Я даже поперхнулась.

– В курсе чего? – поинтересовалась осторожно.

О том, что я развожусь, никто в школе не знал. Я со многими дружила, но это были скорее приятельские отношения между коллегами. Я ни с кем не откровенничала и личным не делилась.

– Ой, да ладно! – похабно улыбнулась Анаконда и закатила глаза. – А то мы не знаем, как у таких, как Рейнер, кабинеты просят. Да ещё такой крутой. Да ещё – с личной доставкой. Что тебе его за красивые глазки дали, будешь дома мужу рассказывать, а тут не надо – и так всё ясно-понятно-видно.

– Кажется, вы перешли все границы, – холодно получилось, с достоинством. – Вы ведёте себя неподобающе.

– Ах, какие мы гордые и неприступные! С Рейнером небось поласковее была.

– Для школы старалась, – растянула я губы в сладкой улыбке.

Бесполезно спорить и что-то доказывать. Анаконда если что себе в голову вбила – топором не вырубишь.

– Ну-ну. Кто высоко взлетает, то с треском падает, ломая кусты.

– Всего хорошего, Анна, Кондратьевна. Я, пожалуй, пойду.

Ребята как раз закончили монтажные работы. Надо поскорее уйти отсюда прочь, иначе неизвестно, чем это закончится. Анаконда меня провоцировала, я старалась не вестись. Внешне это удавалось. Внутри всё клокотало от ярости.

Мне бы работу сменить. Но я не хотела, не хотела уходить из школы! У меня тут ученики, мой пятый класс, в конце концов!

А эту дуру можно и потерпеть. Она мне на глаза даже не каждый день попадается. А если и попадается, то у неё миллион дел – не до меня, чтобы цепляться. Переживу как-нибудь её наезды с намёками.

Чем она, собственно, отличается от Рейнера? Он тоже в первую нашу встречу намекал не на вечную благодарность. И будь я не так воспитана, могла бы и «отблагодарить».

Из школы я буквально вылетела. Глотнула свежего воздуха и поёжилась: к вечеру похолодало.

– Аня! – окликнул меня Илья, когда я к своей машине подошла.

Я о нём и забыла.

– Я бы хотела побыть одна, – сказала я ему и решительно открыла дверцу.

– За тобой гонится отряд самоубийц? – он уже рядом. – Анаконда покусала?

Не знаю, как у него это получалось, а только он оказался между мной и машиной.

– Ты голодная. Я отвезу тебя поужинать. А машину Анатолий отгонит, как и вчера. Тебе нужно успокоиться и расслабиться.

– Все знают, что мне нужно! – взорвалась я. – Но никто не спрашивает, а хочу ли я!

– Ань, – прикоснулся он пальцами к локону, что выбился из причёски и трепетал на ветру, как ленточка, – хорошо, я отвезу тебя домой. Провожу.

Я сделала вдох и выдох.

– Простите.

– Всё хорошо. У тебя был тяжелый день. Предполагаю, мадам Анаконда наговорила всякого. Саму я тебя не отпущу. Если хочешь, я сяду в твою машину. Будешь сегодня моим водителем.

Я представила, как он сгибается в три погибели, пытаясь уместиться в эту крошечную машинку. Бегала она отлично, но напоминала жабку. Абсолютно немужской автомобильчик. Может, поэтому его секьюрити скрипел зубами. Он тоже немаленького роста.

– Поехали домой. Я устала.

– Домой – значит домой, – Рейнер был подозрительно покладистым. Но я как-то не сосредоточилась на этой мысли. Просто села в его машину и прикрыла глаза.

Вспышка ярости прошла. Осталась только пустота внутри.

Он не виноват. А я позволила себе сорваться, эмоциям перелиться через край.

– Простите, пожалуйста, – пробормотала, раскаиваясь, – я не должна была. Я злилась не на вас…

– Но я попался под руку. Понимаю и не сержусь. Все мы когда-то срываемся не на тех, на кого сердимся, а на тех, кто оказался рядом в неурочный час. Я не исключение. А уж если совсем честно – я правило с плохими тормозами.

Он умеет быть мягким – вот что я подумала, успокаиваясь окончательно.

– Могу загладить плохое поведение домашним ужином, раз вы остались голодным, – пробормотала быстро, пока не передумала или не пожалела.

– Не откажусь, – заиграла на губах Рейнера лёгкая улыбка.

Наверное, я хитрила. Не было причин заманивать его к себе. Но сейчас мне уже не хотелось оставаться наедине с самой собой, чувствовать вину и маяться.

И вот он на моей кухне.

Рейнер то ли не умеет, то ли не хочет сидеть спокойно.

– Давай помогу, – оказывается он у меня за спиной, и я вздрагиваю. От его тела идёт тепло.

Он ловко выхватывает у меня из-под рук кружочек моркови, хрустит им вкусно прямо под ухом.

– Да, – легонько шлёпаю его по ладони, – будет прекрасно, если вы посидите и не будете мешать. Это самая лучшая помощь. А ещё лучше – помойте руки.

Рейнер откровенно ржёт, а губы его касаются моего уха – так, мазком, словно невзначай или случайно.

– Ладно, моя строгая учительница. Давно я не получал взбучки. Или не так давно, да. У меня есть чудная женщина. Она очень любит меня строить, а я ей это позволяю.

Что-то больно толкается в груди при слове «женщина». Он так легко говорит об этом.

Кажется, я стучу ножом слишком громко, злясь, что не умею скрывать эмоции.

– Эй, ты чего? – тут же ловит моё настроение Илья. – Сердишься? Злишься? Да нет, ты ревнуешь?

Ему нравится надо мной подшучивать.

– А хочешь, я расскажу тебе о своих женщинах?

Кажется, я переоценила его тактичность. И мне совершенно не улыбалось слушать басни о каких-то других бабах в его жизни.

Рейнер

Если ты женщине нравишься, она обязательно будет дуться, если при ней восхвалять кого-нибудь ещё из слабого пола. Да даже если и не нравишься, вряд ли ей по душе придутся откровения подобного рода. Разве что она сама захочет узнать.

Аня расспрашивать не спешила. А я не такой уж и дурак, чтобы кормить её своими победами да похождениями.

Но любоваться, как она хмурит брови и сжимает невольно губы, мне нравилось.

– Моей прабабке – восемьдесят семь.

Аня даже замерла на миг.

– У нас в семье женщин много. Но самая любимая – она, моя королева. Её зовут Елизавета. Царское имя, согласись. И она до сих пор порывается поколотить меня палкой, как только я оказываюсь в пределах протянутой руки.

– Наверное, вы того заслуживаете? – поставила Аня на стол горячий суп.

Кажется, я сейчас проглочу его вместе с тарелкой.

– В её понимании – да. В моём – ну, сложно сказать. Думаю, не всегда.

– Она вас вырастила?

– Баба Лиза? Нет. Но всегда поддерживала. Особенно, когда я после школы ушёл из дома. Не мать, не бабушка, а она. Может, поэтому у нас очень высокие отношения. Думаю, вы друг другу понравитесь.

Аня смешалась. А я понял, что поторопился, но извиняться не стал, расшаркиваться тоже. Рано или поздно моя королева Елизавета обязательно познакомится с королевой Анной. И я почти уверен: они бы ужились.

– Вы единственный ребёнок в семье?

Это была тема, которой я не хотел касаться. По крайней мере, не сейчас. Но и лгать нет смысла.

– Нет. У мамы нас трое. Всё остальное слишком запутанно, не хочу обсуждать это за ужином. Времени не хватит, чтобы рассказать о нашей весёлой семейке.

– Получается, у вас тоже многодетная семья.

Аня улыбалась. Мягко, светло. Я любовался ею и завидовал её открытой искренности.

– Ну, можно сказать, и так, – не стал я отнекиваться.

– У вас непонимание с родителями?

– Я бы сказал: у нас стойкий нейтралитет и пакт о ненападении, – терпеливо пояснил я.

Аня девочка умная. Поняла, что я не хочу говорить на эту тему. Может, по лицу прочла. Но кто мне виноват – сам начал рассказывать о бабуле.

– Ешьте. У меня, конечно, не ресторан, всё просто.

– Мне всё нравится, не переживайте, – успокоил я её и с удовольствием накинулся на еду. Горячее, свежее. Что ещё надо? Я толком и не ел нормально эту неделю.

Одно к одному: дела не ладятся, стычка с Майским, который не поленился и подал заявление в полицию. Не зассал, хоть я думал иначе. Но кишка у него тонка, конечно, со мной тягаться.