядке».
«Еще раз подчеркиваю — это мой друг!»
«Задачи, стоящие перед страной, надо решить любыми, даже жесткими мерами. Как только эти задачи будут решены, я уступлю штурвал корабля любому, кого сочтет достойным страна. В том числе и, еще раз повторю, своему другу Михаилу Сергеевичу».
Когда в ночь на 22 августа 1991 года Горбачев возвратился из Фороса, то потребовал от всех своих помощников и советников подготовить объяснительные записки, чем они занимались в период с 19 по 21 августа.
Ахромеев тоже взял ручку и придвинул к себе несколько чистых листков писчей бумаги. Вывел: «Президенту СССР товарищу М.С. Горбачеву». Далее следовал такой текст.
Докладываю о степени моего участия в преступных действиях так называемого «Государственного комитета по чрезвычайному положению» (Янаев Г.И., Язов Д.Т. и другие). 6 августа с.г. по Вашему разрешению я убыл в очередной отпуск в военный санаторий в г. Сочи, где находился до 19 августа. До отъезда в санаторий и в санатории до утра 19 августа мне ничего не было известно о подготовке заговора. Никто, даже намеком, мне не говорил о его организации и организаторах, то есть в его подготовке и осуществлении я никак не участвовал.
Утром 19 августа, услышав по телевидению документы указанного «Комитета», я самостоятельно принял решение лететь в Москву, куда и прибыл примерно в 4 часа дня на рейсовом самолете. В 6 часов прибыл в Кремль на свое рабочее место. В 8 часов я встретился с Янаевым Г.И. Сказал ему, что согласен с программой, изложенной «Комитетом» в его обращении к народу, и предложил ему начать работу с ним в качестве советника и.о. Президента СССР. Янаев Г.И. согласился с этим, но, сославшись на занятость, определил время следующей встречи примерно в 12 часов 20 августа. Он сказал, что у «Комитета» не организована информация об обстановке, и хорошо если бы я занялся этим. Утром 20 августа я встретился с Баклановым О.Д., который получил такое же поручение. Решили работать по этому вопросу совместно.
В середине дня Бакланов ОД. и я собрали рабочую группу из представителей ведомств и организовали сбор и анализ обстановки. Практически эта группа подготовила два доклада к 9 вечера 20 августа и к утру 21 августа, которые были рассмотрены на заседании «Комитета».
Кроме того, 21 августа я работал над подготовкой доклада Янаеву Г.И. на Президиуме Верховного Совета СССР. Вечером 20 и утром 21 августа я участвовал в заседаниях «Комитета», точнее, в той его части, которая велась в присутствии приглашенных.
