— Не иначе, Марфа Прокофьевна вымолила его у Бога, — разводил руками доктор. — Как ещё объяснить его румянец на щеках, я придумать не разумею. Рана заживает, как заговоренная. Думаю, что скоро буду паковать вещи. В моих услугах он более не нуждается.

Когда доктор покинул Березовую Рощу, граф, прихрамывая, уже ходил по дому и даже пытался вести дела. А ещё он требовал всё время к себе Варю и это несмотря на то, что она итак проводила всё своё свободное время подле него. Рядом с ним глаза княжны светились от счастья. Лев много шутил и смеялся. Варя вторила ему. Казалось, что ещё немного и он, превозмогая боль, опустится перед ней на одно колено. Аня, замечая всё это, искренне радовалась за хозяйку. Только ей было совершено не понятно, отчего та грустит, как только остаётся одна в мастерской или в их комнатушке.

Как-то утром проснувшись и увидев, как княжна отрешённо изучает морозные узоры на оконном стекле, Аня не выдержала и пристала к хозяйке с разговором.

— Не пойму, барышня, ну почему опять у вас глаза на мокром месте? Ведь барин обязательно поправится. Уже петухом ходит. И весел, и румян. Нечего печалиться-то, барышня.

— Печалюсь оттого, что мы скоро должны будем уехать, Анечка.

— Как уехать? Неужто барин о таком распорядился? Он же на вас не на дышится в последнее время!

— Я сама такое решение приняла.

— Ну чаво вы опять удумали? — Аня чуть ли ногой не топнула. Но тут же, устыдившись неожиданной вспышки эмоций, тихонько спросила: — Что случилось-то?

Княжна долго молчала, прежде чем заговорить вновь.

— Я такой, — она обвела лицо указательным пальцем, — на всю жизнь останусь. Не сказала об этом тебе раньше, так как не до того было. Я и не думала об этом. Главное Льва Васильевича было на ноги поставить. А сейчас... Сейчас все мысли о уродстве моем.

— Вам в лесу змора сказала, што вы такою останетесь?

— Мы заключили с ней сделку. Свою красу я на жизнь Льва обменяла.

— Не может быть, — Аня едва со своего тюфяка не свалилась.

— Но я не жалею ни о чем! — быстро проговорила княжна. — Иначе он умер бы, понимаешь?

— Что же вам теперича делать?

— Просто жить и не мешать никому. Я так решила. Смириться.

— Неужто вы думаете, что будете мешать Льву Васильевичу. Он так прикипел к вам! Я-то вижу, как он смотрит на вас! Он не видит этих пятен. Да и я их не вижу ужо. Привыкла совсем к ним. Подумаешь пятна.

— Подумаешь, да не скажешь, — горько усмехнулась княжна. — Ты не понимаешь, Аня. Он сейчас так себя ведёт, потому что слаб. Потому что заперт здесь в глуши со мной. Знаешь, как говорят: на безрыбье и рак рыба. Но он ведь граф, а ещё красивый молодой мужчина, который раньше часто бывал в свете. Разумеется, и в будущем будет посещать балы, вечера разные. В общем, ему будет стыдно за меня в обществе. Со временем все чувства пройдут к уродке, над которой в свете смяться станут.

-Вам ли знать наверняка пройдут али нет!

-Возможно, настоящие чувства бы выдержали проверку. Но я не уверена, что граф действительно любит меня.

— Как же? Точно любит!

— Симпатизирует определенно, но любовь ли это?

— Но ведь вы-то любите? — от такого смелого разговора сердце так и ухало у Ани в груди.

— Потому и хочу отпустить, — княжна вновь уставилась на морозные узоры. — Свобода — мой прощальный ему подарок.

Лев на молодом, окрепшем к весне жеребце скакал между посевными от деревни к деревне. Его рана затянулась в уродливый шрам и совсем не беспокоила, став частью истории. В настоящем все мысли крутились вокруг работы на полях, возобновленном ремонте усадьбы и воспоминаниях о Дарье.

После полудня, возвращаясь через рощу домой, он натянул поводья. Спешился и пошёл пешком, подставив лицо солнцу. Неясные шорохи преследовали его всю дорогу, но птицы заглушали их громкой трескотнëй. На миг Льву даже показалось, что весь этот весенний гомон просто декорация, скрывающая в роще нечто жуткое. Лев усмехнулся. Он провёл рукой по густым волосам, запретив себе задумываться о чём-либо серьёзном в такой лёгкий солнечный день.

— Эх, хорошо сегодня как. Радостно.

— Не обманывай, — тихо прошелестел ветер, взъерошив волосы на затылке.

Лев стремительно обернулся, словно кто-то из-за спины похлопал его по плечу. Конь, вскинув голову, уставился вдаль, прижав уши.

— Ты тоже почуял неладное? Мне померещилось... — Лев запнулся.

Воздух стал плотным. Наполненным по самый край таинственной, необъяснимой силой. Дыхание сбилось, сердце ускорило бег, по телу пробежала дрожь. Нестерпимо захотелось крикнуть в небесную пустоту:

Кто ты?

Но Лев сдержался. Вскинул брови, словно дивясь самому себе, и, усмирив волнение, продолжил шагать в сторону дома.

Спал плохо, вот и чудится всякое... Интересно, что бы Даша подумала, расскажи я ей этот случай? Наверняка вспомнила бы про змору. По приезду о ней только и болтала.

Лев скучал по Дарье. Сперва злился на неё за внезапный побег, а потом чувство обиды смягчилось в нём и растаяло, как острая льдинка в проснувшейся по весне реке. Осталась только тоска. Он скучал и уговаривал себя, что дело это пустое. И всё к лучшему. Возможно, она права, что не позволила ему привязаться к ней. Слишком мало времени провели они вместе...

Неожиданно новое холодное дыхание ветра принесло с собой запах серы. Лев вновь инстинктивно обернулся и замер. В нескольких шагах от него, среди стройных белых берёз, окутанных слабой зелёной дымкой, стояла крестьянка. Голова, не покрытая платком, была растрепанной, одежда — грязной.

Кто это? Может, случилось что недоброе с ней? Беглянка какая?

Силясь рассмотреть лицо девушки, Лев прищурился. Она засмеялась, помахав ему рукой.

— Кто ты есть? Отчего здесь бродишь? — крикнул он.

Ответом стала пугающая звенящая тишина. Гомон птиц стих, словно растворился в необъяснимом ледяном порыве ветра.

Что случилось?

Но обдумать происходящее Лев не успел. Крестьянка нараспев проговорила вполголоса:

— Прощай, ангел мой! Спасение моё.

Хорошо расслышав в тиши странные слова, Лев растерялся:

Юродивая никак? Или умом тронулась из-за несчастья какого?

— Подойди ко мне. Не бойся.

— Я ничего не боюсь. И ты не страшись: мёртвые не кусаются.

— О чем говоришь? Подойти!

Крестьянка наклонила голову на бок.

— Я барин твой! Не бойся меня.

— Гарен барин судьбою мне дарен.

— Что?

Крестьянка, кажется, улыбнулась. Лев никак не мог рассмотреть лица её. Дивясь причудам зрения, он сделал шаг навстречу. Она, точно испугавшись этого, отпрянула.

— Прощай, ангел мой, — торопливо повторила и, развернувшись в сторону леса, зашагала прочь.

— Стой! Куда? — Лев вскочил в седло. Попытался припустить коня, но тот занервничал, упёрся. Граф взглянул на девку, а её и след простыл.

Что за бесовщина?

Чувство тревоги беспокоило Льва весь день, а к вечеру он совсем лишился покоя. Мерил кабинет большими шагами до тех пор, пока яркая вспышка молнии не пронзила хмурое небо за окном, точно разрезав его пополам. Тут же грянул оглушительный гром. Вскрикнули от испуга во дворе бабы, заскулила и залаяла собака.

Вот оно. Из-за сухой грозы сердце разболелась. Будь она неладна! Не к добру, говорят, такое. Чушь. Крестьянские сказки.

Найдя объяснение душевной смуте, Лев немного успокоился. Подошёл к окну. Гроза то и дело вспыхивала белым огнём, гремела, как сотни падающих камней, рокотала эхом в глубинах рощи. И была в этих звуках мрачная торжественность. Словно природа, демонстрируя необъятную силу, решила напомнить людям о своём царственном величии.