Я кивнула, потирая виски, которые начинало ломить от боли и тусклого света. Прикрыв глаза, вспомнила себя, юную и доверчивую, считающую, что весь мир будет у моих ног, только постараться…

– У меня денег не было на выпускной. Я пошла подрабатывать в придорожное кафе, на выезде из города было такое "У Артура". Сразу после заправки стояло с правой стороны. Теперь там уже другое…

– Так, отлично, – подбодрил Смирнов.

– Устроилась в конце марта, два месяца отработала. Нам хорошо платили, не обижали…

– Нам?

– Да, кроме меня работали еще девчонки. Даша и Виталина, вроде бы. Честно сказать, уже могу и ошибиться.

Смирнов снова сунул мне в руки фотокарточку пропавшей Ирины Кузьминой.

– А эта девушка?

Я сначала отрицательно покачала головой.

– Нет, ее среди нас не было. Это точно.

Смирнов обречённо вздохнул. За спиной заскрипела деревянная дверь и в кабинет вошел Игнатов. Окинув взглядом не изменившуюся картину, плюхнулся на стул и спросил куда-то в стену:

– Может, на сегодня достаточно, начальник? Женя устала, да и вам, наверное, домой пора. Мы можем пожить в городе несколько дней, придем завтра. Если удобно, конечно…

Смирнов устало кивнул, с сожалением посмотрев на пустую тарелку из-под бутербродов:

– Давайте так. Сейчас по домам. Если вы, Евгения Викторовна, что-то вдруг вспомните, звоните в любое время суток. А я, пожалуй, съезжу перекушу, а потом на дежурство. Мне сегодня в ночь ещё…

Денис тут же встал, и я послушно потянулась за ним.

– Спасибо…

– Женя, – окликнул меня Смирнов, – не расстраивайтесь! Память обязательно подкинет что-нибудь. Просто на это, возможно, требуется больше времени.

Я кивнула.

Смирнов проводил нас на выход. С Игнатовым обменялся крепким рукопожатием. Через пару минут к воротам подъехало такси. Мы сели в теплый салон. Игнатов на переднее сиденье, а я позади. Его желание держать дистанцию ранило, но я его понимала. Откинувшись на спинку, наблюдала за мелькающими в окне разноцветными огнями большого города.

Рано я доверилась и поверила в то, что нужна ему. Да, нужна, но только как еще одно средство для достижения личной цели. Денис ненавидит Плотникова и каждый день помнит о том, что сотворил этот гаденыш со своими дружками. Он живет этой ненавистью, этой жаждой мести. Любви и каким-то светлым чувствам, увы, здесь совершенно не место. Обидно и горько, но я, ведь сама виновата. Знала, на что иду. И верила ему, вопреки доводам разума…

36

Такси нас быстро доставило до дома. Денис вышел первым и приоткрыл мою дверь, но руки не подал. Он сразу отошел от машины, сел на лавочку и закурил. Ежась от промозглого осеннего ветра, я озиралась по сторонам, пытаясь рассмотреть очертания незнакомого двора в темноте. Потом принялась считать все светлые окошечки в доме напротив. Хоть чем-то себя занять, чтобы сгладить это неприятное затянувшееся молчание.

Денис, докуривая сигарету, похлопал себя по карманам в поисках ключей.

– Пойдем, – коротко бросил он, снова обдав холодом. Только, в отличии от осеннего ветра, этот сковывал душу.

Я, обессиленная и измученная морально, поплелась за ним.

Как только мы зашли в квартиру, Игнатов бросил ключи на тумбочку, порылся в ящике и достал оттуда наличные.

– Я уезжаю. Побудешь пока одна. Еду можешь заказать, любые продукты из магазина. На журнальном столике каталог, посмотришь. Меня не жди, ложись спать.

Он отвернулся и взялся за ручку двери.

– Денис! – поспешно окликнула я его. – Прости…

– Не надо, – обрубил он мои извинения на корню и захлопнул дверь.

Я устало опустилась на пуфик, стащила с головы порядком надоевший за день парик, уткнулась в него на секунду. Едко защипало в носу, хотелось разреветься. Да какой там разреветься, кричать хотелось до одури, но не поможет. Что бы ни говорил Денис, я все равно причастна ко всему, что творил мой муженек, прикрываясь деньгами своего папаши. И ненависть, она не делит ситуацию на части, не отделяет зерна от плевел. Игнатов сейчас ненавидит всех, всю эту грязь и систему в целом. Ну а то, что я случайно затесалась там, не имеет особого значения. Если нет надежды на справедливость, то какой смысл оправдывать мое существование? Я уверена, он тысячу раз пожалел, что связался со мной. Зачем я ему? Теперь – только обуза.

Я прошла сразу в спальню, скинула с себя вещи и пошла в душ нагишом. Отчего-то чувствовала, что Денис уже не вернется. Взгляд, которым он окинул меня напоследок, говорил о многом. Он разочарован, особенно мной.

Горячая вода врезается струями в кожу, мышцы отпускает, напряжение понемногу уходит. Но кажется, всю ту грязь в которую я окунулась, все равно не смыть. Хоть Смирнов старался и не показывать мне самые ужасные снимки, но я их видела мельком. А те девушки, женщины. Живы ли они еще? Если хоть на секунду представить, что во всем этом замешан Виталик, то становится особенно мерзко. Сначала он творил эти ужасные вещи, а потом шел домой, на работу, общался с людьми…

Какой же он на самом деле страшный человек. Да и человек ли?

Мысли об убитых преследовали снова и снова. Я улеглась в постель, но меня трясло так, будто я оказалась совершенно раздетой зимой на улице. Проверила балкон и все форточки – закрыто. Залезла в шифоньер и достала оттуда огромный теплый плед. В совокупности с одеялом мне удалось кое-как согреться и впасть в сонное состояние. Но полноценным сном это сложно было назвать. Мелькали лица, обрывки разговоров и истеричный смех Плотникова. Проснулась в поту. Руки тряслись как у хорошего забулдыги.

За окном сквозь шторы уже пробивался рассвет. Я окинула скомканные одеяла, накинула огромный мужской халат и ушла на кухню, ждать Дениса. Отрицать, что этот человек нужен мне как воздух, уже бесполезно. Только с ним я чувствую себя в безопасности.

37

Игнатов.

Злоба душила, раздирала на куски нутро. С каждым часом надежда умирала все больше и больше. Женя так ничего толкового и не рассказала, ну а отчеты моей команды тоже были неутешительные. Плотников старший провел собрание и пообещал огромную премию работягам, его сынок с утра до вечера занимался благотворительностью, засвечивая свое добродушное лицо на каждом углу.

Они играли так, словно все те обвинения, что были выдвинуты против них за неделю, ничего не стоили. Пал Саныч тоже заметно нервничал и призывал действовать более решительно. Но без доказательств это все равно была бы пустая трата времени.

К вечеру, когда уже полностью извел себя морально, позвонила Наташина мать. Увидел ее имя на экране и вышел в коридор, чтобы поговорить. Взглядом, которым проводила меня Женька, можно было остановить сердце. Сколько боли и отчаяния в нем…

Знаю, милая моя девочка, знаю. Я и сам сгораю в том же огне. Мне, как и тебе, помочь практически некому. У каждого из верхушки свой интерес, и помогают они до тех пор, пока уверены, что им обломится приличный куш. Я слишком хорошо их всех выучил, когда подбирался поближе. Пока вынашивал план мести и обрастал нужными связями, пока искал пути, по которым можно было подобраться к Плотниковым и отомстить чужими руками…

Валентина Андреевна, услышав мой голос, без предисловий и обиняков тихо произнесла:

– Денис, приезжай. Времени совсем осталось мало…

Она положила трубку. Я еще долго смотрел на потухший экран, чувствуя, как в голове тягучим киселем разливается кипяток. Осел там же, в коридоре, у стенки на пол. Прижимаясь затылком к прохладной бетонной стене, ощущал, как безвозвратно уходит время. Каждая минута звучала в душе реквиемом.

Пять лет без надежды на лучшее. Пять лет в агонии.

Она уходит… а я так и не сумел за нее отомстить.

Трус. Ничтожество. Не смог отстоять справедливость за свою жену! Зато за чужую ухватился, как утопающий. И ладно бы просто баба, а то ведь его женщина. Оправдывает ее лишь то, что она такая же жертва Плотниковского произвола. Но только бить за нее будут больнее…