Он закатил глаза и вернулся к чтению. Филипп напрягся и задумчиво почесал подбородок. Злые слова Эдварда уже успели отойти на второй план — он думал только об отце. Он не разговаривал с ним с тех пор, как вернулся домой, да ему и не хотелось, но было кое-что, что Филипп так и не сказал. Важная вещь, ответ на которую он мог предугадать, но всё же хотел попытаться. Быть может, отец остыл…

Большой хрустальный шар стоял на столе в центре зала. Эдвард держал руки на энергокамнях, которыми была усыпана золотая подставка, и сосредоточенно вызывал отца. Если тот откажет, дым посереет.

Филипп перевёл задумчивый взгляд на мать. Она сидела как на иголках, боясь, что разговор сорвётся, и её волнение передалось и Филиппу. Если он не скажет сейчас, то, возможно, не сможет этого сделать вообще. Струсит или уверится в предположениях… Но если реакцию отца он ещё мог предугадать, то матери — нет. Филипп не говорил ей о своих планах, не советовался, потому что рассказал по приезде столько ужаснувших её вещей, что ещё одна могла бы стать последней каплей. Но сейчас было самое время.

Наконец дым побелел, и из выбившегося из него луча выплыло изображение Элиада Керрелла.

— Здравствуй, отец, — весело проговорил Эдвард и ушёл на место.

— Добрый вечер. — Элиад окинул семью взглядом. — Рад, что вы все в сборе.

— Нам будет ещё лучше, Элиад, как только ты вернёшься, — с надеждой проговорила мадам Керрелл.

Элиад посмотрел на жену, которая подалась вперёд, чтобы её было лучше видно, тяжело вздохнул и поднял бумаги.

— Не думаю, что я смогу вернуться скоро. Пришло время для важных операций по всему фронту. Ещё пара месяцев — и всё закончится. Но сейчас я должен находиться ближе к командованию, чтобы координировать действия войск.

Мадам Керрелл улыбнулась, стараясь выглядеть понимающе, и откинулась на спинку кресла, чтобы муж не видел, как лицо её исказилось от волнения и безысходности, а в глазах заблестели слёзы.

Филипп отметил, как Эдвард сжал кулаки.

— Боюсь, я не смогу уделить вам сегодня много времени, — проговорил Элиад. — У меня много работы. Если это всё, то я отключаюсь. Обещаю позвонить или написать, как только будет возможность.

— У меня есть новость.

Собственный голос прозвучал для Филиппа как из другого мира.

Элиад Керрелл заметно напрягся и строго посмотрел на сына. Тот с самым спокойным выражением лица глубоко вздохнул и выдал:

— Я хочу жениться.

Мадам Керрел прикрыла округлившийся рот руками. Эдвард повернулся к брату, сверля того диким взглядом. Повисла тишина.

— На ком, Филипп? — вкрадчиво спросил отец.

Его глаза сузились. Он уже ждал, уже чувствовал и предвидел. И ярость закипала в нём.

На губах Филиппа появилась едва заметная мстительная усмешка.

— Её зовут Анна, — сказал он. — Она спасла мне жизнь. Ты ведь понимаешь, о ком я? Ты ещё сказал, что тебе плевать, кто она и что сделала.

Нечёткая голограмма дёрнулась. Губы Элиада Керрелла побледнели, сжавшись в тонкую линию, плечи расправились, а его взглядом можно было убивать. Казалось, что по воздуху вокруг него полетели искры. Он бы бросился на сына, будь тот рядом, и только огромное расстояние спасало Филиппа от неминуемой расправы.

Но в секунду его лицо расправилось, он стукнул стопкой бумаг по столу, улыбнувшись, как мог бы улыбаться удав перед броском, и сказал опасно спокойным голосом:

— Поздравляю, Филипп. Взрослое решение. Я бы мог сказать тебе много чего по этому поводу, но думаю, что уложусь в одно слово. — Глаза Элиада блеснули. — Нет.

И изображение распалось искрами.

Тишина зазвенела в ушах. Кровь ударила по барабанным перепонкам, по вискам. Филипп сжал зубы. Это было ожидаемо. Он не знал, почему это стало таким ударом. Тёмная гостиная поплыла перед глазами, кулаки сжались. Пока никто ничего не сказал, Филипп встал и вышел.

Эдвард догнал его на главной лестнице первого этажа.

— Куда ты?! — выкрикнул он, перегибаясь через перила.

— На остров.

Филипп не остановился.

— Так просто?! — Голос Эдварда звенел от негодования.

Он перемахнул через перила и спикировал прямо перед Филиппом.

— Ты не можешь просто так уйти и ничего не объяснить!

— Могу. — Эдвард схватил брата на плечо, но тот скинул его руку, зло сверкнув глазами. — Посмотрим, как ты запоёшь, когда он скажет, что твоя девушка, по его слишком важному мнению, недостаточно хороша.

Эдвард набрал в грудь побольше воздуха, чтобы сказать что-то ещё, но в итоге просто махнул рукой вслед уходящему Филиппу. Как будто его слова могли что-то изменить…

Дела Пироса на юге налаживались стремительно. К началу лета к драконьей стае присоединилось ещё несколько ящеров, и никто не мог отрицать: они оказались мощнейшей поражающей силой. Захватчики бежали от них, не готовые к настоящим огненным штормам. Их машины горели, механизмы выходили из строя и плавились. Даже самые смелые из тех, кто пытался вести наземные бои, стремились скрыться, когда на горизонте появлялись рассекающие огромными крыльями воздух драконы.

Филипп гордился пришедшей ему идеей, ведь всё работало лучше, чем он мог вообразить. Вместе с тем он скучал по боям, по тому, как адреналин в крови позволяет творить невероятные вещи. От новых вспышек уныния спасал только Вайверн, которого за непослушание сослали на остров.

И вместе они, два изгнанника, летали, пока не уставали крылья, а в ушах не начинало стрелять от ветра. Сильный и свежий, он был пропитан стихийной магией, он обжигал горло, но им можно было дышать полной грудью и отвлекаться от чувства ненужности, переполняя лёгкие холодом и волей. О, это ощущение призрачной свободы, когда пролетаешь над загонами, и помыслить не смея о вылете за раскинувшийся от стены до стены энергетический барьер.

Тогда казалось, что всё в порядке, что он на своём месте и даже счастлив, но, возвращаясь на землю и читая новости, Филипп не мог не завидовать людям, что сейчас находились в центре событий. Они вершили историю!

Правда, пока Филипп мечтал о битвах, победители ликовали, а проигравшие бежали, стремясь укрыться от праведного огня, их лидеры были вынуждены пересматривать планы, искать лазейки и слабые места противника — что угодно, чтобы удержать позиции.

— Ваше величество, вам послание! — Молодой гонец вытянулся по струнке перед Элиадом Керреллом. Он бы в жизни не посмел обратиться к королю лично, скорее передал бы послание через кого-нибудь чином выше, но неожиданная встреча заставила взять себя в руки.

Элиад смерил юнца взглядом и посмотрел на письмо.

— От кого?

— От гонца с Райдоса, ваше величество!

— На бумаге? — Элиад с подозрением поднял брови. Чёрный сургуч с гербом Райдоса скреплял сложенный втрое лист плотной бумаги. — Сломай печать.

Гонец вздрогнул, но ослушаться не посмел. Трясущимися руками он переломил печать, случайно отрубая голову волка от его тела, и зажмурился. Ничего не произошло. Гонец сглотнул и снова попытался протянуть открытую бумагу королю. Тот брать не спешил: провёл над письмом ладонью, с удивлением отмечая, что то совсем не зачаровано. Никаких смертоносных или отравляющих чар. Не оказалось на нём и чар слежения. Не стояло даже обычного адресного заклинания, не позволяющего никому, кроме адресата, открыть послание!

— Интересно, — протянул Элиад и забрал письмо, кивнув гонцу: — Свободен.

Уединившись в своей палатке, которая скрывала целый походный кабинет, он раскрыл бумагу, и содержание заставило его нахмуриться: Райдос предлагал мирный договор.

Переговоры и советы длились днями и ночами, пока собранные офицеры и министры доказывали наперебой и до хрипотцы, стоит ли соглашаться и если стоит, то кто должен быть туда отправлен. Император Райдоса настаивал на присутствии короля Пироса лично.