– Ладно, – засуетилась Машка, – руки-ноги есть, голова тоже на месте, разберёмся. Ты главное выздоравливай. Я б твоего Вадю встряхнула. И кулаком ему в глаз засветила, чтобы у него там мозги перевернулись и встали на место. Чтобы больше никогда не смел руку поднимать.

Машка снова ожесточилась. Глаза у неё колючими сделались.

Она выросла без отца. А отчим нередко поколачивал и Машу, и её маму. Так что у неё свои соображения на этот счёт. И она как раз не из тех, кто легко прощает подобное. А точнее, наверное, не прощает никогда.

Снова невольно вспомнился Рейнер. И его слова. И взгляд – тёмный, как омут без дна. За этим крылась трагедия, что-то очень личное и болезненное.

Почему-то подумалось: я бы его выслушала, если бы мы были друзьями. Дала бы выговориться, чтобы не держал всё в себе.

Иногда такие вещи нужно проговаривать и отпускать. Не забыть, нет. Но позволить боли стать меньше или притупиться. Когда делишь боль с кем-то, её становится немножечко меньше.

– Но вначале позавтракаем. Совсем немного. Очень полезное и больным, и беременным.

Она суетилась, хозяйничала, а я беспомощно сидела за кухонным столом и смотрела на неё – такую родную и дорогую.

Не знаю, что я делала бы, не будь её. Разве что всё бросить и вернуться домой, к родным. Но я пока такой вариант не рассматривала. Попробую справиться без мамы и папы.

– Ну, всем, чем могу, – бормотала подруга, ставя передо мной тарелку овсянки и вареное яйцо. – Сейчас ещё хлеб маслом намажу и чай заварю. Пока без кофе. И по режиму тебе не положено, и по состоянию. Будем придерживаться здорового питания. Не будем травить малыша всякой неполезной едой!

Она верила вместе со мной, и это трогало до слёз.

Хорошо, когда у тебя есть верный друг, который тебя всегда поддержит и поймёт.

– Спасибо тебе, Маш.

– За что? – удивлённо приподняла брови подруга.

– За то, что ты у меня есть.

– Ты есть. Я есть. А вместе мы – сила, – потеплели её глаза. Не скучай, я скоро.

Она отвела меня в постель, взбила подушку, помогла поудобнее усесться. А потом умчалась в магазин. И в аптеку за тестами.

Я полежала, прислушиваясь к себе. Как ни странно, после завтрака мне стало легче. И решила, что нужно собираться в кучу.

Я не могу бесконечно пользоваться её добротой. Надо двигаться дальше. Пусть понемногу и потихоньку. От чего-то отталкиваться в моей новой жизни, в которой не было Вадима.

Я искала съемное жилье, усевшись за Машкин старенький компьютер, но очень быстро устала.

Плохо, что в начале года пришлось уйти на больничный. Я всегда переживала и нервничала, если болела. Вадим вечно злился, что школу я люблю гораздо больше себя и уж подавно больше, чем его.

Это неправда, хоть я и не променяла возможность работать на непочётное, по моему мнению, звание домохозяйки. Но что теперь об этом?

Настало время любить себя больше, чем Вадима, больше, чем работу.

Нет, не себя. А то чудо, что зародилось во мне вопреки всему!

– Ну, что, Ань? – Машка сияла. Глаза блестели, щёки розовые. – У меня кое-что есть для тебя!

Она трясла тестами для беременности, будто выиграла в лотерею миллион.

– Может, утром?

Я всё же отчаянно трусила. Это не первый раз, когда я проверяю тесты. Их было очень много за последние три года.

Я ещё училась в институте, когда мы с Вадимом поженились. И первый год не стремились к детям. Вадим хотел пожить для себя. И, раз уж я такая примерная ученица, то лучше окончить вуз. К тому же, на этом настаивала и свекровь.

– Молодые ещё, куда спешить? – поджимала она губы. – Вся жизнь впереди. Вот я лично никогда и никуда не спешила – и всё успела! И вуз закончить, и карьеру сделать, и замуж выйти, и сына родить.

О себе она могла рассказывать часами. И вечно ставить в пример. Какая она замечательная. Всем бы так.

Через год я сказала Вадиму, что было бы неплохо, если б у нас родился ребёнок. Вадим не отмахнулся.

– Раз хочешь – значит будет!

Ему не нравилось, что я вышла на работу. Он без конца намекал: его жена должна сидеть дома. Создавать уютное гнездо. Встречать уставшего мужа после работы. Тут даже свекровь не согласилась, встала на дыбы.

– Нормальная жена всё успевает! – заявила она и продавила своего любимого Вадичку. Впрочем, как всегда. Она умела надавливать на нужные рычаги. – Вот родит ребёнка, посидит в декрете – и будет тебе счастье. А пока нечего на шею себе сажать иждивенцев! Успеешь ещё!

Как-то обидно было слушать эти слова. Но я молчала. С Ларисой Сергеевной спорить – себя не уважать. Тем более, что из таких вот перепалок, она всегда выходила победительницей.

Но с детьми у нас не получилось ни через год, ни через три…

Сколько раз во мне загоралась надежда! И сколько раз тух огонёк веры, что вот в этот раз – обязательно! – я забеременею.

И вот я снова стою с тестами. И снова страх сковывает меня по рукам и ногам.

– Нет, не утром, – покачала Машка головой. – Сейчас.

И я подчинилась. Тяни не тяни… Какая разница, когда порадоваться? Какая разница, когда оплакать, если снова все надежды ложные?

Я не выходила из туалета слишком долго.

– Ань?... – поскреблась в дверь Машка.

Беззвучные слёзы текли по щекам. И я никак не могла выйти, потому что это случилось снова.

Боль. Обида. Разочарование.

Каких-то три часа назад я уверовала в чудо. Но чудо не захотело посетить меня и на этот раз.

– Нет, – покачала я головой, как только нашла в себе силы выйти. – Наверное, это никогда не случится. Всё напрасно.

– Ой, да перестань! – сверкнула глазами Машка и ладошками вытерла слёзы с моих щёк. – Всё ещё будет! Может, это даже хорошо. И, наверное, дело не в тебе. Я тебе как медик говорю. Ты столько прошла обследований. И тебе давно сказали: ты здорова и можешь забеременеть и родить ребёнка.

– Неправда, – шмыгнула я носом. – Я лечилась. У меня были проблемы.

Машка закатила глаза.

– Да у каждой второй женщины есть проблемы. У кого больше, у кого меньше. Кто лечится, а кто и не подозревает. Беременеют и рожают. А у тебя игра в одни ворота. Ведь твой Майский так и не обследовался?

Нет. И Машка знала об этом. Он заявил, что абсолютно здоров и всё у него в порядке. Тем более, его мать тоже неоднократно это подчёркивала:

– Дело в тебе, Анечка. Только в тебе. Об этом не принято говорить, – доверительно понизила она голос, – но если уж на то пошло, то в молодости, когда Вадимчик только школу закончил, у него девочка была. Любовь и всё такое. Забеременела от него. К счастью, там ничего не получилось. Ни в отношениях, ни с ребёнком. Девочка сделала аборт и уехала. И очень жаль, конечно, что у тебя проблемы. Но сейчас медицина далеко пошла вперёд. Я уверена: всё получится. Просто всему своё время. Так бывает: все здоровы, а дети появляются в срок, а не по нашим хотелкам.

Вот уж кто никогда не печалился и не унывал. Она жила по каким-то своим железным принципам и стандартам и никогда от них не отступала.

– Я, наверное, плохая подруга, – усадила меня Машка на стул, – но я так зла на твоего мужа. Так и хочется сказать: плюнь и разотри! И пусть в твоей жизни появится другой мужчина. Может, не сразу, но это и шанс забыть, и узнать наверняка: твоя ли в том вина, что он до сих пор не смог сделать тебе ребёнка?

Я знала: Машка прямая. И часто говорит то, о чём думает. И не всегда эта прямота на пользу. Ни ей, ни окружающим.

– А ты смогла забыть? – вырвалось прежде, чем я подумала. Слишком уж сильные эмоции распирали меня изнутри.

Машка дёрнулась, словно я выстрелила и попала в сердце. Посмотрела на меня долгим взглядом. Побледнела, а затем тряхнула головой.

– Нет. Я не смогла. Но я – это я. Всегда в контрах с собой и миром.

– А я – это я. И тоже не могу скакать из постели в постель только потому, что муж мне изменил и повёл себя мерзко. Будь я другой, сумела бы отомстить. На эмоциях или ещё как. Но если это однажды случится, то не потому, что я хочу развеяться, забыть. И уж точно не для того, чтобы проверить, могу ли я забеременеть. Всему своё время. Всему своя судьба.