Он медленно опускает руку ниже, скользя пальцами по косточкам вдоль моих бедер.

На мне ничего нет.

Ничего.

У меня в голове раздаются тревожные сигналы, расползаются по коже мурашками, впиваются в меня когтями и врезаются мне в мозг, но мое тело никак не реагирует. Я пытаюсь открыть глаза, но это бесполезно. Все мои клетки тяжелые, усталые и неподвижные.

— Крысы, змеи и приколотые за крылья бездыханные летучие мыши. Вот что было вокруг меня, когда я тебя видел. Декор моей спальни. Тогда она была неподходящим для тебя местом. Но иногда, когда Штейна не было дома, я себе это представлял. Я брал в руку свой член, закрывал глаза, и появлялась ты. Вставала передо мной на колени. Ждала. Никто никогда не прикасался ко мне так, как я, но в моих мыслях это был не я. И никто никогда не прикасался ко мне… как ты.

— Саллен.

Это выходит неловко. Я вообще не уверена, что произношу это.

Но он касается губами моей кожи, и по груди пробегают мурашки, и, хотя мои груди кажутся полными и тяжелыми, что-то не так.

— Ты бреешься? Ты гладкая? — он прикусывает зубами мочку моего уха, скользя кончиками пальцев по низу моего живота. — Я не этого хочу. Я хочу, чтобы все было так, как есть.

У меня вспыхивают щеки, я не делаю шугаринг, но пользуюсь триммером и теперь гадаю, понравится ему это или нет. Я боюсь думать не о том, о чем нужно, потому что какое это имеет значение, когда я не знаю, что он собирается со мной сделать, и…

«Это всего лишь сон».

Это совершенно ясно, все сразу.

«Это не по-настоящему».

У меня нет времени обдумать эту мысль, поскольку мой сон продолжается, такой яркий и граничащий с ужасом от звука его голоса.

— Разведи колени. Расслабься. Ты как окоченевший труп. Я думал, что дал тебе достаточно…

Затем он целует меня в ухо и опускает руку ниже.

В моем воображении я выгибаю спину и отрываюсь от той мягкой поверхности, на которой лежу, но на самом деле я не двигаюсь, а он скользит своими пальцами по моей лобковой кости.

Но не ниже.

Он дразнит меня.

«Я сплю. Я становлюсь для него влажной».

— Саллен, — снова пытаюсь я, потому что это не по-настоящему. Не было никакого Космо. Меня не приглашали ни на какую встречу. Не было долгих лет мечтаний о дьяволе из Райта. Или, пожалуй, о единственном сыне дьявола. Что похуже отца; он знает все хитрости.

Мои губы опаляет его дыхание. Теперь он нависает надо мной, рисуя большим пальцем круги внизу моего живота. Зеленое освещение меркнет за моими закрытыми веками, вытесненное одним только его присутствием.

— Тебе это не остановить, ты же знаешь. Я так и не смог.

Я понятия не имею, что он имеет в виду, но, кажется, в этих словах заключена целая вселенная горя, скорби и ненависти к себе.

Затем Саллен прижимает всю ладонь к низу моего живота, прямо по центру. Давит сильно, почти до боли, как будто хочет выдавить наружу все мои органы.

— Интересно, что бы мне с этим сделать, — произносит он так, будто я — эксперимент. Не живая личность, а всего лишь тело.

— Саллен.

Сейчас мой пульс учащен, но я все еще не могу ни видеть, ни двигаться, ни кричать. Однако я снова стараюсь выговорить слова.

— Куда ты пропал? — у меня перехватывает дыхание, голос срывается. Я не знаю, ясно ли выражаюсь.

Но он больше не пытается меня раздавить и расслабляет руку.

Я жадно вдыхаю воздух. Пытаюсь пережить этот сон, несмотря на то, что все еще неподвижна.

Затем чувствую, как Саллен отодвигается, как будто выпрямляется, садится, но не убирает руку с моей кожи.

Он молчит.

По утопающей в зеленом цвете комнате разносится тихий гул. Я не знаю, что это такое; как будто включенный на слабую мощность вентилятор. Но с ним я хоть не слышу в ушах биение собственного сердца.

— Саллен?

Я никак не могу перестать это повторять. Это как молитва у меня на устах, надежда для безнадежных, потому что может это и сон, но Саллен Рул всегда недосягаем — и во сне, и наяву.

Однако именно этого момента я так жаждала.

Наедине с ним. С призраком Ричуэл Драйв.

— Пожалуйста, не уходи.

Эти слова срываются с моих губ, как яд, просачиваются между нами, словно тягучий мед, оставаясь без ответа.

Мои плотно сомкнутые веки тяжелеют, за ними нарастает давление, и стыд от моего жалкого отчаяния начинает превращаться в слезы. Становится все труднее помнить, что это всего лишь сон, поскольку он режет мою нервную систему, как скальпель.

«Почему ты так мне нужен?»

Мои родители не злые. Им промывают мозги, и мы подчиняемся прихотям Райта, но ко мне не применяют насилие, со мной хорошо обращаются. Может, не особенно заботятся, но для этого у меня есть Космо, Вон, Айседора и все остальные. На мамины и папины кредитные карточки я могу купить все, что захочу. Я вожу BMV. На моем банковском счете столько нулей, сколько обычному смертному и во сне не снилось.

Подарки.

Наследство.

Я знаю Jimmy Choo, Gucci, Valentino и Burberry как своих самых близких друзей.

«Почему я ищу тебя за каждым углом? Представляю, как твои невидимые руки крутят и терзают мое тело, заставляя меня всматриваться в твою боль».

Вот оно.

Я это чувствую.

«Дай мне выпить это из твоей крови, Саллен Рул».

— Знаешь, со мной кое-что произошло.

Его голос прорывается сквозь мои эйфорические, безумные мысли. Он звучит очень реалистично, и я зачарована.

Я лежу неподвижно, даже когда он убирает с меня руку.

Его прикосновение исчезло.

Я не могу пошевелиться.

Что-либо увидеть.

Снова заговорить.

Но он продолжает, и я пока не терзаюсь его отсутствием.

— Прекрасные ужасы. Они въелись мне в кожу, Кария Вен, — он так произносит мое имя, будто оно священно, его слова полны желания, поклонения.

Расскажи мне все.

Вырви это из своей души.

Что с тобой сделали?

Что-то меняется. Какое-то движение в воздухе. Тень шагов.

Зеленый цвет исчез.

Его место заняла зияющая тьма.

Я дрожу, трепещу и не могу это остановить.

Затем слышится шорох ткани, накрывающей мое обнаженное тело. Порыв воздуха, прикосновение к моей коже восхитительно мягкого материала сначала к груди, потом к животу, бедрам и, в конце концов, наилегчайшее касание ног, ступней.

Я накрыта. Вероятно, это предпохоронный ритуал?

— Хочешь знать, кто это со мной сотворил? — Его голос становится тихим. Надтреснутым, грубым. Искаженным. — Кто мне это сделал?

Я задерживаю дыхание.

Хочу проснуться прямо сейчас.

Все кажется еще хуже оттого, что я лежу здесь неподвижная, никчемная, беспомощная.

«Я хочу проснуться, пожалуйста».

Саллен подходит ближе.

«Я еще не хочу умирать».

Один удар сердца, второй.

Он касается губами моего рта.

Царапает зубами мои губы, неловко, невозмутимо и как-то по-животному в кратком движении яркой боли.

Затем с невнятным, жутким шипением произносит:

— Ты.

Кария,

Я не знаю, почему ты мне пишешь.

Почему тебе нравится мучить нас обоих.

Мне нечего тебе сказать.

Я все время думаю только о тебе.

Я хочу всего лишь укусить тебя до крови.

Всего лишь поместить тебя в стекло, подвергнуть самой жуткой таксидермии.

Всего лишь…

САЛЛЕН

Штейн в отъезде. У нас есть охранники, но при моем приближении они отводят глаза, поскольку знают, что я иду просто прогуляться по улице. Раньше все было по-другому. Раньше они тоже причиняли мне боль. Держали меня, били; у некоторых даже хватало смелости пару раз врезать мне ногой по голове. В итоге я всегда терял сознание, а иногда меня рвало кровью. Мне так и не удавалось выбраться из дома, как бы я ни старался остаться незамеченным.