— А потом?
— Потом снова светлеет и — вуаля! Ты здесь. — Вильгельмина нахмурилась. — Не хотелось говорить, но мне как-то не по себе отправляться в Каменный век или искать Колодец Душ без лампы.
— Ты всерьез думаешь, что это так важно?
Она кивнула, и тогда заговорил Джанни.
— Я доверяю ощущениям синьорины Вильгельмины. Если бы мы могли получить новую лампу, это если и задержит нас, то ненадолго, зато потом может избавить от многих проблем.
Теперь нахмурился Кит. Не любил он любых проволочек.
— Лучше все-таки с лампой, — проговорила Мина. — Джанни прав, это задержит нас ненадолго, зато потом может очень пригодиться. А то как бы беды не случилось.
— Хорошо, — согласился Кит. Он очень хотел вернуться к людям Речного Города как можно быстрее, но понимал, что практичная Мина права: их ждет неведомое, и неизвестно, как оно может сложиться. — Не будем бросаться на рожон, сломя голову. Постарайся достать новую лампу, только постарайся побыстрее, ладно?
— Я не собираюсь медлить. Передам Густаву, что хотела бы его видеть, как можно скорее.
— А нам что пока делать?
— Расслабься, — посоветовала Мина. — Отдохните перед путешествием и отведайте штруделя от Этцеля.
— Ну, со штруделем я скучать не буду, — сказал Кит, слегка приободрившись.
ГЛАВА 7, в которой открываются казенные двери
Их было девять: все — преступники, приговоренные к отправке на каторгу на Землю Ван Димена
{Земля Ван-Димена (англ. Van Diemen's Land) — первоначальное название, использовавшееся европейскими исследователями и поселенцами для определения острова Тасмания, расположенного к югу от Австралии. В 1803 году на острове появилась британское каторжное поселение. В 1824 году Земля Ван-Димена стала отдельной колонией, в 1856 году, когда был образован первый парламент, она, как и остров, была переименована в Тасманию.}
. Уголовный Кодекс 1776 года определял их как «жестоких и дерзких преступников» и поэтому приговаривал к более «строгому и эффективному наказанию», чем предусматривалось правовой системой Его Величества. Независимо от того, отправятся ли они в Тасманию или будут заключены в исправительную тюрьму, этим девяти отчаянным людям предстояло провести много времени в трюме грязного, вонючего корабля.
Берли несколько месяцев просматривал протоколы судебных заседаний, известных как «Процессы Олд-Бейли», в поисках именно тех дел, которые могли бы предоставить ему подходящих кандидатов.
{Олд-Бейли (англ. Old Bailey) — традиционное название центрального уголовного суда в Лондонском Сити, между Холборном и собором св. Павла. Ввиду своего расположения, не входит в систему британских королевских судебных инстанций и не подчиняется королевским властям. Функция председателя суда закреплена за Лорд-мэром Лондона. Он обладает правом проведения допроса свидетелей и других участников судопроизводства, судебных прений и заслушивания доводов сторон и вынесения окончательного решения по всем делам, разбирающимся в Олд-Бейли. Олд-Бейли разбирает уголовные дела по тяжким и другим преступлениям, вызвавшим широкий общественный резонанс. Для судей Олд-Бейли было нормальной практикой выносить смертные приговоры в состоянии подпития. Когда суд посещали персоны высшего сословия, чтобы лично посмотреть на пойманного преступника или поприсутствовать на вынесении приговора, они приглашались на обед, проводившийся между слушаниями по делу.}
Как только он находил интересного для себя подозреваемого, он начинал внимательно изучать его дело. В конце концов он отобрал девятерых, с которыми намеревался побеседовать лично.
Разумеется, подобное рассмотрение дел выглядело довольно необычно, но требовало наименьших затрат усилий, хотя и стоило весьма дорого. Но серебра, золота, бриллиантов или других конвертируемых средств у Берли хватало с избытком. Граф-самозванец не переставал поражаться тому, что даже самые «невозможные» вещи легко осуществимы с помощью небольшого подкупа. Чем щедрее вклад в неофициальную казну, тем шире распахивались официальные двери. А что касается тюремной системы, то ее агенты и сотрудники, похоже, привыкли считать скрытые выплаты обычным дополнением к своей скудной зарплате.
В поисках полезных людей его светлость задумался о том, насколько тонка грань, отделяющая тюремщика от заключенного, да что там тонка, порой она просто неразличима. Если бы не тот факт, что один человек стоит в цепях, которые держит в руках другой, случайный наблюдатель и разницы не заметил бы. С удручающей регулярностью Берли отмечал, что несчастный, отправленный в австралийскую исправительную колонию, был осужден за преступление, гораздо менее серьезное, чем то, которое полагалось бы чиновнику, берущему взятку.
Берли неизменно морщился, когда читал о людях, чьи дела разбирались в Олд-Бейли, — ведь эти люди, как и он сам, происходили из родных для него трущобных районов Лондона, всем им недоставало образования, навыков, социальных связей и мало мальских перспектив. Читая об их преступлениях, он легко мог поставить на их место себя. Если бы не Грэнвилл Гауэр, граф Сазерленд, молодой Арчи Берли был бы обречен на короткую жизнь, полную тяжелого труда, на самом дне лондонского общества.
Конечно, людей, которыми интересовался Берли, никто не назвал бы святыми. На дела мелких серийных преступников и просто неудачников, попавших в беду из-за плохой работы полиции или отсутствия адвоката, он даже не смотрел. Они ему не годились. Просматривая выпуск за выпуском протоколы Олд-Бейли, граф искал настоящих разбойников. Его светлости нужны были злоумышленники и негодяи, закоренелые нарушители спокойствия, настоящие профи. Только им, по его мнению, можно было доверять действительно серьезные дела.
Сейчас он шел по одному из нижних коридоров Дома правосудия, где содержались заключенные в ожидании окончательного вынесения приговора. Встречные легко могли принять Берли за самого Князя Тьмы или за одного из его старших помощников: в черном плаще для верховой езды на малиновой атласной подкладке, в высоких черных ботинках и в черной фетровой шляпе, низко надвинутой на глаза, с короткой острой бородкой выглядел он соответствующе, особенно в мрачных коридорах тюрьмы. В кармане плаща его светлости лежали тщательно составленные бумаги, по конверту на каждого из выбранных. Все они знали о судьбе, ожидающей их в самом скором времени; никто не питал никаких иллюзий, и ни у одного не было ни малейшей причины надеяться на лучшее. Впереди шел надзиратель с фонарем, за ним шел лорд Берли, дыша через носовой платок с запахом лаванды.
— У вас есть список имен, который я вам отправил? — спросил Берли.
— Да, сэр, конечно, сэр, — пробормотал смотритель Джекс, перебирая ключи на большом железном кольце.
— Вы собрали всех?
— Всех, кроме одного, сэр. Его уже не соберешь никак, уж вы меня извините. Тут к бабке не ходи.
— Кого вы имеете в виду?
— Лопуха, — ответил надзиратель. — Сегодня утром его нашли мертвым с заточкой в шее, так что пришлось вычеркнуть из списка.
— Не повезло парню, — заметил Берли. — Ладно. Одним меньше. Осталось восемь.
Надзиратель отпер камеру.
— Стол и два стула — как приказано, сэр, — сказал он. — Вы тут располагайтесь, а я приведу первого. У вас будут пожелания, с кого начать?
— На ваше усмотрение, надзиратель, — ответил Берли, входя в камеру.
— Как скажете, сэр.
Берли сел за стол. В двух дешевых жестяных подсвечниках горели свечи. В камере было душно. Сняв перчатки и сложив носовой платок, Берли отодвинул их на край стола, достал бумаги, аккуратно разложил перед собой и принялся ждать. Вскоре дверь открылась. Появились надзиратель Джекс с первым заключенным.
— Сиди здесь и даже ногой не шевели, — предупредил Джекс. — Я за тобой присматриваю.
Заключенный уселся напротив Берли и настороженно посмотрел на него. Он уже понял, что перед ним человек, от которого зависит его дальнейшая судьба.
