Аня опустила руку с рисунком и обернулась было к утюгу.
— Разглажу и спрячу. Дабы никто его не увидел.
Аня как-то вся сжалась, втянула голову в плечи. Взялась за утюг, и лицо её исказила гримаса отвращения. Резко отдернула ладонь от рукояти, будто обожглась страшно! Тряхнула рукой, открыла железную дверцу печки и, скомкав портрет, засунула его в чёрную глубину топки.
— Пусть хоть рога мне нарисует в следующий раз, а я больше плакать не буду. Понятно тебе! У меня зато очи, как у Василисы из сказки! Такие же голубые, яко небо в ясный день! Вот!
И Аня, посмотрев на печь вытаращенными глазами, со злостью показала ей язык.
Глава 8. Милая.
Варя вертелась на жёстком старом матрасе и никак не могла уснуть. Кровать противно скрипела, и казалось, что она совсем на ладан дышит. Не ровен час, развалится под тяжестью Вари и придется ей и вовсе на полу спать. Нюра мирно сопела рядом на тюфяке, укрывшись какими-то тряпками.
Как она только умудряется так крепко уснуть не пойми на чём!
Варя потерла висок, повернулась на спину и уставилась в потолок.
Неужто опять сегодня мигрень украдёт её сон? И всё из-за скрипа мерзкого! Или из-за дум тяжёлых?
С каждым днём пребывание в Берёзовой роще под чужим именем становилась всё утомительней. Жизнь во лжи выматывала и угнетала. Невыносимо было и постоянно обманывать графа. Чувствовала себя иногда Варя просто мешком дырявым, из которого так и сыпалась, как крупа, её жизненная сила.
Надо ведьму скорей отыскать! Уехать и забыть про Взгорьевку!
Варя узнала от дворовых, что нашли недавно в Лаптевке девку мертвую в лесу. И люди судачили, что дело это рук зморы проклятой. Якобы она её в лес заманила и сгубила бедную. Решила, что непременно сама на разведку в Лаптевку отправиться и на месте у крестьян обо всём расспросит. Но время шло, а она никак не могла придумать, под каким предлогом туда отпроситься? К тому же больше трёх вёрст идти пешком в мороз — непростая задача. А Варя даже дороги толком не знала до деревни. Примерно только помнила, что на подъезде к Роще видела худые домишки на холме. Эх, вот бы на санях до них доехать! Но кто же взять-то сани Костылю позволит. Её дело ведь картины с утра до ночи реставрировать, а не по деревням кататься. Что ж, в любом случае нужно будет придумать что-нибудь!
Варя вздохнула. Сон не шёл, и она попыталась подумать о чём-то приятном. Вспомнилась ей Отрада, маленькая ротонда под старым кленом, Сметанка и ощущение тёплого дыхания лошади на ладони, когда она угощала её яблоком или кусочком сахара. А потом вдруг всплыла в памяти первая встреча с женихом на детском бале. Зазвучали в голове его комплименты, музыка, шуршание нарядных пышных юбок. Варя так ясно представила милые черты Елисея, что разглядела в них застывшую радость. Нет, что-то было не так... Почему светлый взор его выглядел каким-то холодным? И вдруг блеск в глазах Елисея и вовсе исчез. В них появилось...презрение? Варя даже зажмурилась. Слёзы неожиданно покатились по щекам, и она, высунув руку из-под потрепанного лоскутного покрывала, порывисто перекрестилась.
Нет, нельзя сейчас унынию поддаваться! Надо здравый ум сохранить для дела! Елисей не достоин слёз моих. Нет, не достоин...
Варя вытерла лицо кончиком рукава льняной сорочки, которую привезла с собой. Повернулась к стене и закрыла веки, перед которыми замелькали вскоре бессвязные образы. Дремота наконец-то увлекала её в мир грёз, спасая от тягостных дум.
И вот цветные бесформенные пятна растаяли, и она нашла себя в мастерской, пишущей портрет своего ненаглядного Елисея. Варя замешала на палитре светлые краски, сделала подмалевок и начала тон за тоном набирать цвет в картине. Работала с азартом, даже улыбалась от счастья кого-то непонятного. Прошло несколько мгновений, прежде чем Варя вдруг поняла, что вместо русых волос тёмные локоны на холст ложатся, вместо белого лица смуглое получается, вместо синих глаз... Что такое? Вот же она окунула кисть прямо в тюбик с бирюзой, сделала штрих тонкий, а он серым вышел! И никак не получался у неё нужный оттенок. Варя рассердилась, бросила кисти в сторону и отошла от холста, чтобы издалека на своего милого поглядеть. А увидела? Как такое возможно? Почему с картины смотрел на неё сам граф Аксёнов! С ума сойти. Да как она могла его написать, как сумела так ошибиться? И тут взгляд Льва Васильевича стал насмешливым, и Варя, испугавшись этого, подскочила к картине и скинула её с мольберта. Да так неудачно она слетела, что угодила углом прямо по ноге!
— Ай! — вскрикнула Варя и проснулась.
Нюра испуганно подскочила с тюфяка.
— Што случилось, барышня?
— Ничего. Нога затекла.
— Её растереть надобно. Давайте я помогу.
— Не выдумывай. Я сама.
Варя потëрла ногу и спрятала её обратно под одеяло. Топили в доме хорошо. Лев Васильевич рассказывал, что первым делом все печи в усадьбе починили. Но под утро всё равно комната обычно стыла, и Варя ужасно мëрзла.
— Надо было сковороду с углями вам на кухне заказать или грелки, — проворчала Нюра, заметив как хозяйка её ёжится.
— Что бы я без тебя делала, голубка ты моя, — рассеянно ответила Варя, обдумывая свой странный сон. И почему он только ей привиделся?
Нюра засмущалась от слов хозяйки, и Варя, приметив это, неожиданно прониклась к девке.
Давно я не говорила ей тёплых слов. А ведь без Нюрочки бы точно не справилась!
— Сегодня, возможно, в деревню пойдём. Или поедем, если сани выпрошу.
— Пошто нам туда?
— Змору искать будем. Народ надо расспросить.
— Я думала, мы здеся спервоначалу всё разузнаем.
— Здесь путного ничего выяснить пока не удалось. Не спорь. Лучше удачи мне пожелай! Придется на поклон к графу идти. Сани просить буду.
— Бог с вами, барышня.
— Спасибо, Нюрочка.
Искать встречу с графом, однако, не пришлось. Он сам позвал её к завтраку. Иногда граф просил её составить за трапезой ему компанию. Варя понимала, что графу одиноко в большом неуютном доме, а беседы с ней для него что-то вроде развлечения. Наверняка, она (точнее Костыль) ему безразлична, и при иных обстоятельствах он никогда не пригласил бы ее на чай. Почему-то от осознания оного Вари сделалось грустно. Подумаешь, пятна на лице! Нельзя разве за ними рассмотреть её обаяние, эрудицию, доброту душевную.
А может, и нет этого в ней попросту.
Варя нахмурилась. Да какая разница, что он там об ней думает. Не влюбилась же она в него! А волнуется иной раз в его присутствии только потому... Варя так и не придумала почему. Она зашла в раскрытые настежь двери гостиной, где за накрытым столом сидел граф и читал газету.
Варя слегка качнулась из стороны в сторону, половицы заскрипели, и Лев Васильевич поднял на неё глаза. Он быстро свернул газету, убрал её в сторону и, поднявшись, поклонился Варе.
— Дарья Владимировна, доброе утро. Прошу вас! Вчера нам мёд новый привезли. Вот, смотрите, это для вас.
Варя поздоровалась и смущенно поблагодарила за угощение.
Уселись за самовар. И Лев Васильевич уже привычными для Вари движениями разлил чай.
— Как успехи в работе?
— Дело движется. Заменили ещё у пяти холстов подрамники. Повреждений на них было немного, к счастью. Поэтому с этими картинами я быстро управилась.
На самом деле Варя работала из рук вон плохо и ужасно медленно. Навыка в реставрационном деле ей сильно не хватало. Однако после тщательной уборки в мастерской выяснилось, что некоторые картины совсем не нуждались в реставрации. И Варя успешно приписала их сносный вид своему мастерству. Повезло, что граф не особо разбирался в живописи, благодаря чему не замечал различных нюансов, которые уж точно не ускользнули бы от профессионального взора.
— Рад, что ваше дело спорится. Нужно заглянуть как-нибудь к вам в мастерскую.
— Только не сегодня. У меня есть планы на день, Лев Васильевич.
Граф удивленно вскинул брови:
