Варя села рядом на лавку. Нюра хотела было помочь хозяйке на стол собрать, но та на неё так прикриенула, что княжне даже жаль девку свою стало. Она усадила покрасневшую Нюру с собой рядышком, шепнула ей:

— Не нравится мне эта странная бабка!

Нюра едва приметно кивнула и испуганно поглядела в сторону печки, не услышала ли Варю знающая. Но та возилась с каким-то мешком, не обращая внимания на гостей.

Вскоре она разлила по кружкам свой отвар, и комната наполнилась тёплым цветочным ароматом мяты. Старушка выставила на стол сухари, присыпала их солью.

— Чем богаты, тем и рады. А может, картошечки сообразить? Капустки квашеной принести из погреба?

— Не надо, бабуся, — улыбнулся Гришка. — Мы ненадолго. У барышень к тебе дело есть.

— А шо за дело? — в глазах старухи загорелось такое любопытство, какое, пожалуй, только у ребенка и встретишь.

— Присядь, не мельтеши, — попросил её Гриша, — выпей с нами чаю свого. А про дела они тебе сейчас сами доложат.

Пока Варя думала, с чего бы начать, глотая обжигающий сладковатый напиток, с кислым привкусом, Нюра ляпнула в лоб:

— За оберегами мы к вам, бабушка.

— Отоно как! А чаво страшитесь? Отчаво уберечь себя хотите?

На этот раз быстро ответила Варя:

— Так от хвори в первую очередь, а ещё от сглазу. Все про змору только и судачат. Не дай Бог встретить. С оберегом-то спокойней будет. А что тебе, бабушка, про змору известно?

— А кто вам про неё болтал? — удивленно переспросила старуха. — Вы ж нездешние.

— Гриша про неё рассказывал. Да все болтают, кому не лень.

Гришка сдвинул брови и ошпарил Варю гневным взглядом. Нюра потупилась. А старуха, криво ухмыльнувшись, забегала глазами.

— Мало я знаю. Какой с меня спрос-то? Чай, сто лет на свете ужо живу! Память слаба стала.

— Совсем ничего не знаете? — голос Вари дрогнул от обиды. Неужели, она зря приехала в Лаптевку.

Ну как же так?

— Может чаго и слыхала, да повторить не смогу. А вот обереги у меня для вас найдутся. Сейчас тока ларчик притащу. А где же он? Тама?

Старуха махнула рукой в сторону печки и через мгновенье исчезла за ней. Какое-то время она кряхтела и охала, а потом смолкла, будто пропала. Зато из-за печи вылез вдруг чёрный кот и, потянувшись, деловито уселся напротив стола. Варя, вся в расстроенных чувствах, не смогла сдержать горькой усмешки.

Бабка, что ли, в кота обернулась. Тоже мне, фокусница!

— Это Изок, — ласково сказал Гришка. — Вышел поздороваться.

За печкой опять раздалось шуршание, только гостям уже не было до него дела. Все любовались пушистым и урчащим хозяином дома, который терся то об одни ноги, то о другие. Между тем объявилась и озадаченная хозяйка. Она, растерянно моргая, уставилась на Варю.

— Куда эта бестолковая шишка задевала ларец, я разуметь не в силах! — старуха постучала кулаком по голове со съехавшим на бок платком. — А может, в клеть сходить? Точно, тамо надо искати. Айда за мною, девоньки.

Варя поднялась и послушно пошла за ней. А Нюра, уже пригревшая Изока на коленях, крикнула им вслед:

— Я здеся обожду, с вашего благословения.

Старуха, сморщившись, переплюнула через плечо и ехидно скривила губы. Прошли через сени в летнюю часть дома с закрытым наглухо ставнями окном. Оттого в холодной и грязной комнате было ещё и темно, как в погребе.

— Дедушка-соседушка, поиграй, поиграй, да мне отдай, — повторяла старуха, как заведенная, роясь в разбросанных вещах.

— Ничего ж не видно. Без толку искать ларец в такой темнотище, — Варя даже не пыталась скрыть раздражение в голосе. Бабка эта совсем разочаровала её своим поведением. Княжна скрестила руки на груди, прищурилась, силясь рассмотреть хоть что-нибудь.

И тут перед самым её носом вспыхнула лучина. Алый язык пламени, выскочивший из темноты, как черт из табакерки, так перепугал Варю, что она, вскрикнув, чуть не рухнула на пол.

— Зачем же так стращать? — буркнула Варя, пытаясь понять, как старушка сумела вообще лучину зажечь.

Она искры из рта выплюнула? Ну, точно, фокусница!

А старуха в оранжевом свете пламени будто переменилась вся. Редкие брови сдвинулись, и между ними залегла глубокая складка. Глаза блестели и с такой строгостью взирали на Варю, что она невольно попятилась:

— Что вы, бабушка? Почему так смотрите на меня?

— Давно с порчей на лице ходишь? — внезапно спросила одними губами старуха.

— Давно, бабушка! С лета.

Неужели в ней всё таки сила есть?

Сердце Вари так и ухнуло в груди. Надежда на здравый разговор волной прокатилась по телу. По спине побежали мурашки.

— Как случилась всё?

— Ведьму в лесу встретила. Змору! Она мне мазь дала для белой кожи. Я, глупая, намазалась этой гадостью и подурнела лицом. А может, ты мне поможешь? Как красу вернуть, бабушка?

— Я тебе не помощник. Змора девок красивых портит, а они после ко мне ходют. Да только бессильна я супротив её чар. Не повезло тебе, родимая.

— Но как же так, бабушка? Что же делать? Как найти эту колдушку? Я слышала, что во Взгорьевке она живёт. Она мне сама сказала, что родом из этих мест.

— Ты думаешь, человек это был? — старушка вдруг хрипло рассмеялась. — Духом змора давно лесным стала. Коли и можно её чем приманить, так это кровушкой. А так бесполезно искати.

— Что ты говоришь такое. Она человек из плоти и крови, я сама видала!

— А что ты видала — это ещё неизвестно.

— Белолиция, а глаза, как уголь, чёрные. Волосы медные...

— Да не она это была.

— А кто?

— Не разумею. Все по-разному змору видят. Разве что цвет глаз един в личинах разных. Мрак бездны в очах её тяжело за колдовством скрыть.

— Бабушка, прошу, помоги! Расскажи всё, что знаешь.

— Тебе не с меня спрос держать надо. А с этой вон баламошки своëю.

— С кого?

— С баламошки своëю блаженной, говорю.

Тут Варю осенила догадка:

— Неужто вы про Нюру мою так?

— Про неё, окаянную!

— Да она-то причём? Что Нюра знать может?

— Ох, бестолковая! Ничего не примечаешь. Я слепая и то вижу.

Варя совсем запуталась. Разговор стал казаться ей бредовым. Такие бессвязные фразы обычно цепляются друг за друга гнилой цепочкой в дурных снах. И когда разорвётся цепь, невозможно будет звенья собрать воедино. Варе нестерпимо захотелось проснуться, чтобы ощутить наконец-то облегчение от тревожного чувства, зародившегося глубоко в груди.

— Она не так проста, как ты думать привыкла. Но, впрочем, ты и сама не без греха, барышня, — последние слово старушка не сказала, а ядовито процедила сквозь зубы.

Уголки губ Вари с отвращением опустились, а подбородок она так и выдвинула вперёд.

— Чушь слушать больше не желаю. Я в избу возвращаюсь.

— Обожди. Ложь до улики жива. Это запомни, пригодиться тебе.

Варя развернулась и вышла из клети, старуха поспешила за ней.

В избе Гриша и Нюра о чём-то мило любезничали. Варя пристально уставилась на Нюру, и та, поймав её взгляд, подняла на княжну ясные глаза. Затем смущенно отвернулась. На щеках её играл румянец. Нюра гладила Изока, который довольно урчал, свернувшись калачиком на коленях. Во всём облике её было столько доброты и какой-то детской непосредственности, что Варе совестно стало за червоточину, которая отчего-то ныла в груди всё сильней. Чувство подозрения так и закопошилось внутри мерзким червем. Да что же с ней такое? Как можно этой бабке сумасшедшей верить?