На запад, в пустыню вела только одна дорога. Она шла параллельно скалистым холмам и плато, простиравшимся до самой Сахары. Местами дорога огибала известняковые останцы, выступавшие над равниной. Чарльз вел караван, опираясь на грубую карту, составленную им на основе рассказов отца, а также на книгу из Британской библиотеки, в которой подробно описывались геологические изыскания военных инженеров императора Наполеона.

Чарльз крутил головой, высматривая две вещи: высокую треугольную вершину, которая, если смотреть под определенным углом, напоминала пирамиду; и узкую расщелину, ведущую на дно долины и примыкающую к пирамиде. Он искал вади, проход вглубь холмов.

День, и без того жаркий, становился все жарче по мере удаления от орошаемых полей. Чарльз намочил тюрбан и расстегнул рубашку, это принесло мимолетное облегчение. Через несколько минут он почувствовал себя зверем, питающимся собственными соками; теперь он от души сочувствовал свинье, жарящейся на вертеле, не хватало только яблока во рту, тогда сходство стало бы полным.

В этой проклятой пустоши нет ни единой веточки, не говоря уже о деревьях, способных дать хоть какую-то тень. Везде взор встречал один и тот же монохромный пейзаж — мир, лишенный красок, вся палитра состояла из мертвенно-белого цвета. Даже небо над головой выцвело до ужасного оттенка цвета старой кости.

В горячем неподвижном воздухе было тяжело двигаться. Даже дыхание воспринималось как трудная работа, не приносящая никакого вознаграждения за потраченные усилия. По мнению Чарльза, проще было бы перестать дышать и задохнуться. Но высшая цель заставляла его идти дальше.

Возле очередной скалы они остановились передохнуть и подождать, пока жара хоть немного спадет. Пауза затянулась и естественным образом перешла в ночлег, так как ни сил, ни желания продолжать путь ни у кого не было. Установили шатры, начали готовить еду. Чарльза охватил философский настрой. В конце концов, решил он, спешка в пустыне могла привести только к солнечному удару, а то и еще к чему-нибудь похуже.

Этот настрой он сохранял до утра, точнее до тех пор, когда отправился на поиски пирамидальной скалы, означавшей вход в русло вади. Он бодро шагал по пыльной дороге, не замечая, что сильно обогнал своих сопровождающих. Ему кричали. Он оглянулся и увидел, что караван сильно отстал. Пришлось ждать.

Чарльз достал свою импровизированную карту и начал сравнивать ее с окружающим ландшафтом. Его отвлекла тень, упавшая на бумагу. Он поднял глаза. Рядом стоял молодой Шакир, и всматривался в набросок. Чарльз передал ему бумагу и указал на линию высоких обрывов, уходящих вдаль; затем ткнул в набросок.

Черные глаза Шакира сузились, темная бровь сосредоточенно опустилась. Чарльз показал на бумаге пирамиду; затем — склон холма, за которым располагалось скрытое ущелье, ведущее к искомому месту.

Молодой человек повертел карту в руках, а потом вдруг побежал по тропе. Чарльз кричал ему вслед. Шакир остановился, обыскал глазами холмы, а затем побежал в другую сторону, мимо Чарльза, на юг.

— Хорошо, sekrey! — объявил он, вернувшись через несколько минут. Обливаясь потом, Шакир торжествующе потыкал пальцем в бумагу, вытянул руку и указал на скалы, нависавшие над тропой.

Чарльз кивнул и предложил Шакиру вести караван. Примерно через четверть мили они достигли места, найденного Шакиром. Здесь у подножия очередного холма крылась брешь, больше похожая на складку неряшливой занавеси. Она совсем не походила на то, что искал Чарльз, но за ней открывался широкий проход в вади.

Причудливые камни, выточенные водой и ветром, образовывали узкое ущелье. Оно лежало в тени и уже одним этим привлекло Чарльза. Он вздохнул, вытер пот с лица и вошел в ущелье. С каждым шагом становилось прохладнее, поскольку солнце не заглядывало на дно ущелья. Впереди проход расширялся. Чарльз прислонился к скале, выдохнул и соскользнул по камню на землю. Он спасся от палящего солнца, но важнее была убежденность, что он нашел вади Анена.

Карта на Коже была почти у него в руках. Еще день-другой, и тайна, которую Артур Флиндерс-Питри давным-давно унес с собой в могилу, выплывет наружу. И будет принадлежать Чарльзу, и только Чарльзу.

Если бы Кит мог знать, что теневая лампа и Карта на Коже связаны теснейшим образом, он бы мог считать этот день самым значительным в своей жизни. Но человеческое сознание непостоянно, мысли мелькают и исчезают, а на важные факты люди чаще всего не обращают внимание, так что жизненно важная информация остается незамеченной. А детали важны, очень важны. Вот и Кит, подобно многим, не заметил важнейшей вещи, находившейся прямо у него перед глазами. В результате поиски не продвинулись ни на шаг. А могли бы… Но случилось следующее.

День уходил. Солнце скрылось за городскими постройками, окружавшими площадь. Кит, уставший от бесцельных блужданий, вернулся в комнату наверху, где оставил Джанни и Кассандру обсуждать элементы, возникающие во внутренностях звезд перед взрывом. Он постучал и получил в ответ: «Входите, открыто».

— Это опять я, — объявил он, открывая дверь. Джанни уже ушел, а Касс лежала на кровати, глядя в потолок. — Ой, извините, — сказал он. — Я не знал, что вы спите.

— Да не сплю я. Думаю, — сказала она. — Заходите и чувствуйте себя как дома.

Кит взял стул и развернул его лицом к себе, пока она выбиралась из перины.

— Хорошо, так что вы решили? — спросил он. — Я про редкоземельные элементы. Есть идеи?

— Нет. С тем оборудованием, которым мы располагаем, ничего определенного сказать нельзя. Тратить ту малость, которая у нас есть, нельзя, — сказала Касс. — Если хотим получить точный результат, нужно совсем другое оборудование.

— Вот как? И почему это меня не удивляет?

— К счастью, Джанни знает место, где можно провести хороший анализ.

— Здесь?

— Здесь не получится. Он хочет ехать в Рим. — Увидев недоуменно поднятые брови Кита, она рассмеялась и добавила: — В Ватикан.

— У Папы есть микроскоп?

— Сомневаюсь, что у Папы большой опыт работы с экзотическими материалами — если да, то широкой публике об этом неизвестно. Но в Ватикане ультрасовременная лаборатория, и у Джанни есть подходы к ней в двадцать первом веке. Это важно.

— Надо же! Оказывается, иногда полезно быть монахом.

— Он может получить доступ в эту лабораторию быстрее и проще, чем где-либо еще, а главное — там не будут задавать лишних вопросов, — кивнула Касс. — Так что нам пора идти.

— Ну и Джанни! — Кит восхищенно покачал головой. — Пипец, какой крутой!

Касс рассмеялась.

— Вы мне нравитесь, Кит.

— Вы мне тоже нравитесь. — К сожалению, больше он не придумал, что сказать. — Итак, хм… не хотите пойти в кофейню и посмотреть, чем остальные заняты?

Касс спустила ноги с кровати и изящно влезла в туфли.

— Это лучше взять с собой, — сказал Кит, потянувшись за стеклянным флаконом с остатками редкоземельного металла на столе. Видимо, на него произвели слишком сильное впечатление стройные ноги молодой леди, потому что до пузырька он не дотянулся, опрокинув вместо этого корпус теневой лампы, в котором еще оставались остатки сгоревшего материала. Черная пыль рассыпалась по носовому платку, который Касс расстелила на рабочем месте.

— Упс! Извините. Надеюсь, большой беды нет, — он начал сметать зернистый пепел обратно в раскрытый корпус лампы. Собрав сколько смог, он стряхнул остатки порошка с белой ткани.

Вот в этот-то момент Кит и мог увидеть нечто необычное. Если бы он не думал о ногах Касс, то, скорее всего, заметил бы, что серое пятно, оставшееся на платке, образовало весьма характерный узор: спиральный завиток с необъяснимо прямой линией, проходящей прямо через центр, и тремя отдельными точками по внешнему краю.

Рисунок пятна был четким и слишком точным, чтобы оказаться результатом простой случайности. Тем не менее, в угасающем дневном свете, узор, точно повторявший рисунок на стене пещеры, и другой, на стене гробницы Анена, и третий на коже Артура Флиндерса-Питри у Колодца Душ, остался незамеченным и неузнанным.