«А. Значит, в этом нет необходимости. Gracias, amigo.»

«Добро пожаловать».

Они сидели в совмещенной столовой и кухне арендованного бунгало в Опа-лока, пригороде Майами. Это было в пяти минутах езды от аэропорта Опа-лока и довольно далеко от Маленькой Гаваны. И Болан знал, что именно там будет сосредоточен основной пыл предстоящих поисков Торо. Если повезет, охота пройдет мимо них полностью.

Не то чтобы Болан или кубинец планировали прятаться, пока вокруг них идут поиски. Далеко не так.

Они задержались на арендованной конспиративной квартире ровно настолько, чтобы согласовать план действий.

В Майами еще предстояла работа, и, прежде чем приступить к ней, Болану нужна была информация.

«Вы упомянули о предполагаемой распродаже в вашей группе».

Торо поднял взгляд от своей кофейной чашки, нахмурившись. Он колебался, а когда заговорил, его голос был торжествен.

«Я разберусь с ним сам».

«Я понимаю твои чувства».

Торо поднял бровь.

«А ты?»

Болан кивнул.

«Малодушные… предатели… они вредят всем нам».

Он не говорил об Эйприл Роуз или о кроте, который сделал все, что было в его силах, чтобы сорвать программу Болана «Феникс». Хорошие жизни идут насмарку и меняются, возвращая Болану хладнокровие и возвращая его имя, его одинокую войну.

Кубинец был поглощен личными мыслями, собственными мрачными воспоминаниями, но голос Болана прорезал туман.

«Мне нужна ваша помощь», — сказал он. «Если это связано, я не могу позволить себе стрелять вслепую».

Еще одно колебание, затем Торо, наконец, кивнул.

«Рауль Орнелас». Он произнес это имя так, словно оно оставило кислый привкус у него на языке. «Моя правая рука. Mi hermano.» В его голосе слышалось отвращение. «Ты знаешь, что я работал с Альфой 66?»

Болан кивнул. Компьютерные файлы «Каменного человека» содержали его в курсе множества военизированных группировок, их персонала — всего, что имело отношение к тайной войне с терроризмом. Пока это продолжалось, он следил за продвижением Торо по кубинскому подполью в изгнании, испытал облегчение, когда тот присоединился к умеренной фракции, видел, как он поднялся на руководящую должность, помогая направлять энергию солдат, которые в противном случае могли бы сойти с ума.

«Рауль, он не был удовлетворен. Больше действий… всегда больше. Он обвиняет ваше правительство во всех наших проблемах. ФБР или ЦРУ, они все одинаковы от Кастро до Рауля».

Кубинец допил свой кофе, затем встал, чтобы снова наполнить свою кружку.

«Мы поссорились из-за политики. Я узнал, что Рауль действовал независимо, вербуя других. Бомбят то здесь, то там… ему все равно».

«Он бросил тебе вызов?»

Глаза кубинца сверкнули в ответ.

«Я вышвырнул его». Внезапная улыбка была почти задумчивой. «Бесполезно. Мужчине всегда есть куда пойти».

«Орнелас тебя подставил?»

Небрежное пожатие плечами.

«Рауль или один из его солдат», — ответил Торо. «Перед судом он уже встречается с моими людьми, напоминает им, что они не могут доверять правительству, и приглашает их присоединиться к нему».

Болан ясно увидел картину, все уродливые фрагменты встали на свои места.

«Вы знаете EAC — изгнанников против Кастро?»

«Да».

Палач был слишком хорошо знаком с движением отколовшихся изгнанников. Известная правоохранительным органам с 1975 года, EAC была численно крошечной группировкой — публично было идентифицировано менее ста закоренелых членов, — но она оказывала влияние, несоизмеримое со своей численностью.

EAC заручился поддержкой ведущих членов антикастровского блока. Успешные бизнесмены-изгнанники поддерживали партизан деньгами, оружием, своевременным словом в определенных кругах.

И за свои усилия они получили действие, верно.

Солдаты EAC были связаны со взрывами от Майами до Манхэттена, случайными актами насилия и запугивания. Они были неразборчивы в выборе целей: федеральные, государственные или местные офисы; дома и предприятия представителей оппозиции; иностранные посольства и авиакомпании. Голоса, поднявшиеся против террора, были заглушены бомбой или пулей снайпера, и EAC получила мрачное признание как самая жестокая, самая скрытная фракция расколовшегося движения кубинских эмигрантов.

За свободу выражения мнений в южной Флориде пришлось заплатить страшную цену, и платили все. То есть все, кроме коммунистов и фиделистов, для борьбы с которыми, предположительно, был создан EAC. Как ни странно, несмотря на растущую волну кубинского насилия, мало что из этих действий, казалось, было направлено на классическую цель освобождения Кубы от пагубного влияния кастроизма.

«Рауль влиятелен в группе. Некоторые говорят, что он и сейчас возглавляет ее, за исключением названия».

«Я понимаю».

EAC.

Оружие, грузовики и наркотики.

Мафия.

Болан знал, что связь не выходила за рамки возможного, но ему требовалось гораздо больше надежной информации о поле боя, прежде чем выбирать цели для уничтожения. Среди изгнанников все было не совсем так, как казалось; случиться могло все, что угодно, и Палач не мог позволить себе ошибок, которые могли стоить жизни.

«Что ты собираешься делать?» — спросил кубинец, его голос вторгся в мысли воина.

«Начинай греметь клетками», — сказал ему Болан. «У меня пока нет ручки, но кто-нибудь может мне ее дать».

«Рауль?»

Палач пожал плечами. «Я признаю твое требование», — сказал он. «Но если ты вытрясешь что-нибудь полезное…»

Торо развел руками.

«Como no. Конечно. Ты мой друг. Я обязан тебе своей свободой».

«Ты мне ничего не должен», — торжественно сказал ему Болан. «Все долги аннулируются. С этого момента я не могу предсказать, к чему это меня приведет».

Торо нахмурился.

«Ты боишься, что это приведет тебя к моему народу. Mis hermanos.»

«Я обдумывал это», — откровенно признался Палач.

«И я.» Кубинец наклонился к Болану, и в глазах Торо была печаль, смешанная с болью. «Я понимаю Орнеласа, его солдат. Они всю жизнь сражались с фиделистами. Сначала ваше правительство поощряло их, а затем наказало».

Ваше правительство. Мак Болан громко и ясно прочитал не слишком тонкое послание. Смысл дошел до нас — они были разными, он и Торо. Разные воины, которым — возможно — предстоит вести разные войны.