«Она нравится мне такой, какая она есть».

«Ладно, ты принимаешь решения».

И Томми поморщился, как будто его выбор слов мог натолкнуть человека в черном на определенные мысли.

«Ты послал Топтуна и его мальчика с битой за Хэнноном. Почему?»

Секундное колебание, закончившееся выстрелом из «Беретты».

«Это частная сделка», — сказал гангстер. «Внешний контракт».

«Кто покупатель?»

«Я не знаю».

Солдат нахмурился и устало вздохнул.

«Прощай, Томми».

«Нет, подожди!»

Болан опустил дуло автомата на долю дюйма.

«Зачем мне это?»

«Все, что у меня есть, — это кодовое имя. Что-нибудь для телефона, понимаешь?»

«Ты принимаешь ставки от незнакомцев, Томми?» Болан не пытался скрыть своего скептицизма.

«Ну, мы занимались кое-какими другими делами… То-то и то-то».

Не нужно настаивать на подробностях. То и это, возможно, наркотики, которыми Томми торгует.

— Кодовое название, — подсказал Болан.

«А? О, да… его зовут Хосе 99». Слабая попытка рассмеяться. «Клянусь тебе, это все имя, которое я знаю. Эти латиноамериканцы…»

«Как ты с ним связываешься?»

«Он связывается со мной. Как в этот раз… говорит, что какой-то частный детектив вмешивается в его действия. Хочет знать, могу ли я это исправить».

Палач ничего не сказал. Его ледяной взгляд, пустой взгляд «Беретты» развязал язык бандиту.

«Я сказал ему, что позабочусь об этом, хорошо? Мы помогаем друг другу… одна рука моет другую».

Верно. Но никакое количество скребков не могло стереть пятно крови.

«Контракт расторгнут», — сказал Болан своему обнаженному пленнику. «Стомпер не вернется домой».

«Ладно, чувак. Как скажешь».

Слишком быстро. Слишком просто.

Томми Дрейк уловил проблеск дневного света. Он бежал навстречу. Болан крепко держал поводья.

«У тебя белый флаг, Томми. Отсрочка приговора. Если я узнаю, что ты солгал мне…»

«Эй, чувак, я бы не стал тебя просвещать».

Человек в черном отпустил своего пленника и попятился, выставив из-за пояса изящный автомат «Беретта».

«Будь умнее», — предостерег он. «Тебе есть что терять».

И он был на полпути к балкону, когда Томми потерял все это.

Мафиози собрался с духом, встал на ноги и вскочил с кровати. Он перепрыгнул через распростертую женщину, спрыгнул с матраса и рванулся к ближайшей тумбочке. Болан позволил ему добраться туда, наблюдал, как он возится с богато украшенным ящиком и шарит внутри; он увидел блеск хрома, когда Томми нашел свое оружие.

Достаточно далеко.

93-R пролетел через спальню, фиксируя прицел. Спусковой крючок поддался постоянному, мягкому нажатию указательного пальца, и 9-миллиметровый «парабеллум» закрыл пространство между ними.

Томми споткнулся, тяжело сел, и из дырки рядом с кадыком потекла алая кровь. Он безуспешно пытался заговорить, от усилий на его губах появились багровые пузыри, а по груди потекли кровавые ручейки. Солдат всадил еще одну пулю между остекленевших глаз и отшвырнул его тело назад, за пределы кадра.

Девушка стояла на коленях и смотрела на кровавую бойню. Она наконец оторвала взгляд от того, что осталось от Томми Дрейка, и сосредоточилась на Маке Болане. Что-то было в ее глазах, скрывающееся за шоком и страхом, но у Болана не было времени изучать это.

«Одевайся и убирайся отсюда», — сказал он. «Вечеринка окончена».

И он оставил ее на произвол судьбы, уйдя тем же путем, каким пришел. Палача было мало. Теперь каждый был сам за себя — каждый человек.

Его дела в эстансии Дрейков были закончены, верно, но он не был полностью откровенен с этой женщиной. Томми Дрейк ушел, но вечеринка в Майами еще не закончилась. Ни в коем случае.

Нутром солдат понимал, что это только начало.

Майами — такой же кубинский мегаполис, как и американский. Более двадцати лет сердце города было испаноязычным, пульсирующим в латиноамериканском ритме, переполненным беженцами революции Кастро. Более восьмисот тысяч из них прибыли с Нового 1959 года — даты окончательного триумфа Кастро в Гаване.

Их приезд безвозвратно преобразил Майами, хорошо это или плохо. Пригороды Хайалиа и Корал Гейблз почти за одну ночь превратились в испаноговорящие анклавы, но живая сердцевина кубинской жизни сосредоточена в самом Майами, в районе, известном как Маленькая Гавана.

Зажатый между центром Майами на востоке и Корал Гейблз на западе, с северной границей Флэглер-стрит и южной демаркационной линией на Юго-западной 22-й улице, этот район представляет собой кусочек Кубы, физически перенесенный в штаты.

Рекламные щиты там, как правило, на испанском, но магазины с англоязычными вывесками усеивают бульвары. Центральной артерией района является Юго-западная 8-я улица, текущая в одну сторону на восток, более чем в тридцати кварталах от магазинов и уличных кафе, тележек и угловых фруктовых киосков. Местные жители называют главную улицу драг-стрит Золотой, но золото давно потускнело; среди блеска виднеется грязь.

Ледяные ветры перемен обрушились на Кубинскую Флориду после визита Болана в начале его войны с мафией и снова несколько лет спустя, и многое из того, что было приличным, теплым, романтичным, было уничтожено взрывом. По иронии судьбы, эпидемия возникла из-за той же любви к свободе, которая в первую очередь привела кубинцев в Майами.

В апреле 1980 года полдюжины диссидентов искали убежища в перуанском посольстве в Гаване. Когда сотрудники посольства не захотели их выдать, Кастро принял ответные меры, отозвав всех своих часовых с территории комплекса. В течение двух дней около семи тысяч кубинцев блокировали посольство, пытаясь спастись от железной власти коммунизма.

Превратив конфуз в пропагандистское оружие, Кастро публично объявил, что любой, кто недоволен Кубой, может свободно покинуть ее. Он открыл порт Мариэль для лозунговой «флотилии свободы», базирующейся в Южной Флориде. Изгнанники из Майами стекались в Мариэль, пытаясь забрать своих родственников и друзей, но пока они закупоривали портвейн, кубинский лидер ждал, чтобы раскрыть свою закрытую карту.

Каждое судно, покидавшее Мариэль с беженцами на борту, было вынуждено перевозить нескольких пассажиров, отобранных кубинским правительством для депортации в Америку. Поскольку во Флориду прибывали новые лица со скоростью четырех тысяч человек в день — к середине июня того же года их было более ста двадцати тысяч, — вскоре стало очевидно, что Кастро очищает свои тюрьмы и приюты, избавляя Кубу от нежелательных лиц, отправляя их напрямую в Соединенные Штаты. Если нужны были доказательства, статистика ясно давала понять: в течение нескольких месяцев после кражи лодок уровень крупных преступлений в Гаване снизился на тридцать три процента, в то время как в столичном Майами произошел соответствующий скачок числа тяжких преступлений.