Нет,нет и нет. Невероятно, чтобы Нюра была как-то замешана... Невероятно.

Старуха, заскочив в избу за Варей, слегка толкнула её в бок и кивнула в сторону стола: посмотри, мол, внимательнее. А сама в это время опрокинула веник метелкой вниз.

Неужели и эту защиту она провернула, чтобы Нюру проверить, а не меня? И ведь Нюра из избы за нами не вышла. Да просто кота она на коленях пригрела, вот и не пошла в клеть.

— А вона и ларчик мой с оберегами, — старушка вновь приветливо улыбалась беззубым ртом, а вся чертовщина сошла с неё, будто и не бывало в ней никогда ничего необычного.

Достала она из шкатулки маленькие деревянные кругляши на тонких чёрных бечëвках.

— Этот Ладинец для тебя, — повешала оберег на шею Вари. — А этот тебе будет.

К Нюре она не стала подходить близко. Положила Ладинец лицом вверх с ней рядом на стол. На светлом дереве оберега был выжжен крест с загнутыми влево лучами.

— Вот спасибо, бабушка, — ласково ответила Нюра.

Старушка кивнула девке в ответ, а потом опять многозначительно глянула на Варю. Княжна чуть глаза не закатила.

Да хватит уже!

Поняла она, что Нюра — зло во плоти. Варя убрала выбившийся локон за ухо, незаметно перевела дыхание. Возможно, и есть какая-то чуйка и знания у этой бабуси. Но и маразм наверняка имеется в наличии. Доверять ей уж точно нельзя, решила Варя.

Надо возвращаться домой, пока дорогу совсем не занесло.

Варя достала свой худой кошелёк и, подцепив из него пару монет, протянула их старухе.

— Вот, бабушка, за обереги и гостеприимство.

— Ай, негодница! Чаго деткам не дала? Они ж просили тебя, небось! А мне не надо. Подарки это вам от меня.

Варя не успела даже ничего возразить, как теплые шустрые пальцы смели монеты с её ладони.

Гришка возмущенно гаркнул бабусе:

— Всех жалеешь вечно. О себе думать надобно. Дëнги с неба на тебя, што ли, валются?

— Ой, плут!

Старушка хотела отвесить Грише подзатыльник, но он увернулся. Засунул монеты в карман и сам расцвёл, как медный начищенный пятак.

— Ну, по коням! Ехать надо! Итак, с темнотой возвращаться будем.

В санях Варя обернулась на избу знающей и долго на неё смотрела. Вскоре из маленьких окошек упали на снег полоски слабого жёлтого света, едва различимого в лёгких сумерках. Значит, старушка зажгла лучину в комнате.

Интересно всё же, отчего она наговорила мне все эти глупости?

Варя взглянула исподтишка на Нюру.

Да ведь мы выросли вместе.

Варя знает её как облупленную. Нюра, почувствовав взгляд княжны, наклонилась к ней:

— Как хорошо съездили, правда? — спохватилась и добавила: — жаль только, што про змору ничего не узнали.

— Кое-что я разведала.

— Да? — Нюра нахмурила лоб. — А што?

— Так, ничего особенного.

Варя махнула рукой, откинулась на спинку саней и закрыла глаза. Всю дорогу она молчала.

По прибытию в Березовую рощу княжна слегка оживилась. Но в тишине чужого дома, одиночество вновь словно поглотило её.

Одна здесь и никому верить нельзя. И надежды на исцеление нет.

Варя перекрестилась и, решив молиться весь вечер, спряталась от любопытных глаз слуг у себя в комнатушке.

Несколько дней прошли в унынии, несмотря на то, что она старалась бороться с греховным настроением изо всех сил. Отвлекала от безысходности только работа. А вот разговоры с Нюрой всё больше раздражали и печалили. В них, по мнению Вари, совсем не осталось тепла. Но девка этого будто не замечала, хотя иногда и спрашивала, отчего княжна «така задумчива?» На это Варя рассеянно отвечала, что скучает по папеньке или сетовала на то, что расследование никак не сдвинется с мёртвой точки, а сама при этом всё пыталась рассмотреть в Нюре странности. Ведь червоточина в груди так и ныла, постоянно напоминая о себе. И Варя уже ничего не могла поделать с холодным недоверием, которое росло между ней и Нюрой, как снежный ком.

Однажды, ближе к вечеру, Нюрка радостно доложила, что подружилась с какой-то дворовой девкой. Кажется, Глашкой. С гордостью поведала, что узнала многое от неё про бывших хозяев дома. Оказывается, состояла Глаша когда-то горничной при барыне Шатуновской.

— И эта барыня не проста была! А знаете почему?

— Почему? — машинально переспросил Варя, разглаживая холст намороженным на холоде чугунным утюгом.

— Потому што она така же, как я уродилась. Понимаете?

— Нет, не понимаю.

— Это я путано излагаю, — засмеялась Нюра. — Хотела сказать, что она тоже крестьянкой родилась! Бабы сплетничали, что её сиратинкой подбросили к дому ведуньи местной. А эта бабка будто жуть какой прыткой оказалась. Сперва приютила малую, а потом в столицу с нею сбежала.

— Сказки какие.

— Ага. Так вот, после многих лет сиратинушка мадамою стала! Красавицей подлинной! И вернулася в Березовую рощу барыней. Представляете? Получается барин взял в жёны крестьянку по рождению. Во как.

— Такие браки называют мезальянсом. Ничего удивительного.

— Скажете тоже. Ужас, как дивно! И это ведь не вся история! Знаете, што ещё я разузнала?

— Ну?

— Да то што, в свете будто не приняли ту барыню.

— Хм.

— Она-то старалась понравиться богачам. Но, как Глаша сказывала, худо это у неё получалось, — Нюра замолчала и, выдержав паузу, подняла указательный палец вверх. Глаза её заговорщически заблестели. — И после одного случая барин запретил ей на приёмы ездить. Дома запер и плохо обращаться с ней стал. А случай этот вам известен.

Варя нахмурилась. Никакого дело ей не было сейчас до сплетен слуг про бывшую хозяйку. Мысли другое тревожило. А болтовня пустая начинала действовать на нервы.

Нюра не унималась:

— И вы сейчас всё поймёте! Помните, как у озера мы камешки кидали?

— Не помню, Нюра.

— Но как же? Мы ещё в лепестки их оборачивали.

— Какие лепестки?

— Ну, от розочек.

— Каких ещё розочек? Нюра, ты сперва говорила про барыню, а сейчас чушь про камни с цветами несёшь! Не можешь нормально пересказать историю, так не берись это делать!

— Пошто вы осерчали вдруг?

— Потому что голова уже от тебя болит. Про змору что-нибудь выяснить удалось?

— Клянут её сильно, — Нюра покраснела вся, — а путного ничего никто не говорит.

— А про девок пропавших?

— Про них вам итак ужо известно. Змора их дурнит, а они потом кто в лес, кто в реку, а кто попросту прячется да дома сидит безвылазно. А больше ничего я не знаю, к жалости.

— Не к жалости, а к сожалению, — раздражённо поправила Варя и, взглянув на красное лицо Нюры, спросила вдруг: — А тебе правда жаль?

— Што жаль?

— Меня, например, жаль?

— Как мне не жалеть-то вас? — Нюра опустила глаза, затеребила кончик косы.

Посмотрите-ка на неё! Ну просто светлый ангел.

Варя вздохнула:

— Не спокойно на душе у меня, — честно призналась она. — Оставь меня одну, Нюра, а то, боюсь, наговорю тебе ерунды.

Нюрка головой кивнула и выбежала из мастерской с такой поспешностью, будто Варя в тигра обратилась перед прыжком на добычу.

Княжна обхватила себя руками и какое-то время так и стояла пытаясь унять тревогу. Потом её взор упал на портрет барыни с изуродованным лицом.

— А что если мне за тебя взяться?

Лев Васильевич велел, конечно, не трогать. Но она и не будет пока реставрировать, просто подготовит материалы для работы. Варя подошла к портрету и аккуратно провела пальцем по свесившемуся около носа кусочку холста. Интересно, сможет ли она подобрать точно такую же текстуру материала для вставки? Несколько разных лоскутов льна она привезла с собой.