— Впереди будет развилка. Иди налево.

— Где? — выдыхает Кария, ее голос звучит прерывисто и как будто издалека. — Куда она ведет?

Однако не перестает бежать. И не отпускает меня.

— Мимо главных ворот. Мы можем… Я не знаю, — признаюсь я, качая в темноте головой, чувствуя, как ноют напряженные спина и бедра.

Однажды Штейн так глубоко порезал мышцы у меня на ногах, что ему пришлось нанять медсестру для ухода за ранами, чтобы не пошло заражение, и мои мышцы не отделились от кожи. Меня утешало лишь то, что он не привлек для этого нашего семейного врача. Думаю, даже он понимал, что сделает со мной этот доктор.

— Но они не знают дороги.

— Саллен, — шепчет Кария, крепко сжав мою руку.

Я сглатываю сухой комок в горле. Не знаю, притворялась ли Кария, когда в комнату вошел Штейн, или в последнюю минуту решила выбрать меня, но я не вынесу, если правдой окажется последний вариант. Только не сейчас.

Но она продолжает говорить, и у меня внутри все сжимается от ее слов:

— Один из них…они…они воткнули мне шприц. В… грудь.

Блядь.

Кария отстает.

Ее шаги замедляются.

— Прости, — слабым голосом шепчет она. — Прости. Убегай. Пожалуйста, убегай. Оставь меня здесь. Они ничего мне не сделают. Не оставайся ради меня. Пожалуйста, беги.

Я не останавливаюсь.

И не слушаю ее.

Плавным движением я отпускаю ладонь Карии, присаживаюсь на корточки и поднимаю ее. В моих руках ее тело кажется теплым и невесомым.

Она пытается меня оттолкнуть, упираясь ладонью мне в грудь, но я едва это чувствую из-за подействовавшего на нее снотворного, которое предназначалось мне.

Я бегу дальше.

Я опускаю руку ей на голову, нежно прижимая ее щекой к моему плечу, а Кария обхватывает меня ногами. Я слышу шаги, голоса.

Я бегу быстрее, крепко прижимая ее к себе.

Она шепчет мне на ухо мое имя.

— Саллен.

Это та самая мотивация, которая мне необходима, чтобы бежать дальше.

И когда я слышу звук вылетевшей из ствола пули, я не останавливаюсь. Я просто бегу быстрее.

Меня она не задевает.

И Карию тоже.

Еще одна пуля.

У меня бешено колотится сердце.

Кария дрожит в моих объятиях.

— Я отключаюсь, — говорит она, и ее дыхание нежно касается моей кожи. — Прости, что не могу держаться в стороне.

Не знаю, то ли она и впрямь хотела это сказать, толи уже не соображает, что говорит.

— Просто чтобы ты знал, я бы никогда не оставила тебя там, внизу. Я бы никогда тебя… не оставила.

Еще один выстрел. Звук разрывает мои барабанные перепонки, эхом отдаваясь в туннеле.

Но вот уже развилка.

Я сворачиваю влево.

Теперь мы защищены стенами, и ясно, что они нас не видели, свет фонарика не мог пробиться свозь проделанное нами расстояние.

Я молюсь, чтобы они пошли направо.

Чтобы никогда их больше не видеть.

Чтобы я обнимал ее не только этой ночью, хотя и знаю, что эта молитва никогда не будет услышана.

САЛЛЕН

У меня ноет спина; боль сковывает нижнюю часть позвоночника. Я не знаю ее первопричины. Штейн, конечно же, часто устраивал мне медицинские осмотры из-за проблем, которые прямо или косвенно сам и создавал, а нанятый им врач делал мне только… хуже. Но сейчас мне нужно низко наклониться, коснуться ладонями пола, чтобы немного облегчить боль в пояснице. Но я не могу, потому что прижимаю к груди неподвижную Карию. Она под действием снотворного и не в состоянии за меня держаться, поэтому ее руки свисают вдоль моего тела.

У меня затекли плечи и бедра. Я весь взмок и даже в холодном тоннеле чувствую пот под одеждой и перчатками.

Но я сворачивал куда только можно, пытаясь вспомнить, как добраться до дренажного туннеля за воротами отеля, и все это время шел запутанным, извилистым путем, чтобы ни Штейн, ни его охранники не смогли нас обнаружить. Больше не было ни выстрелов, ни шагов, ни проблесков фонарика. Только капающая с низкого потолка вода и снующие вокруг крысы или что похуже.

Я ходил по этому тоннелю всего пару раз и никогда в нем не бегал по причинам, в которых мне стыдно признаться. С моего последнего визита в этот отель прошло более двух лет, и тогда я все еще цеплялся за надежду, что Кария увидит во мне нечто большее.

Я знал, что если убегу, то никогда больше не смогу ее найти.

И я сказал ей чистую правду. Когда я, наконец, набирался смелости, чтобы попытаться оставить эту жизнь позади, боль, которую мне потом приходилось терпеть, была… адской.

Я делаю еще один резкий поворот налево, затем направо, тоннели под этим отелем представляют собой причудливый лабиринт, к созданию которого я не имею никакого отношения. Я мог бы проникнуть в отель № 7 из этого облюбованного привидениями места, но побоялся, что капающая вода и крысиные экскременты сделают меня в глазах Карии абсолютно непрезентабельным.

Крепче сжав ее в объятиях, я немного замедляю шаг. Мои глаза, похоже, начали привыкать к темноте настолько, что мне удается различить тени дверных проемов, и когда я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на лицо Карии, то вижу в полумраке ее светлые пряди.

Ее волосы ниспадают мне на руку и спину, скользят по моей груди. Ее лицо повернуто ко мне, ноги вокруг моей талии.

Одной рукой я обхватываю Карию за спину, другой придерживаю ей голову.

В тишине я медленно опускаю подбородок и прикасаюсь губами к ее носу.

Я чувствую на коже ее дыхание, а под ней свой учащенный пульс.

По телу разливается тепло, не имеющее ничего общего с дорогой и моими утомленными мышцами. Нетвердой рукой я медленно провожу ладонью по спине Карии и, миновав край ее топа, чувствую кости позвоночника.

Мне не следует опускаться ниже.

Она меня спасла.

Наверное, так нельзя.

Но, сидя в кресле, она меня умоляла. Дразнила меня. И мне просто нужно отдохнуть.

Держа в руках Карию, я, спотыкаясь, отступаю и прижимаюсь спиной к мокрой стене. Сквозь толстовку просачивается влага, и у меня по коже бегут мурашки. Я не хочу думать о том, что произойдет после этого. Если мы найдем, где спрятаться, мне придется переодеться, иначе я стану ей противен еще больше, чем сейчас. Смогу ли я там что-нибудь купить? Я не могу вспомнить, когда в последний раз заходил в магазин. И как нам при этом оставаться незаметными? Я не умею водить машину; я приехал сюда на поезде. Знаю, что Кария умеет, но где нам найти автомобиль? У меня в карманах лежат деньги, которые я хранил в импровизированном сейфе, украденном из «Хаунт Мурен», но их недостаточно для покупки тачки. И когда Кария придет в себя, вспомнит ли она все это? Мидазолам это седативное средство, но помимо этого он также ухудшает память. Что, если она подумает, что это я её им накачал? Просто так притащил в этот склеп? Я же в ней усомнился, она так же усомнится во мне. Мы не можем позволить себе доверять друг другу.

«Так зачем тогда мучиться и сохранять то, чего нет?», — шепчет мерзкий голос у меня в голове.

Я скольжу рукой ниже, чувствуя, как при каждом ударе сердца вибрирует мое тело. По краю ее юбки, затем по изгибу попки. Пока…кончики моих пальцев не прижимаются к ее обнаженному бедру.

У нее холодная кожа, нежная и упругая одновременно. Держа Карию, я впиваюсь ей в мышцы и мог бы продвинуться еще на дюйм, к теплу, которое почувствовал, когда в кресле она раздвинула передо мной ноги.

Я откидываю голову назад, капюшон смягчает удар о стену.

Когда она такая, каждая частичка меня хочет взять от нее по максимуму. Кария не может меня остановить, содрогнуться от отвращения или заплакать от того, какой я мерзкий.

Я слегка скольжу пальцами, приближаясь к тем частям ее тела, к которым еще не прикасался. Другой рукой в перчатке я, словно в утешение, слегка массирую ей голову. Я поворачиваюсь и прижимаюсь носом к ее носу.