Впоследствии Болдин задавал вопрос: мог ли он не лететь в Форос? И отвечал: конечно, мог. Более недели он находился в больнице и чувствовал себя скверно. Уже по этой причине имел полное право отказаться от поездки, да и вообще от участия в замышляемой затее. Но полетел, потому что, по его словам, обстановка в стране накалилась докрасна.

К тому же, признавался он, полетел еще и потому, что был уверен: визит не будет неожиданностью для Горбачева, который неоднократно говорил о необходимости введения чрезвычайного положения.

Что касается Шенина, то он оставался за главного в ЦК КПСС и должен был представлять партию.

Самолет для полета в Форос выделило Министерство обороны. Вылет назначили на воскресенье, 18 августа.

В. Степанков: «Два сюрприза в самолете»

Самолет Ту-154, на котором предстояло лететь в Крым к Горбачеву, принадлежал министру обороны СССР Д.Т. Язову.

Для поездки в Форос он поступил в распоряжение замминистра обороны, главкома Сухопутных войск В.И. Варенникова. Он прибыл на аэродром первым. Затем в самолет поднялась группа офицеров из управления правительственной связи КГБ.

После них — Бакланов, Шенин, Болдин и Плеханов. И перед самым отлетом — шесть вооруженных людей.

Самолет взлетел в 13.02 и взял курс на военный аэродром Бельбек в районе Севастополя.

«В полете Варенникову, — пишет экс-генпрокурор Степанков, — открылись две неожиданности. Сначала сотоварищи сообщили, что везут на подпись Горбачеву “его” заявление об отречении от власти и передаче полномочий “на время болезни” вице-президенту Янаеву. Этот документ извлек из своей папки секретарь ЦК КПСС Олег Шенин.

Второй сюрприз преподнес начальник Службы охраны Плеханов. Когда на подлете к Бельбеку обсуждались детали предстоящей встречи, он неожиданно, как бы между прочим, сообщил, что имеет задание “временно” отключить связь у президента СССР. Это позволит, объяснил Плеханов, создать “соответствующую" обстановку для разговора. Связисты отключат президента от внешнего мира в тот самый момент, когда посланцы ГКЧП подъедут к “Заре”».

Плеханов еще сказал, что на отключение телефонов понадобится около получаса, поэтому после приземления следует не сразу ехать к президенту, а переждать на аэродроме, чтобы прибыть на дачу ровно в 16.30.

Так и поступили. Самолет в Бельбеке приземлился в 14.57. Пообедали. В 16.00 на огромной скорости помчались к президентской даче.

«Через пять минут они беспрепятственно прошли на строго охраняемый объект, — пишет Степанков. — И повели себя там по-хозяйски. Не дожидаясь приглашения, прошли в кают-компанию гостевого дома, а затем переместились в холл Главного дома, в котором обычно отдыхала семья Горбачевых».

В Форосе Михаила Сергеевича охраняли около 500 вооруженных людей. Непосредственно на территории дачи были три рубежа охраны. Он вышел к приехавшим через 45 минут после их появления на объекте. О том, как происходила встреча, свидетельствуют ее участники.

М. Горбачев: «Что это за визит, не согласованный со мной?»

«Я сидел над выступлением на церемонии подписания Союзного договора, — давал он показания следствию в качестве свидетеля по делу ГКЧП. — Самолет на завтра (19 августа. — В.С.) был уже заказан, договорились, кто полетит. Раиса Максимовна тоже решила лететь со мной. Днем, примерно в 11–12, разговаривал с вице-президентом Янаевым. Он спросил меня, когда я завтра точно прилетаю. Я ответил, что вечером. Он пообещал меня встретить.

От работы меня оторвал начальник личной охраны Медведев. Он зашел ко мне с известием, что приехала группа товарищей. Я спросил, что это за визит, не согласованный со мной? Как эти люди здесь оказались, ведь охрана не имеет права их пропускать? Говорит, что с ними Плеханов и Болдин, руководитель аппарата президента. Вижу, что состояние самого Медведева необычное. Ну, хорошо, говорю, пусть подождут. Беру трубку, чтобы позвонить Крючкову, узнать, что это за миссия. Странно: уезжаю завтра, и вдруг какая-то группа. Телефон не работает, беру другой — то же самое. Снял трубку внутреннего телефона — не работает. Все проверил — беру красный телефон — и он “мертв”. Посмотрел на часы — 16.50…»

На вопрос следствия, как проходила встреча с представителями ГКЧП, ответил: «Они поднялись на второй этаж сами — сидят, ходят весьма бесцеремонно…»

В. Болдин: «…Принимать нас не спешили…»

«Подъехали к гостевому дому, — делился он впечатлениями в своих воспоминаниях. — Зашли в него. Двухэтажное здание, хорошо спланированное и основательно построенное. С просторным холлом, широкой лестницей, ведущей на второй этаж. Начальник 9-го управления КГБ Ю.С. Плеханов пошел доложить о нашем прибытии. Однако в доме никого не было, или принимать нас не спешили. Лишь через полчаса мы прошли в холл и стали ждать…»

Ждали почти 45 минут. Где был Горбачев? Он пошел к супруге на веранду.

М. Горбачев: «Что это за визит, не согласованный со мной» (продолжение)

«Сначала жене, а потом дочери, зятю сказал, что, вот, произошло такое событие, — рассказывал он позднее в книге “Августовский путч”. — Для меня ясно: речь идет об очень серьезном. Не исключаю попытки шантажа, или ареста, или чего-то другого. В общем, все, что угодно, может быть».

В. Болдин: «…Принимать нас не спешили…» (продолжение)

Наконец, появился Горбачев. Болдину сразу бросилось в глаза, что вид президента болезненный. Лицо отображало мучивший его радикулит или остеохондроз и общее недомогание. Тем не менее он со всеми поздоровался за руку и с гневом спросил, ни к кому не обращаясь:

— Что случилось? Почему без предупреждения? Почему не работают телефоны?

— Надо, Михаил Сергеевич, обсудить ряд вопросов.

— Каких вопросов?

Первые фразы прозвучали по пути в кабинет. Когда они вошли, Горбачев сел в кресло за маленьким столом, Шенин и Варенников — на стулья, стоявшие у стены. Остальные, кроме Плеханова, которого он довольно некорректно попросил выйти, разместились на подоконниках и около окон.

Разговор в кабинете попытался начать Шенин:

— Мы приехали, чтобы обсудить ряд вопросов о положении в стране.

Горбачев прервал его:

— Кого вы представляете, от чьего имени говорите?

С этой минуты начинается самое интересное — ход беседы.

Здесь важна каждая деталь, каждый оттенок интонации. Наиболее полно разговор отобразил Болдин, пожалуй, самый наблюдательный из участников — он ведь был журналистом да еще работал в «Правде» — главной советской газете.

Болдин честно признался — такой реакции Горбачева вряд ли кто мог ожидать, когда вчера оговаривалась тема доклада президенту. Все рассчитывали на взаимозаинтересованное обсуждение вопроса в духе аналогичных встреч в прошлом и поручений, которые давал Горбачев о готовности введения чрезвычайного положения в стране. И вот теперь с самого начала разговор не складывался.

— Кого вы представляете? — повторил он снова свой вопрос, — и от чьего имени говорите?

Услышав, что речь идет о людях, большинство которых и раньше привлекалось им, кроме Варенникова, для выработки мер в случае неблагоприятного стечения обстоятельств, Горбачев смягчился:

— И это все? — спросил он.

— Да, это все.

«Мне показалось, — отмечает Болдин, — он боялся услышать, что прибывшие представляют руководство России. Больше всего его волновала встреча глав союзных республик и, как он полагал, некий заговор..

— Ну и что вы хотите сказать? — спросил он уже спокойнее. — Я хотел бы начать с обстановки в стране, — начал О.Д. Бакланов. — Вы знаете, в каком трудном положении находится сельское хозяйство и промышленность, а мы занимаемся сегодня не тем.

— Что ты мне говоришь? Я все это знаю, я знаю лучше вас».

Согласно записи Болдина, говорить Бакланову он не давал. Прервал и Варенникова, который пытался было доложить о положении в стране и армии, о необходимости чрезвычайных мер. Не стал слушать Шенина, потребовавшего отменить указ Ельцина о департизации.