— Ищут ведьму?

— А как же, барышня! Всем миром ищут колдушку окаянную.

— Глаза чёрные, как у ворона, а лицом белая, нос...

— Всё помню, барышня. Всё знаю: лицом белая, нос орлиный, волосы на свету рыжим отливают, голос грубый, хоть сама и молодуха ещё.

— Хорошо, всё так... Есть у меня кое-что для тебя, — Варя дернулась, отчего непослушный локон, который Нюра с трудом только что укротила, выбился из причёски и упал на спину.

— Вот, — княжна вытащила из ящика бюро рисунок, сделанный утром. Ещё раз взглянула на свою работу. Сдвинула брови. Так ли хорош портрет, написанный ею по памяти? Ведьму-то в нём точно угадать можно, да только нос уж больно крючковат, а губы тонковаты.

— Барышня, никак опять портрет этой бестии сотворили? Так это уж пятый. Не надо боле.

— Возьми! Пригодится в поиске, — Варя протянула Нюре листок, и та, с тяжелым вздохом, взялась рассматривать рисунок.

— Ой, ну эта прям грозна. А нос-то, нос каков! Ну точно орлиный. И рот поджала свой мерзкий. У-у-у! — Нюра даже язык ведьме показала. — На первом портрете за красавицу её признать можно было, а на тутошнем-то сразу видно — дьявол во плоти.

Варя выхватила у Нюрки рисунок и засунула его обратно в ящик.

— Ещё поработаю над ним, — княжна поникла. Она опустила голову и какое-то время понуро стояла, смотря себе под ноги. Потом встрепенулась, подошла к стулу, подле которого ждала Нюра, уселась и уже бодрым голосом распорядилась:

— Больше не отвлекаю. Колдуй теперь ты, голубка моя. Помни, что все пятна скрыть должна. Не жалей белил и румян.

— Всё сделаю в лучшем виде!

Нюра захлопотала. Густые волосы княжны убрала в высокую причёску, а вдоль лица пряди завила щипцами. Затем очередь дошла до жемчужной помады — белил, которые Нюра нанесла на кожу Вари в несколько слоёв. После щеки и виски щедро покрыла румянами, израсходовав чуть ли не весь запас. Брови княжны она подчеркнула бузиной и всё лицо её, а ещё шею и грудь от души сдобрила рассыпчатой пудрой.

Над нарядом Варя раздумывать не стала. Надела любимое платье из голубой шёлковой тафты с кружевными фиалковыми вставками и пуговками, обтянутыми блестящим синим атласом.

— Хочу взглянуть на себя, — Варя протянула ладонь, и Нюра неохотно вложила в неё зеркало, вынутое из потайного кармана юбки.

Княжна некоторое время смотрела на бело-алую маску, в которую превратилось её лицо, в немом оцепенении приоткрыв от изумления рот. Разумеется, пятен не видно — это плюс. Но выглядит она точь-в-точь как лярва, которой перед отправкой на тот свет хорошенько так пощёчин надавали...

Ну и пусть! Всё лучше, чем рябой к гостям явиться. К тому же, по слухам, на балах в столице ещё и не так мулюются.

Варя повертела головой перед зеркалом.

Нет, всё же хороша. Да, так и есть — бледна и румяна по моде. Что ещё надо?

Непрошеные слёзы навернулись вдруг на глаза, и княжна раздраженно тряхнула кудрями. Нет, плакать сейчас никак нельзя. Успокоила себя, прикрыв веки и вознеся вполголоса молитву. После сунула Нюре зеркало, взяла с полки маленькую шкатулку из слоновой кости. Подцепила мушку в форме сердечка, приклеила на подбородок.

— Что вы, барышня! Сил столько потратили, чтобы все пятнышки скрыть, а вы новые придумали делать?

— Эта родинка — знак для Елисея, — со вздохом призналась Варя. — Я поместила её сюда, чтобы он мог понять, что я... верна ему и люблю. Вот... «Язык мушек» каждый порядочный молодой человек должен знать. А уж столичный франт тем более в курсе всех этих хитростей.

— А-а-а, — тихо протянула Нюра и, немного подумав, добавила: — Это вы хорошо придумали.

— Хорошо придумала, да.. Ну что, пора?

— Пора. В столовой, должно быть, ждут вас ужо.

Варя отпустила Нюру, а сама медленно, словно на деревянных ногах, поплелась к гостям. Сильное душевное волнение овладело всем её телом. Казалось Варе, что совладать с ним не получится! Возможно ли силой мысли справиться с бешеным стуком сердца, унять дрожь в руках, скрыть жар щёк? Хотя последнее... Да, пожалуй, раскрасневшееся от смущения лицо за тонной грима никто и не заметит. Варя обречённо махнула рукой.

Будь что будет.

Она, собрав всё своё самообладание, решительно двинулась вперёд, но, сделав пару шагов, остановилась.

Боже, всё же нет сил заявиться в таком виде к столу. Там ведь ОН! Елисеюшка ненаглядный.

Сколько раз она представляла их встречу после долгой разлуки, но даже в кошмарном сне не могло привидеться, что предстанет перед женихом шутом разрисованным.

Знакомство Вари и Елисея Годунова случилось на детском бале, который устроил для своих действующих и бывших учеников их общий танцмейстер. Варя, вступившая накануне в своё пятнадцатилетие, считала себя в то время уже ужасно взрослой. Казалось просто неприличным, что ещё ни с кем и никогда не испытывала она сердечного волнения. Однако на детском балу Варя совсем не ожидала найти себе суженого. Оттого встречу с молодым человеком, о котором можно было только мечтать, в фантазиях своих нарекала не иначе, как подарком судьбы. Так уж вышло, что Елисей подходил ей по всему: и по возрасту, и по нраву, и по статусу.

С улыбкой она вспоминала обычно о том вечере, на котором тогда блистала.

«Милая, веселая, обворожительная».

О, столько комплиментов ещё никто никогда не говаривал ей. Варя влюбилась с первого взгляда и навсегда. Так ей казалось.

Когда Елисей отбыл на службу в Конногвардейский полк, видеться они стали крайне редко. Однако вели по мере возможности переписку. Из чего Варя знала, что жил Елисеюшка в столице на съемной квартире, богато обставленной и со всеми удобствами. Ходил на балы, танцевальные вечера и в театры. Службой совсем не тяготился, бывая иногда в казарме узнать новости, да изредка скучая в дежурной комнате за бумагами. Правда, довелось Елисею и в сражениях поучаствовать. Ездил он на них в своей карете со слугами, вином, тёплой одеждой и вяленым мясом.

Обо всём этом Елисей писал Варе весело и интересно. А вот нежных слов, обращённых к самой княжне, с каждым письмом становилось всё меньше. Варя отвечала жениху скромно и как-то неумело. По десять раз переписывала свои письма, убирая лишние, на её взгляд, фразы, отчего часто текст и вовсе сухим получался. Но всё это, по мнению Вари, было не так уж и важно. Потому как была она уверена, что стоит им только встретиться, чувства вспыхнут с новой силой и...

Что теперь?

Вся в думах тяжёлых Варя стояла уже рядом со столовой. Лакей, дежуривший у входа, увидав княжну, чинно ей поклонился. Варя же показала ему кулак, а потом приложила палец к губам. Всё это означало вот что: стой, не дёргайся, пока об ней не объявляй. Лакей понял, кивнул, отшатнулся в сторону. Варя же подкралась к закрытым наглухо лакированным дверям и приложила нарумяненное ухо к замочной скважине.

— Значит, Елисей Михайлович, соскучились вы по охоте доброй? — в голосе отца звучал интерес искренний.

— Не то слово, Фёдор Алексеевич! И по охоте, и по жизни простой. Вся эта шумиха столичная мне уже поперёк горла. Тепла хочется и уюта семейного.

У Вари даже ладошки вспотели.

Господи, а с кем это он мечтает уют сотворить? Никак с ней, с невестушкой своей? И так открыто отцу намекает на то! А какой чарующий голос у Елисея! Давно я его не слышала.

— Ну отчего же на балах вам невесело стало? Это за меня на том свете провиант получают, а вам ещё плясать да плясать, покуда в ногах силы есть.

— Эх, знали бы вы только, что на последнем балу делалось. Свечей заказали дешевых, от них копоть пошла. В самом зале - жарища, как в аду стояла. А народу! Яблоку упасть место не нашлось бы. От копоти оной кто кашлял, кто чихал. Тьфу просто. Так ещё одна из свечей этих треклятых упала прямо на парик дебютантке. Слава богу, вовремя сорвали его, потушили. Без жертв обошлось, но шум знатный поднялся. Это вам бал веселый, для примера! — Елисей засмеялся, перевёл, видимо, дух. — Признаться и от меня в тот вечер не мёдом пахло. Одет жарко был. А во всём мода виновата. Но страдания мужского роду не сравнить с женскими, будем честными. Бедные девицы напомажутся, расфуфырятся, как в последний раз в жизни, в корсеты затянутся. Иной раз и смотреть больно на такую красоту. Видели бы вы эти лица, как у покойниц белые. Раньше хоть румянились, а сейчас извольте это дурновкусием считать. Так слегка щёчки подкрасят и всё. И что за мода на бледность болезненную — не разумею. Я вот лично естественную красоту почитаю.