Игнатов выдохнул, сжал мои бедра до боли, приводя в чувство.

– Жень, посмотри на меня.

Дождался, когда я послушно взглянула в его покрасневшие глаза, и только потом продолжил:

– Я ещё раз повторяю, не смей себя винить! Не смей. Ты не имеешь никакого отношения к его преступлениям.

Кивнула, хотя так все еще не считала. А потом перевела разговор:

– Я так понимаю, что его версия была наиболее правдоподобной, да?

– Да, и я ничего не смог доказать. Деньги и власть Плотниковых сделали свое дело. Папаша влез везде, где только можно. За сына он готов был отдать чуть ли не все состояние. Поэтому я тогда решил, что разберусь сам. Пусть не сразу, но все равно найду те ниточки, за которые можно будет притянуть их обоих к правосудию.

– А Наташа?

– Она так и не оправилась. Первые полгода перенесла четыре операции, потом вроде все пошло на улучшение, и она даже начала разговаривать, брать руками предметы. Но год назад ее состояние резко ухудшилось. А в последние три месяца она под сильнейшими препаратами. Из больницы мы ее забрали. Мать и две сиделки ухаживают за ней, постоянно наблюдает врач. Просто все это бесполезно. Ее мучения длятся столько времени, что я сам уже сожалею, что в нашей стране не разрешена эвтаназия. Позавчера был криз, ее снова увезли в больницу. Сказали, это последние ее дни. Она уже не приходит в себя и навряд ли придёт.

Мой порыв был очевиден. Я прижалась к Денису и крепко его обняла, успокаивая, точно также как и он делал это несколько минут назад. Ужас, который пришлось им всем пережить, просто не помещался в сознании. И мои семейные горести, и жестокое обращение мужа просто меркли перед всем остальным.

Объятия были крепкими и какими-то болезненными, словно мы снова стояли на краю пропасти и не давали друг другу упасть.

Мы молчали, разделяя боль, поддерживали друг друга морально, надеясь на лучшее. А лучшим для нас сейчас было лишь удачное завершение задуманного.

Жалость к себе отошла на второй план. Мысли роились в голове, формируя четкую последовательность. Разрозненные осколки информации, случайные фразы, все то, что могло хоть как-то помочь, теперь приобретало особый смысл.

– Денис, возьмите меня в свою группу. Я знаю, наверное, много. Все же он таскал меня на деловые встречи, да и какие-то разговоры с родителями я слышала. Для меня это пустые звуки, но для вас любая зацепка будет полезной. Пойми, не могу стоять в стороне и просто ждать. Я согласна рассказать все, что знаю. Только задавайте вопросы…

Игнатов замер, потом повернул голову и с нежностью посмотрел на меня.

– Женя, ты сокровище, знаешь это?

Его поцелуй был нежным и исцеляющим. Но не последним. Желание вспыхнуло моментально, унося нас в пучину страсти. Я, схватив его за волосы, прижалась сильнее к мощному мужскому телу, боясь расстаться даже на секунду, желая срастись каждой клеточкой.

Денис снова поднял меня на руки и отнес в спальню. Нежность, которую он дарил, разрушала последний лед в моем сердце. И я отвечала тем же, надеясь, что мрак, скопившийся, в его душе, постепенно рассеется.

33

Денис спал, а я просто лежала рядом, любовалась им, дышала им. Боялась спугнуть терзающими душу страхами

то хрупкое, что зарождалось между нами. Имела ли я право на счастье, на эти чувства, когда стою обеими ногами на осколках чужой жизни, которую так легко разрушили мои муж и свекр.

Плотниковы всегда имели много денег, власти, вседозволенности. Да, возможно кто-то есть богаче и круче, но такой ли бескровной будет эта битва? Страшнее всего, что теперь я в самой гуще событий и, как бы не уговаривал меня Денис, я причастна. Косвенно, но виновна. Невозможно залезть в грязь и не испачкаться. И больше всего мне хотелось смыть с себя эту грязь, смыть каждое прикосновение моего мужа, содрать вместе с кожей.

Болело внутри, все, до единого органа. Но вряд ли мои чувства можно было даже сравнить с тем, что творилось в душе Игнатова, в душе родителей Наташи. Плотниковы ведь не просто убивали ни в чем неповинных людей. Они убивали семьями, потому что убивали веру в справедливость, в саму жизнь.

Я же оправдывала себя лишь одним – теперь моей целью, как и целью Дениса, было разрушить это осиное гнездо. Разворошить и сжечь дотла. Не просто наставить рога этому чудовищу, а сломать его так же жестоко, как он ломал чужие жизни.

Мне не спалось. Возможно, сказалось волнение, возможно то, что успела отдохнуть в дороге. Тихонько выскользнула из кровати, вместо халата укуталась в покрывало и ушла на кухню.

Еда так и осталась нетронутой. Выливать было жалко, и я все поставила обратно в холодильник прямо в тарелках. Согрела чайник, нашла зеленый чай в пакетиках, заварила для себя в большой кружке.

Не знаю, сколько просидела на кухне. Думала, вспоминала, пыталась понять, как действовать дальше, и чем я могу быть полезна в нашем теперь уже общем деле. Соединяла то, что раньше казалось неважным: имена, связи, встречи. Цеплялась за каждое вскользь услышанное слово. Поворачивала, как кинопленку, события прошлых лет. Я была уверена, что при правильном обращении эта информация будет полезной. Любая зацепка или маленький кусочек станет решающим пазлом в огромной картине событий. И тогда, я на это очень надеялась, несокрушимое царство Плотниковых будет повержено.

Когда за окном начал вступать в свои права рассвет, проснулся Денис. Сонный и помятый, но какой-то родной и уже обожаемый, пришел на кухню. Увидел меня, облегченно вздохнул, взъерошил свои волосы и хрипло проговорил:

– Жень… Я тебя потерял.

Простые слова, от которых в груди стало сразу теплее.

– Не спалось, – улыбнулась, оставила остывший недопитый чай и скользнула к нему в объятия.

Игнатов тут же просунул руки под покрывало и прошептал на ухо:

– Мне кажется, утром сидеть одной совершенно ни к чему. Ты замерзла. И я знаю, как тебя согреть.

– Согрей, – улыбнулась и через секунду оказалась у него на руках. Обвила его шею руками, нежно поцеловала. Где-то на задворках сознания моя совесть кричала, что так нельзя и даже на эту нежность и утро в постели Игнатова я не имею права. Но совсем другое чувство подсказывало, что завтра все может измениться настолько, что я пожалею об упущенном времени и возможностях. Поэтому вопреки всему свою толику радости я упускать не собиралась.

Игнатов договорился о встрече на полдень. Утром он приводил себя в порядок, потом был поздний и очень плотный завтрак, а потом мое преображение.

Сегодня я должна выйти в город, где будут искать мое отражение сотни камер. Поэтому макияж очень плотный, меняющий лицо до неузнаваемости. Белый парик. Простая неброская одежда: джинсы, рубашка и куртка. В последний момент Денис вытаскивает из ящика упакованные новые солнцезащитные очки. Руки дрожат, когда я их примеряю. Но засовываю свои принципы подальше. Ей они уже не понадобятся. А мне в самый раз. Тем более, что моя месть, это и твоя месть, Наташа.

– Куда мы едем, – спрашиваю Игнатова, садясь в машину.

– Мы не поедем в центр города, губернатор пригласил нас к себе домой. Пообедаем и поговорим.

От его слов я напряглась. Совсем по-другому мне все представлялось. Но выбирать не приходится. Ехали мы совсем недолго.

Город совсем поглотил когда-то бывший загородным небольшой коттеджный поселок, оставил его бельмом на глазу среди новеньких многоэтажек и многополосных дорог. Зато вокруг красивеньких домиков разбили скверы и, чтобы обезопасить себя от лишних посетителей, наставили шлагбаумов и сторожек с военизированной охраной. В целом сразу было понятно, что здесь живут не простые горожане, а сильные мира сего. Этакий оазис для избранных. Дом губернатора находился в центре поселка. Ни много ни мало представлял из себя трехэтажный замок с башнями, колоннами и огромными панорамными окнами на первом этаже. Этакая несуразная смесь стилей сначала настораживала, а потом вызывала неподдельный интерес: что же там внутри?