– Зачем? Зачем всё это? – у меня разболелась голова.

– Скажем так: я за вами приглядываю. Чувствую ответственность. Уж коль вы сподобились свалиться на меня в мужском туалете, выпросить аппаратуру для школы, а потом грохнуться в обморок на моих глазах.

На губах у него снова заиграла улыбка. Чуть кривая, но уже не так явственно саркастическая.

– И ради этого вы приехали в клинику, бросили все дела?

– Почему нет? – приподнял он бровь и посмотрел на меня. – Могу себе позволить. Вы меня интригуете. Вызываете интерес. И пока он есть, я буду делать то, что посчитаю нужным.

– По-моему, вы беситесь с жиру.

– Может, и так, – рассмеялся он. – Не сопротивляйтесь. Это бесполезно. Всё равно что плыть против течения. Только силы потеряете, захлебнётесь и утонете. По течению плыть легче. И кто знает, куда вас вынесет бурная река?

– Я предпочитаю ходить по суше. И не прыгаю очертя голову в незнакомые реки. Не пью воду из грязных луж.

– Пытаетесь меня задеть? – снова эта бровь вверх, и усмешка, что, наверное, – часть его сути. – Не получится. У меня слишком толстая кожа, и комариные укусы даже не раздражают. Я их не чувствую.

Машина мягко остановилась. Я поспешила выйти наружу, даже не дождавшись, когда мне откроют дверцу. К чёрту. Рейнеру удалось выбить меня из равновесия, которого и без него было мало.

Вышла и замерла. Мы остановились возле моего дома. Не возле Машкиного. А возле того, где я прожила пять лет. С Вадимом.

Рейнер уже стоял по другую сторону машины. Ветер трепал его волосы.

Я невольно попятилась. Уронила сумочку.

– Это же ваш адрес? – спросил он меня.

Я боялась наклониться за упавшей сумочкой. Голова кружилась. Рейнер пришёл мне на помощь.

– Я… нет, – сглотнула вязкую слюну и провела языком по губам.

– Что – нет? Я ошибся? – спросил он, вкладывая сумочку мне в руки. И снова этот взгляд – пристальный, испытывающий, пробирающий меня до костей.

И тогда я сдалась. Юркнула в машину назад. Сжала сумочку так, что побелели пальцы. Сбежала, спряталась в «домике». Закрыла глаза, чтобы отдышаться. Услышала лишь, как хлопнула дверца с противоположной стороны и ощутила: Рейнер здесь, рядом.

– Анна? – в его голосе я слышала тревогу. А потом его ладонь накрыла мою. Пальцы погладили мои.

Простой участливый жест, а меня будто током ударило. Он почувствовал мою дрожь.

– Вы не ошиблись, – наконец-то обрела я голос. – Но здесь я больше не живу.

– Молодец. Сильная девочка, – его дыхание коснулось моего уха, пошевелило волосы. Близко. Он почему-то очень близко.

А затем Рейнер отстранился, забрал ладонь, но напоследок ещё раз поглаживанием прошёлся по моим напряжённым пальцам, будто успокаивая, вливая в меня силы.

Горячая волна ударила изнутри. Заполонила грудную клетку, но дышать почему-то стало легче. От его одобрения, от его поддержки – неявной, но я её ощущала.

– А теперь отвезите меня домой. У меня встреча. Я бы не хотела опаздывать.

– Я отвезу, – кивнул он, и я с облегчением откинулась на спинку сиденья.

Однако рано, рано я расслабилась, потому что Рейнер ещё не договорил.

– Но прежде ты заберёшь отсюда свои вещи, – снова жёстко и в приказном тоне. – Чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

Не знаю, откуда он узнал, что я ушла от Вадима без ничего. Но, кажется, он знал. И это пугало меня немного.

– Не сейчас, – покачала я головой. У меня нет на это времени.

«И желания, – договорила мысленно. – А ещё я не хотела бы, чтобы ты при этом присутствовал».

– Я бы мог настоять, но не стану, – сказал Рейнер, выдержав паузу. – Поехали, – приказал водителю, и мы наконец-то отъехали от дома, с которым у меня было связано слишком много воспоминаний.

Остаток дороги мы молчали.

Не знаю, о чём думал Рейнер, а я размышляла о том, что его внезапно стало слишком много.

Пугало ли это меня? Не очень. Но он никак не мог быть мне другом, как, например, Машка. И я не так наивна, чтобы не понимать его интерес ко мне.

Тем более, что он сам озвучил всё напрямик. Без лишних заворотов.

Я видела его взгляд – мужской, заинтересованный. Не липкий, не жадный, не похотливый. Но это однозначно не была любовь к ближнему или святое сострадание.

Мне не нравилось, что он мною командовал. Я знала, что ведомая и невольно поддавалась его приказам. У нас с Вадимом была похожая схема взаимоотношений: он старше, опытнее, матёрее.

Мне это не мешало. Я легко шла на компромиссы и безболезненно воспринимала, что почти все решения принимал он. В разумных пределах.

Там, где я считала нужным, отстаивала свои интересы. Например, работу и дружбу с Машей. Ну, или как сейчас, не склонна была простить Вадиму измену.

Но больше я не хотела, чтобы кто-то распоряжался моей жизнью, диктовал, что мне делать. Не подавлял, не манипулировал, не вынуждал делиться тем, о чём я не хотела говорить.

– Приехали, – прервал мои размышления Рейнер.

В этот раз он успел. Открыл дверцу с моей стороны и подал руку, помогая выбраться из салона авто.

У него большие и тёплые ладони. От них, как и от самого Рейнера, веяло какой-то монументальной надежностью, несмотря на то, что сам Илья Эдуардович – нагромождение контрастов.

Таких, как Рейнер, не просчитать. Не угадать наперёд, о чём он думает или что сделает через секунду. И я не хотела бы тонуть в водах его чересчур бурной реки.

Я и так еле выкарабкалась. А точнее – ещё вишу в воздухе, как поникший парус в штиль. Ни туда и ни сюда. И мне совершенно не нужны никакие отношения с мужчиной. Даже дружеские.

– До свидания, Илья Эдуардович, – кивнула ему и забрала руку из тёплой ладони.

– До встречи, Анна, – ответил он.

И пока я собиралась с духом сказать ему, что не нужно никаких встреч, его и след простыл. Уехал точно так же, как и появился – внезапно.

Никаких пауз. Никаких намёков. Только уверенность в том, что будет так, как он решил.

И я поплелась к подъезду. У меня оставалось несколько минут, чтобы подготовиться ко встрече со свекровью, которая – я была уверена – сейчас свернёт мне всю кровь и медленно высосет её через трубочку.

Лариса Сергеевна любила пунктуальность. Она появилась ровно в то время, на которое договаривалась.

Позвонила уверенным сигналом. Чтобы никто не сомневался: за порогом стоит она.

– Добрый день, Анна, – шагнула она в Машкину квартиру поступью королевы, как только я открыла дверь. Не спрашивая, естественно, можно ли войти.

– Чаю? – предложила я из вежливости и получила царственный кивок.

– Не откажусь, пожалуй.

Она шла и разглядывала квартиру с холодным интересом. Я бы не удивилась, если б она достала кружевной платок и приложила к носу. Весь вид её говорил, что ей здесь не нравится.

Пока я ставила чайник на плиту, свекровь сидела на стуле и следила за мной взглядом очковой змеи – не мигая.

– Вот что, – сказала она, когда я поставила перед ней чашку с чаем, – присядь-ка.

Приказы, сплошные приказы. Но я села, конечно.

– Я знаю, что случилось, – сверлила она меня взглядом. К чаю и не прикасалась.

Пар вился над чашкой, размывая и так неидеальные черты лица.

Я впервые задумалась, на кого похож Вадим. Явно не на неё. Попыталась вспомнить, видела ли хоть раз фотографию его отца. Вспомнить не могла.

Он умер задолго до моего появления в жизни Вадима. И я о нём почти ничего не слышала. Ни плохого. Ни хорошего. Свекровь лишь изредка подчёркивала, что у них – идеальная семья. В отличие от моей – читалось между строк.

– И ты поступила, может, правильно, но неразумно, на эмоциях.

Я посмотрела на неё с удивлением.

– Вы считаете, что неразумно – уйти от человека, который тебя предал да ещё ударил?