— Штейн ударил мою мать по голове рукояткой ножа, когда она пыталась помешать ему поджечь мне волосы, чтобы посмотреть, как близко я смогу подпустить огонь к коже головы, не закричав. Тогда он меня связал, и я закрыл глаза, но все это слышал.

Кария становится совершенно неподвижной.

Она не дышит.

Не сопротивляется. Я чувствую, как у линии подбородка бьется ее пульс.

Я наклоняюсь, касаясь носом ее носа.

— Ее крики затихли после нескольких глухих ударов. Когда я набрался храбрости и открыл глаза, она не двигалась. Потом Штейн выстрелил в нее и заявил… — Я убираю ладонь с ее рта, скользя вниз, так, что ее приоткрытых губ теперь касается только мой большой палец. — Ну, знаешь, пойдут слухи.

Кария по-прежнему ничего не говорит.

Не двигается.

Только смотрит на меня, пока я провожу пальцем по ее пухлым губам.

— Продолжай, — тихо шепчу я, все еще крепко сжимая ее лицо. — Спроси меня, что еще тебе хотелось бы знать. Может, ты и мой эксперимент, но известно ли тебе, что я тоже твой эксперимент?

— Она этого не заслужила, — срывающимся голосом произносит Кария. — И ты тоже, Саллен.

— Думаю, я заслужил. Разве ты не видишь себя сейчас?

Я улыбаюсь, демонстрируя оставшиеся у меня зубы.

— Скорее всего, нет, — продолжаю я. — Но ты в моей власти, а этого у меня практически никогда не было. Так что именно этого я и заслуживаю.

— Почему ты исчез? — ровным тоном спрашивает она, как будто меняет тактику и теперь продирается сквозь мои секреты, воспользовавшись предложением. — Два года назад. Почему ты пропал?

Я снова обвожу большим пальцем ее губы и смотрю ей в глаза. Я слегка разжимаю руку на ее челюсти, но не отпускаю.

— Штейн отослал меня прочь.

— Почему? — не унимается Кария, и я чувствую, как при разговоре двигаются ее кости.

Я подумываю о том, чтобы ничего не говорить. Чтобы накачать ее успокоительными. Или освободить. Не знаю, смогу ли я играть в эту игру.

Вместо этого я, как будто что-то меня заставило, отвечаю. Кто еще хоть когда-нибудь спрашивал меня о моей жизни? У кого хоть когда-нибудь хватало смелости об этом узнать?

— У него очень своеобразная… система убеждений. И отчасти это предполагает то, что он должен причинять мне боль, вредить мне, хотя ему это видится по-другому. Штейн считает, что он формирует меня, творит, деконструируя как своего рода…, — я касаюсь своим носом ее носа и говорю ей в губы. — Средство для достижения цели.

Из-за голубых радужек Карии я вижу, как расширяются ее зрачки, но она ничего не говорит, как будто хочет большего. Как будто чего-то ждет.

«Ты глупая, писанная красавица».

Но я никогда раньше не говорил об этом ни с кем другим. И странно, как мне хочется ей исповедоваться. Эту принцессу мне не заполучить.

Не знаю, известно ли ей что-либо из этого, но я совершенно уверен, что никто из остальных детей Райта не испытал того, что я. Насколько я знаю, Штейн странным образом разделял свою работу и личные верования. Возможно, он не хотел делиться с другими секретами бессмертия.

— Когда я подрос и возмужал, он стал более жестоким и пичкал меня всем, что притупило бы мои чувства. Ближе к концу он испугался, что, если я останусь, он убьет меня раньше положенного времени.

Кария моргает, но ничего не говорит.

Я убираю пальцы от ее губ, затем нежно обхватываю обеими руками ее лицо, поглаживая большими пальцами ее скулы.

— Поэтому он отослал меня в дом в горах. «Хаунт Мурен».

Не знаю, почему говорю это вслух. Разглашать наше местоположение запрещено. Все в основном считают, что после того, как Штейн Рул отошел от дел, он покинул страну. Предполагается, что я должен поддерживать эту иллюзию.

Но я не хочу этого делать.

Не с Карией.

Она все равно, возможно, не переживет эту ночь.

Какой смысл в секретах, если в конце концов их зароют вместе с костями или поместят в банки с формалином?

— А теперь? — спрашивает она, ее зрачки расширяются и впиваются мне в глаза. — Теперь, когда Штейн рядом с тобой, он… пытается тебя убить?

У нее дрожит подбородок, я чувствую это своими пальцами.

Мне хочется ее успокоить, сам не знаю почему.

Я наклоняю голову, провожу губами по ее губам, затем резко отстраняюсь, оставив между нами несколько дюймов.

Кария меня жалеет. Она не хочет меня целовать.

Я откашливаюсь, как будто стряхиваю с горла паутину. И все же мой голос звучит неприлично грубо.

— Полагаю, что там, куда он сейчас отправился, ему дадут ответы на вопрос о дате моей смерти. Штейн у предсказателя. Но в последние несколько месяцев он постепенно стал добавлять мне в пищу больше успокоительных. Иногда у меня вылетает по целому дню.

«И я мысленно цепляюсь за твои письма. Живу в созданной тобой мечте».

— Хотя это не совсем покушения на мою жизнь. В любом случае, это неприятно, потому что я был без него полтора года.

— Почему ты тогда не убежал? — быстро спрашивает Кария, вопрос вырывается у нее с губ сам собой. — Почему ты оставался там и ждал его?

В ее словах слышится укор. Это пробирает меня до глубины души.

Я скольжу руками по ее лицу, вниз по горлу и застегнутому на нем ремешку. Затем обхватываю ладонями груди Карии, касаясь большими пальцами ее плоти.

Кария дергается вперед, лязгнув пряжками, но никуда не может деться. Она ничего не может сделать, чтобы мне помешать.

— Я несколько раз пытался сбежать, но Штейн посылал за мной своих самых верных охранников из «Хаунт Мурен». Через некоторое время я понял, что боль, которую мне приходится испытывать после каждого неудачного побега, не стоит очередных попыток. Ну, разве это не чудно? — Я заглядываю ей в глаза, нежно сжимая ее плоть. — Пока тебя трахал Космо, меня избивал Штейн? Странно, не правда ли?

— Можешь прикасаться ко мне, как захочешь, — низким шипящим голосом произносит она. — Но ты ответишь на все мои вопросы.

Я улыбаюсь.

— О, серьезно?

Я провожу большими пальцами по ее твердым соскам, затем ударяю по ним, и мне в награду она снова содрогается, звякнув пряжками.

— А что, если я не отвечу, а? Что ты тогда будешь делать, Кария?

— Когда это началось? — спрашивает она, игнорируя меня. Удивительно, как она расставляет акценты. Я сделал то же самое. — Вероучения твоего… Штейна?

Мне хочется помучить ее молчанием, но опять же, несмотря на то, что Кария пристегнута к креслу, все так, будто пристегнут как раз я. Может, я долгие годы жаждал извергнуть из себя все эти вещи и подсознательно хотел рассказать это именно ей.

— Это было всегда, но незадолго до смерти моей матери стало еще хуже.

Я с трудом сглатываю и провожу пальцами по ее груди, чувствуя, как учащенно бьется ее пульс.

— Он постоянно встречался с какими-то фанатиками; отчасти из-за своей работы, отчасти потому, что… интриги были его хобби. Штейн всегда был беззастенчиво увлечен серийными убийцами. Потом это переросло в нечто большее. В религию, по его глубокому убеждению, открытую лишь избранным. Он действительно думает, что мне несказанно повезло быть его сыном. Что когда я умру — а он меня убьет — я заслужу особое место на небесах, потому он мой бог.

— Он тебя не убьет, — с яростью произносит Кария.

У меня нет сил слушать чепуху.

Я убираю от нее руки и, отступив назад, тянусь за табуретом. Я хватаюсь за мягкое кожаное сиденье, подтягиваю его поближе и, снова сев на него, на мгновение опускаю голову и закрываю глаза.

Я думаю о том, как к ней прикасался Космо.

И Вон.

О том, как она откидывала голову и со стоном произносила их имена.

Как я представлял, что это все для меня. Из своего укрытия или позже, в «Хаунт Мурен», просматривая записи с видеокамер, которыми Штейн напичкал все дома на Ричуэл Драйв. Иногда я думаю, что он сделал это специально, чтобы меня помучить, зная, что я прокрадусь в его комнату наблюдения и буду смотреть, как Кария трясет сиськами, раздвигает ноги и запрокидывает голову, когда в нее с силой входит Вон или Космо.