— Я могу попытаться выяснить.
Я вздыхаю, затем бормочу:
— Блять, мне жаль, что это произошло, пока у тебя медовый месяц.
— Время неподходящее, но что есть, то есть. Мне нужно идти. Эбигейл передает свои соболезнования.
— Спасибо. — Уголок моего рта на секунду приподнимается. — Поговорим позже.
Мы заканчиваем разговор, и у меня появляется минутка, чтобы все обдумать.
Срочный заказ появляется редко. Обычно нам дается от двух недель до месяца, чтобы уничтожить цель.
Это говорит мне, что тот, кто напал на Мориса, является частью моего мира. Они знают, кто я. Это также объясняет, почему был убит Морис, а не Ками.
Но это не объясняет, почему на пентхаус было совершено нападение.
Господи, я упускаю важную информацию.
Надеюсь, Николай выяснит, кто заказал контракт на Мориса.
Я вздыхаю, затем набираю номер на своем телефоне.
— Де Ротшильд.
— Меня зовут Максим Левин. Я жених Камиллы Дюбуа.
Ни за что на свете я не назову себя ее парнем. Уверен, она простит меня за ложь, но это единственный способ, чтобы люди вокруг нее выполняли мои приказы.
— Будут ли организованы государственные похороны ее отца? — спрашиваю я.
— Конечно. Я пытался дозвониться до нее, но все время попадает на голосовую почту. Она там? Могу я с ней поговорить?
Я качаю головой.
— В настоящее время она отдыхает. Я контролирую все, что касается Камиллы. Я был бы признателен, если бы вы сообщили прессе, что она недоступна для интервью. Она будет присутствовать только на похоронах и ни на чем другом.
— Последнее, что я слышал, вы были ее телохранителем, — упоминает он.
— А теперь я ее жених, — бормочу я. — Камилла оставит свои обязанности светской львицы, и как только все будет улажено, она поедет со мной.
— Все это немного неожиданно, — говорит он, и в его словах слышится сомнение.
Я не могу винить этого человека за то, что он с подозрением относится ко мне.
— Просто сделайте то, что я сказал. Как только Камилла почувствует себя немного лучше, я попрошу ее позвонить вам.
— Я был бы признателен. Я сделаю объявление, что она не будет общаться с прессой. Как у нее дела?
— Не очень хорошо, — честно отвечаю я. — Она очень любила своего отца.
— Я знаю их с тех пор, как она была ребенком. Они всегда были очень близки. Пожалуйста, передайте ей мои соболезнования и попросите ее позвонить мне как можно скорее.
— Обязательно.
Я заканчиваю разговор и раздраженно фыркаю. Вот почему я люблю свой мир. Если ты отдаешь гребаный приказ, люди воспринимают его всерьез, потому что знают, что умрут, если не выполнят его.
Чертова бюрократия выводит меня из себя.
Встав, я выхожу из кабинета и чуть не сталкиваюсь с Филиппом. Он отскакивает назад, бросает один взгляд на мое лицо, затем шепчет:
— Mon Dieu7.
В его глазах страх, когда он говорит:
— Камилла проснулась… сэр… Я подумал, что должен сообщить вам.
Кивнув мужчине, я обхожу его и направляюсь в ее спальню. Когда я вхожу в комнату, она сидит на кровати, прислонившись спиной к изголовью и обхватив руками голени. Она смотрит в пространство, пока я не сажусь. Ее взгляд перемещается на меня, затем ее подбородок начинает дрожать.
Я широко раскрываю объятия.
— Иди сюда, детка.
Ками вяло двигается, забираясь ко мне на колени, и я прижимаю ее к себе.
— Мне приснился кошмар, потом я проснулась и поняла, что это было наяву, — шепчет она.
Мои руки сжимаются вокруг нее.
— Прости, любовь моя. — Я впервые говорю с ней по-русски. Не думаю, что она готова услышать, что я люблю ее, и не хочу давить на нее, пока она в таком состоянии.
Но после того, как у нее будет время оплакать своего отца, мы поговорим о нас. Я скажу ей, как сильно люблю ее, и мы построим совместную жизнь.
Глава 30
Ками
Боже, мое сердце больше не выдержит.
Стоя перед входом в церковь Сен-Сюльпис, полную людей, я с трудом сглатываю свое горе, разворачивая надгробную речь, которую написала для папы.
На мгновение мой взгляд останавливается на Максе, и я черпаю в нем силу.
Не обращайся ко всем. Сосредоточься только на Максе.
— Мой отец был добрым и щедрым человеком. Он хотел лучшего будущего для Франции. — Накатывает волна сердечной боли, и я пытаюсь отдышаться, но она так сильно сжимает мою грудь, что кажется, я вот-вот потеряю сознание. — Я скучаю по нему. — Мой подбородок начинает дрожать, и мне приходится выдавливать из себя слова: — Так сильно.
Тишина в церкви становится громкой, пока кто-то не кашляет.
Тишина стала громкой с тех пор, как умер мой отец.
Не в силах вымолвить больше ни слова, я бросаю на Макса умоляющий взгляд. Он встает и, подойдя ко мне, обнимает меня. Он берет бумагу, на которой написана моя речь, и продолжает читать от моего имени.
Закончив, он ведет меня в заднюю часть церкви. Как только мы выходим на улицу, нас окружают охранники из Академии Святого Монарха.
Я слышу вопросы, которые выкрикивают представители прессы, но игнорирую их. Макс снимает пиджак и накрывает им мою голову, чтобы защитить меня от камер.
Я больше не могу плакать и мне удается лишь сухо всхлипнуть.
Когда мы добираемся до безопасного внедорожника, меня усаживают на заднее сиденье.
— Кладбище Монпарнас, — отдает Макс приказ Данилу.
Он ни разу не отпустил меня. Я знаю, что слишком сильно завишу от него, но у меня просто нет воли принимать решения самостоятельно.
Данил паркуется довольно далеко от того места, где будет похоронен мой отец.
— Мы всю дорогу будем идти пешком? — спрашиваю я Макса.
— Нет. Мы просто ждем, пока другие охранники снова проверят территорию. Мне нужно убедиться, что это безопасно для тебя.
— Мы можем подождать, пока не закончится церемония и все люди не разойдутся? Не думаю, что смогу встретиться с кем-либо прямо сейчас.
Я хочу быть одна, когда буду прощаться с папой.
— Мы сделаем все, что ты захочешь, детка.
До прибытия катафалка остается тридцать минут. Пятнадцать до начала церемонии и еще тридцать до того, как люди разойдутся.
Он мой отец, но страна похоронила его. Хотя я понимаю, что его любили многие, мне бы хотелось сделать это в одиночку.
— Готова? — Спрашивает Макс. Я киваю, и он отдает приказ: — Подъезжай ближе, Данил.
Когда мы останавливаемся возле могилы, нам приходится ждать, пока все охранники подойдут к нашему внедорожнику. Только после этого мне разрешают вылезти из машины.
Я понимаю, это для моей безопасности, но это значит, что я не останусь с папой наедине.
Тело Макса напряжено, когда мы подходим к свежей могиле, и он продолжает осматривать местность в поисках любых возможных угроз.
Мы останавливаемся, и я едва могу смотреть на гроб.
Папа.
Мое горло сжимается, а глаза горят, но по щеке скатывается лишь одна слеза.
Боже, я буду так сильно скучать по тебе.
Я прикрываю рот рукой, и когда Макс притягивает меня к своей груди, из меня вырывается рыдание.
Спасибо тебе за удивительную жизнь, которую ты подарил мне. Я была так счастлива, что ты был моим отцом. Дыра, которую ты оставил в моем сердце, никогда не затянется.
Я хватаюсь за бок Макса, чтобы удержаться на ногах, поскольку мое тело неудержимо дрожит. Моя печаль становится невыносимой, и я закрываю глаза.
Прощай, папа.
_______________________________
Три дня после похорон были самыми тяжелыми.
Именно тогда мистер Лафайет пришел зачитать папино завещание. Нужно было подписать столько бумаг, что я думала, сойду с ума. Однако Макс прочитал все до единой страницы. Он не позволил бы мне подписать документ, который не проверил.
Он был моей опорой на протяжении всего испытания.
Я сижу в папином кресле в неформальной гостиной и смотрю на книгу, которую он читал. Он всегда любил читать.
