— Я должна поблагодарить тебя за заботу об Артуре после ранения, — сказала Сяньли. — Я же понимаю, что больше бы никто не мог сделать. — Она грустно улыбнулась. — А еще ты позаботился о Бенедикте и сумел отправить его обратно. Мы тебе очень многим обязаны, Анен.

Первый жрец грустно улыбнулся.

— Обязательства ни причем, это слово к друзьям не имеет отношения. Будь у меня сила Осириса, я вернул бы твоего мужа, воскресил бы отца Бенедикта и вырвал бы моего друга у смерти. — Он покачал головой. — Увы, даже первый жрец не имеет такой власти. Мы встретимся, но уже в следующей жизни. А пока, — вздохнул он, — мы должны научиться жить с нашим горем, как ты сказала.

Они начали вспоминать прошлые визиты, а потом Анен спросил:

— Ты, наверное, хотела бы увидеть его могилу?

— Да, — твердо ответила Сяньли. — Обязательно. Мы для этого и пришли.

— Да будет так. — Он почти незаметно кивнул. Тут же появился слуга и замер, ожидая распоряжений. Анен что-то коротко сказал ему, и слуга вышел. Первый жрец сказал: — Можем ехать, когда пожелаешь, но Город Мертвых не близко, и скоро наступит дневная жара. Может быть, отправимся в путь на рассвете? Тогда путешествие доставит удовольствие. Ночная прохлада не сразу уходит с холмов.

Бенедикт прокашлялся, чтобы на него обратили внимание.

Сяньли тут же объяснила:

— Анен предлагает отвезти нас к гробнице, где покоится тело Артура. Мы поплывем. Думаю, гробница на другом берегу реки.

— Конечно, мы с радостью принимаем твой мудрый совет, — обратилась Сяньли к жрецу. — Но ты — Первый жрец, у тебя, наверное, много дел. Ты сможешь оторваться и отправиться с нами?

— Моя собственная гробница почти готова. Я как раз собирался осмотреть работу. А потом, мне будет только в радость показать вам свой вечный дом. Я часто там бываю, поскольку там все напоминает о тех благословениях, которые я получил за эти годы. — Он произнес это с гордостью человека, довольного прожитой жизнью и своими свершениями.

— Спасибо, Анен, — проникновенно ответила Сяньли. — Ты очень добр.

Бенедикт тоже поблагодарил по-своему, выслушав перевод матери.

— А сейчас, друзья мои, хочу предложить вам немного освежиться. — Степенно сказал Анен. — Пообедаем, а потом я покажу вам достопримечательности Нивет-Амуна. С тех пор, как вы были здесь в последний раз, мы много построили в городе. Я думаю, вам понравится.

Обед состоял из фруктов, ароматного хлеба и миндальной пасты на меду. После обеда их провезли на колесницах по городу, делая остановки у статуй, монументов, святилищ и рынков. На каждой остановке собирались люди — во-первых, посмотреть на Первого жреца, а во-вторых, на его иностранных гостей. Очевидно, народ с уважением относился к Анену, а значит, и его гости были вполне достойны внимания.

Они провели приятный вечер и спокойную ночь, встали перед восходом и начали путь к гробнице Первого жреца. Лодка оказалась уменьшенной копией царской лодки; ее обслуживало множество рабов. На берегу они оставили весла и стали носильщиками.

Бенедикт никогда раньше не передвигался в паланкине (хотя их все еще можно иногда увидеть в Англии; в основном, их используют пожилые вельможи). Поначалу мерное покачивание его слегка смущало. Однако вскоре он втянулся в ритм, и путешествие ему даже понравилось. Каждое кресло несли четыре раба; за ними следовали четыре пеших жреца, а потом еще шесть рабов с корзинами, наполненными едой и питьем на весь день.

Они неторопливо двигались от реки вверх к холмам пустыни, начинающимся сразу за зеленой полосой орошаемых полей. Уже в пустыне повернули на юг, огибая подножье скал, и вошли в каньон, он же вади. Чем дальше они продвигались, тем уже становилось ущелье — временами паланкин даже задевал стены, но потом стало пошире. Здесь каньон разделялся на два рукава.

Процессия остановилась. Неподалеку стоял большой шатер и несколько хижин поменьше; другие жилища располагались там, где ущелье расширялось. Это тоже были шатры, но другие: деревянные рамы, обтянутые грубой тканью и крытые сухими пальмовыми листьями. Там жили рабочие, художники и каменщики, занятые на строительстве гробницы Первого жреца. Вход в саму гробницу представлял собой простое прямоугольное отверстие, высеченное в известняковой стене ущелья.

— У царей и цариц есть свои священные долины, — весело объяснил Анен. — Здесь мои владения. — Он властно махнул рукой вдоль каньона. — Здесь будет жить моя Ка до тех пор, пока не закончится само время и на земле не воцарится рай.

— А что потом? — Бенедикт задал вопрос, выслушав перевод.

— Прости за дерзость, Анен, но мой сын хочет знать, что будет потом? — спросила Сяньли.

Первосвященник рассмеялся.

— Потом? Потом мы будем жить в раю! — Указав на дверь гробницы, он сказал: — Хотите посмотреть?

Анен, верховный жрец Амона, стоял, прикрывая глаза от солнца, и смотрел на сверкающие вершины скал, на орла, кружащего высоко в небе. Тень птицы мелькнула на стене вади.

— Гробница будет запечатана до конца времен, — заявил он, — а после я выйду и займу свое место среди бессмертных.

Сяньли перевела ответ сыну. Бенедикт кивнул и спросил:

— Нам можно войти внутрь?

— Так мы для этого и приехали! — со смехом ответил Анен. Он дал знак одному из слуг принести лампы и послал вперед освещать путь. Затем, осторожно перешагнув приподнятый порог, он провел своих гостей через дверной проем и вниз по крутой лестнице на нижний уровень, в небольшую, похожую на чулан прихожую. Из нее отходил короткий коридор; он вел в большую прямоугольную комнату с высоким потолком. Помещение высекли в мягком известняке; стены отшлифовали и оштукатурили, а белую стену украсили сценами из жизни на берегу реки: мальчики ловят рыбу, мужчина моет рогатого буйвола, девушки пасут гусей, женщины пекут хлеб и варят пиво, рабы собирают и молотят зерно. Сюжетов было много. Куда бы они ни посмотрели, повсюду были картины. Если где-то оставалось пустое место, его заполняли иероглифами.

— Чудесно! — воскликнула Сяньли.

— Это потребовало большого времени, — жрец обвел рукой помещение, — и очень больших расходов. Но мне будет приятно проводить свои дни среди обычных работящих людей.

Дверной проем вел в другое помещение. Бенедикт спросил:

— А что там?

Сяньли перевела вопрос, и Анен торжественно проговорил:

— О, это особое место! Пойдем, я тебе покажу.

Они перешли из главного помещения в гораздо меньший по размеру отсек; здесь все стены также были заполнены картинами, но уже совершенно иными по сюжетам. Некоторые росписи были закончены, но другие все еще находились в работе: четыре художника работали под руководством мастера, переходившего от одного к другому, исправляя рисунок — здесь он придавал немного другое выражение морде теленка, там поправлял изгиб лошадиной шеи. Художники работали при свете больших масляных ламп; здесь же рабочие заглаживали стены, смешивали краски или готовили кисти. В неподвижном воздухе пахло пальмовым маслом и стоял металлический привкус штукатурки и тесаного камня.

В стороне стоял простой саркофаг; без украшений, высеченный не из гранита, а из белого известняка, он казался почти незаметным среди суеты живописцев и их творений.

При внезапном появлении Верховного жреца мастер-художник дал команду, и все рабочие отложили инструменты и преклонили колени перед своим знатным заказчиком. Анен поднял обе ладони высоко над плечами и произнес несколько слов; художники встали, поклонились и возобновили работу. И какую работу!

Потолок комнаты был окрашен в темно-синий цвет и усеян звездами; стены, поделенные на секции, содержали сцены из жизни Анена. На одной жрец был изображен в виде молодого широкоплечего человека; стоя в лодке, он ловил желтобрюхого окуня с помощью зазубренного гарпуна, а ленивые зеленые крокодилы и серо-голубые гиппопотамы наблюдали за ним с песчаной отмели. Другая сцена изображала его стоящим в храме перед Амоном, вручавшим жрецу анх бессмертия.