Мирон решил зайти с другой стороны. Матери все рассказал, точно зная, что та бросит все дела и отправится ко мне для разговора. Скорее всего, все семейство уже в курсе.

— Валентина Андреевна… — выдыхаю обреченно, смотря на лицо женщины, которая вот-вот разревется.

Уверена, что сейчас посыплются обвинения. Да как я могла и тому подобное. И как мать, я смогу ее понять. А вот она меня вряд ли когда-нибудь поймет.

— Лиля… Лилечка… — направляется ко мне женщина. — Как же так…

Упираю руки в матрас и поднимаюсь выше на постели.

— Здравствуйте… — накрываю одеялом живот. — Присаживайтесь. Вон там у стены стул, — указываю рукой, и женщина идет взять его. Ставит его вплотную к кровати и садится.

С полминуты женщина просто смотрит на меня с грустью, пустым взглядом.

— Ты не собиралась нам говорить, да? — вдруг тихо спрашивает она.

— Валентина…

— Просто скажи правду.

— Вы знаете ответ.

Я буду говорить ей только правду.

— Но как же так…

— Вы правда не понимаете?

— Нет, дорогая, не понимаю, — качает головой женщина. — Ты чуть не лишила меня внука или внучки… Я могла никогда не узнать, не увидеть ее… — роняет слезы. — Как так можно...

Ох, сил мне…

Она никогда меня не поймет. Просто не способна. Но я должна держаться спокойной несмотря ни на что.

— Он вернулся в столицу и рассказал вам?

Ясное дело, что он рассказал. Просто я хочу знать, уехал ли он отсюда.

— Да, он вернулся. Приехал к нам домой… А потом такое нам устроил…

— Что устроил? — часто моргаю.

— Мы с мужем сидели на диване в гостиной, а Лана напротив в кресле. Мирон появился неожиданно, ни полслова не сказал нам, когда мы с ним поздоровались, сразу в сторону Ланы направился. Она аж вся в кресло вжалась от страха. А потом он схватил ее за волосы и поволок на выход. Она кричала, упала на колени, но он все равно продолжал ее тащить... Прямо по полу... — плачет женщина. — Отец пытался его остановить, но Мирон лишь грубо оттолкнул его. Потребовал не вмешиваться. Он никогда… никогда так себя не вел… Таким жестоким был...

Тяжело сглатываю от представления этой сцены. Хотя и не могу отрицать, что есть в ней и приятное для меня.

Интересно, чем все закончилось...

— И… что потом было?

— Это правда, что Лана знала о твоей беременности? Мирон ее в этом обвинил. Она начала отрицать, и от этого он еще больше злился. К счастью, Богдан вовремя к нам заехал. Кое-как его унял. Так это правда или нет?

Сначала я просто едва заметно киваю, а потом выдыхаю:

— Да…

— А то, что она шантажировала тебя? Заставляла уехать из города?

— Я по своей воле уехала. Но да, она шантажировала меня. Приходила ко мне спустя несколько недель после развода. Даже деньги предлагала.

— Но… почему?! Вы же так дружили. Я думала, что вы нравитесь друг другу. Но тогда в больнице я заметила, что между вами что-то не так… Что же случилось? Почему Лана не хотела, чтобы Мирон и все мы знали о малыше?

А на это счет, значит, Мирон не пролил свет. Нет, я понимаю, почему этого не сделала Лана. Но он...

Придется, значит, мне это сделать. Не вижу нужды хранить их секреты.

— Потому что она влюблена в него.

Валентина Андреевна слегка дергается, потом присматривается ко мне.

— Не понимаю тебя, Лиля. Кто в кого влюблен?..

— Лана в Мирона.

Женщина распахивает глаза шире, на ее лице застывает скептическая гримаса.

Конечно, ей сложно в такое поверить. Она эту девочку своей дочерью видит. Считает частью семьи.

— Что ты такое… говоришь, Лиля? Как…

— Она сама мне призналась. Еще когда мы с Мироном были женаты. Сам он о ее чувствах еще раньше узнал. Спросите его.

— Не может быть…

— Я не собираюсь вас убеждать. Просто сделайте выводы. Вы сами говорили, что у Светланы какое-то странное отношение к Мирону. Так это на фоне чувств, которые Мирон отверг.

— И правильно сделал! — чуть ли не вскрикивает бывшая свекровь. — Это что еще такое… Что она себе придумала… — бегает глазами женщина, задыхаясь от возмущения. — Он ее брат…

— Не биологический.

— Это не важно, Лиля.

— Да мне все равно, — отрицательно качаю головой и отвожу взгляд в окно. — Сами разбирайтесь. Я не хочу в этом участвовать.

— Да, конечно, я понимаю… Я сама разберусь с Ланой. Давай лучше поговорим о тебе…

— А что обо мне, Валентина Андреевна? У меня все хорошо. Особенно все отлично было до внезапного появления вашего сына.

— Ну не надо так, милая…

— Надо, Валентина Андреевна, надо… Я так решила. Не думайте, что своим появлением или слезами вы что-то измените.

— Мирон ни за что бы с тобой на развелся, знай, что ты в положении.

— Так вы обвинить меня пришли?

— Нет. Просто ты поступила глупо…

— Было бы глупо оставаться с ним из-за ребенка, Валентина Андреевна. Не пытайтесь меня оправдать. Это был мой сознательный выбор. И от того, что Мирон вдруг внезапно появился — ничего не изменится.

— Хочешь, чтобы ребенок рос без отца? — спрашивает женщина и сжимает губы в тонкую линию.

— Хочу, чтобы мой ребенок рос в нормальной атмосфере. Прокормить, одеть и выучить — я сама смогу. Мне ничего от вас не надо.

— Да что с тобой такое, Лиля? Как ты не понимаешь…

— Чего я не понимаю? Ну, скажите.

— Так нельзя…

— Я больше не стану приносить себя в жертву.

— Никто тебя и не просит приносить себя в жертву. Ты же так любила Мирона… — разводит руки по сторонам женщина. Это ее любимый аргумент. — Такая любовь просто не проходит. Мирон, вот увидишь, изменится к лучшему. Ребенок все меняет. Я тебя уже говорила. Так и будет. Поверь женщине, которая сама через это проходила. Дай Мирону шанс. Прошу тебя…

Я все это уже слышала. Она повторяет свои слова. Хорошо их помню.

— Валентина Андреевна…

— Нет, я не прошу тебя, Лиля… Я умоляю.

— Умоляете снова стать спасением для вашего сына?

— Я хочу, чтобы и ты спаслась. Ты должна понимать, что будет лучше если…

— Я уже спаслась, Валентина Андреевна. Предложение вашего сына развестись… — поджимаю губы, — было лучшим из всех, что он мне делал. Наш брак был ошибкой. Я это не так давно признала, но это так.

— Может быть и так, — нехотя кивает женщина. — Но теперь все изменилось. Этот ребенок… Он… — слов не находит. — Он помирит вас.

— А я с вашим сыном не ссорилась. Наш развод состоялся не из каких-то там разногласий. Дело всегда было в том, что Мирон никогда не любил меня и не верил мне.

— А ты взгляни под другим углом. Если он…

— Это он вас прислал меня уговорить? — прищуриваюсь.

Это же куда проще — родню свою на меня натравить. Их там не мало.

— Нет, — произносит женщина. — Я услышала его разговор с Богданом. Он даже не знает, что я здесь. Ну, может в этот час уже и знает. У самого у него какие-то дела сейчас… Но он явно собирается к тебе обратно. Я приехала лишь побеседовать с тобой.

— Хорошо… — выдыхаю, кивая. — Ну вот, вы побеседовали. Только я своего решения не изменю. Я с Мироном жить не буду. Не из-за чувств к нему, которых давно нет, не из-за ребенка.

Мне по-настоящему тяжело держаться холодной, но я понимаю, что так нужно. Валентина Андреевна до сих пор видела во мне себя, женщину, которая изо всех сил вцепилась в мужчину, которого любит. Она, как я успела догадаться, шла на любые унижения. И до сих пор идет. В ней ничего не сломалось. А вот во мне сломалось. Прежней уже не смогу быть, даже если захочу. Я не расклеюсь и не стану допускать мыслей, что с Мироном мне и моей девочке будет лучше. Не будет.

— Не думала, что ты такая эгоистичная, Лиля. Ты на такую не похожа… Ты всегда казалась мне такой… такой сильной.

— Неправда. Такой я точно не казалась.

— Нет, ты была именно такой в моих глазах. Ты улыбалась даже тогда, когда все было плохо. Я помню тебя в первые месяцы брака с моим сыном…