«Президент распорядился, чтобы я созвал заместителей председателя КГБ и объявил им, что на меня временно возлагаются обязанности руководителя комитета». Аудиенция длилась от трех до пяти минут. Выходя из комнаты, увидел дружелюбные, даже ласковые улыбки, символические рукопожатия из дальних углов. «На всякий случай», — отмечает Шебаршин в дневнике.

«Собираю заместителей председателя, объявляю указание президента. И здесь сразу же засияли сдержанно-радостные улыбки, по меньшей мере, одна запомнилась отчетливо — открытое лицо ГФ. Титова, который ни в каких событиях участия не принимал, так как был в отпуске». Ему и поручили возглавить комитетскую комиссию по расследованию действий руководства 19–21 августа.

В пятнадцать часов — звонок Горбачева:

— Я подписал указ о вашем назначении временно исполняющим обязанности председателя КГБ. Работайте».

Это назначение многие связывали тогда с тем немаловажным обстоятельством, что Шебаршин не участвовал в действиях ГКЧП. Более того, Крючков даже не посвятил его, в отличие от других своих заместителей, в план готовившейся акции. Почему? Непонятно еще и потому, что Крючков давал ему блестящую оценку: вел себя мужественно в острых ситуациях, не терялся, отличался здравомыслием и интеллектом. Уже тот факт, что Крючков, став председателем КГБ, назначил именно его вместо себя начальником разведки, тоже о многом говорит. Кстати, Шебаршин был первым и единственным профессиональным разведчиком из всех 14 человек, занимавших эту должность в истории советского КГБ.

11 октября 1991 года в интервью газете «Известия» Шебар-шин пытался ответить на этот сложный вопрос. «Об этом можно только догадываться, — сказал он. — Я думаю, по каким-то признакам я не внушал ему доверия. У меня возникали, а в последнее время довольно часто, расхождения с нашим бывшим председателем по оценке ситуации в Советском Союзе, по оценке роли и перспектив КПСС. Наверное, все это Крючков учитывал. Мне кажется, что некоторые мои выступления на совещаниях руководства КГБ не соответствовали концепциям Крючкова. Возможно, этим объясняется, что я не был осведомлен».

Утром 23 августа Шебаршин перебрался в теперь уже бывший кабинет Крючкова. Вчера он понял, что без председательского пульта прямой связи в огромном комплексе зданий обойтись невозможно. Поручил зампреду В.Ф. Лебедеву вылететь в Вильнюс, где сложилась угрожающая обстановка. Отдал распоряжение освободить из Лефортовского следственного изолятора активистку «Демсоюза» Валерию Новодворскую. Толпа требовала выпустить.

На 10.30 назначил совещание руководящего состава. Главный вопрос: как жить дальше? Сразу же пришли к согласию, что надо департизироваться. «Ни одного голоса против, и секретарь парткома Н.И. Назаров — за. Тут же готовится приказ по КГБ — конец партийной организации». В скобках Шебаршин пометил: «“Органы КГБ — это вооруженный отряд партии”, - долбили мы десятками лет, пытались последние три-четыре года делать вид, что и лозунга такого не было, а теперь распрощались с некогда руководящей и организующей силой нашего общества».

Совещание продолжалось. Говорили о необходимости структурной реорганизации, о защите дел и агентуры, об обременительности войск КГБ, вредности резкого сокращения штатов. Между тем не прекращала поступать информация о том, что в городе опечатывают райкомы КПСС и райотделы КГБ, а милиции по-прежнему не видно.

Наконец подошли к наиболее болезненной теме: ответственности руководства КГБ за события 19–21 августа. Решили создать комиссию.

Шебаршин в своих дневниковых записях заключает в скобки большой абзац: «Быка за рога, а точнее, присутствующих за горло берет заместитель председателя КГБ СССР В.А. Поделякин. Напористо, с чувством огромной внутренней убежденности он говорит, что совещание уходит в сторону от самого главного вопроса — о кадрах. Надо вывести из состава коллегии тех, кто активно участвовал в деятельности ГКЧП. Известно, что первый заместитель председателя Г.Е. Агеев давал указание шифроорганам не пропускать телеграммы КГБ РСФСР. Возразить нечего, Агеев не только это указание давал. Да и многие другие чувствуют, что виноваты не виноваты, а отвечать придется. В нашем государстве распространена презумпция, что рыло в пуху у каждого».

Пересказав суть дискуссии, Шебаршин заметил: «Поделякин внес в нее тревожную персональную нотку, проявил открытую принципиальность революционных времен. Пахнуло холодком, как из подвальной двери».

Решили выступить с заявлением, в котором коллегия КГБ отмежевывалась от действий своих руководителей и осуждала их соучастие в путче.

Получив информацию снаружи, что обстановка накаляется и горячие головы не отказались от сумасбродной идеи штурмовать КГБ, решили разойтись. Личный состав получил приказ покинуть здание, опечатав сейфы и двери, остаться на местах лишь начальникам подразделений и заместителям; искать поддержки у московских властей и милиции, оперативную картотеку вывезти на временное хранение за город.

И тут звонок Горбачева:

— Появитесь у меня через полчаса!..

Шебаршин прибыл в Кремль в 14 часов. В приемной сидели Моисеев, Силаев и Бакатин.

Первым вызвали Моисеева. Через полминуты вышел:

— Я больше не заместитель министра обороны и не начальник Генерального штаба.

Пригласили Шебаршина. В комнате, где раньше заседало Политбюро, — Горбачев, Ельцин, главы республик. Горбачев:

— Я назначаю председателем КГБ товарища Бакатина. Отправляйтесь сейчас в комитет и представьте его.

По словам Шебаршина, он испытал такое облегчение, что начал улыбаться:

— Большое спасибо! Сегодня ночью буду спать спокойно.

Горбачев:

— Ну, спать спокойно еще рано.

В дневнике снова скобки, и в них запись: «Пропускаю это мимо ушей и лишь потом начинаю улавливать в этом зловещий оттенок».

В 15 часов Бакатин прибыл на Лубянку. По правую руку усадил Шебаршина. Сделал жест в его сторону:

— Вот и первый заместитель у нас есть..

О себе:

— Я человек не военный. Вот даже воротничок как-то не так застегнут.

И далее:

— Вы, наверное, знаете, что час назад состоялось решение президента СССР и Госсовета о моем назначении председателем КГБ. Кто-нибудь — против? Молчание. Тогда будем считать, что я приступил к своим обязанностям.

«Я попросил собравшихся не поддаваться панике, — вспоминал Бакатин свои первые минуты в председательском кресле на Лубянке, — продолжать работать и вместе с тем провести служебное расследование относительно участия конкретных лиц и подразделений в событиях начала этой недели, не устраивая при этом тотальной чистки. Ответственность должны понести только первые руководители, которые принимали непосредственное участие в подготовке и проведении путча».

О чем говорил еще в своем первом выступлении после назначения на должность председателя КГБ СССР (тезисы по записям Л.В. Шебаршина):

Разведка — это святая святых, на это никто не посягает. Не политизировать, не пугать граждан.

Не нужны общие рассуждения о мохнатой руке империализма. Идеологическая война нас не касается.

Полная департизация. Переход от партийно-государственной к государственной системе. Партий не должно быть ни в одном учреждении. Никаких парткомов.

Самостоятельность отдельных ведомств: погранвойска. Должны профессионалы заниматься своими делами.

Нам обещана защита, чтобы мы могли спокойно реорганизоваться.

Автономность и координация.

Борьбу с коррупцией надо взять на себя, видимо.

М.б., служба антикоррупции?

Войска КГБ: расследование на уровне руководящего состава.

Нужна концепция работы КГБ на республики — информацию каждому президенту.

Уйдет Литва, только лучше будет.

Не втягиваться не в свои дела.

Давать информацию без идеологии.

Наладить инфо для всех президентов.

Заканчивая совещание, сообщил, что в самое ближайшее время встретится с каждым членом коллеги отдельно. Это было последнее заседание коллегии КГБ СССР.