— А ты? — проговорил Орел, морщась от боли и разглядывая порезанные ладони.
— А я остаюсь, — сказала она, будто это было само собой разумеющимся.
— Ну конечно! — Орел сверкнул глазами. — Ясно, чего она нас прогоняет! — Он повернулся к Харону. — Она хочет остаться со своим принцем наедине и знает, что я его убью, попадись он мне на глаза.
— Кому-то явно мало стекла в спине, — хмуро заметила Анна, откидывая волосы с лица — и переместилась.
Она снова стояла на краю котлована, глядя вниз. Он напомнил ей чёрную бездну. Она медлила, спускаясь, и чувствовала, как дрожь проходит по телу, а затылок начинает предупредительно ныть. Она не обращала на это внимания, просто летела к тому месту, где должен был лежать Хог. Видеть его не хотелось. Смотреть было страшно. Но не потому, что вокруг лежали покорёженные тела. Не потому, что ей не нравился вид свернувшейся крови или вспухшего тела. Анна просто боялась видеть его мёртвым. Как мог первым умереть именно он? Хог казался ей неубиваемым. Он так ловко уходил от полиции, обманывал всех, кто хотел его убить, а теперь будто поплатился за всё.
Она поёжилась и поняла, что на месте. Вот те обломки, вот те люди, разорванные напополам ударной волной её ауры. Анна сглотнула. Руки задрожали. Вдохнуть оказалось сложнее: пыль, запах, сдавленный воздух и дрожь — они мешали сделать короткий вдох, но иначе взять себя в руки у неё не получалось.
Ещё немного, и она увидела тело Хога. Он безвольно раскинул руки и ноги, голова была прострелена, бескровное, обрызганное почерневшей кровью лицо покрывали неестественного цвета вены.
С уколом сожаления Анна прикрыла глаза и вздохнула, а затем вытянула руки перед собой. Пальцы засветились, такое же сияние окутало тело Хога и подняло его в воздух, вырывая из цепких объятий пыли и камней. Анна вылетела вместе с ним из котлована и переместилась к дому. Тело зависло над крыльцом, и она никак не могла отвести от него взгляд, пока за спиной не послышался тихий голос.
— Анка… — Орел виновато смотрел на неё. — Ань, послушай… — прошептал он.
Анна на него и не взглянула, хотела пройти в дом, но Орел встал в дверях, рукой преграждая проход.
— Нет, серьёзно, послушай. Я не хочу, чтобы из-за Керрелла ты подвергала опасности свою жизнь. Понимаешь? — Анна молчала. Он смотрел в пол. — Я… Ты можешь не верить, да, но я переживаю за тебя.
— Не нужно, — коротко сказала Анна.
Орел покачал головой и протянул ей нож, всё ещё не поднимая взгляд.
— Возьми. Магия магией, но хуже не будет.
Анна посмотрела на нож. Расписное лезвие, рукоять с гравировкой. И жест совсем как шесть лет назад. В ту ночь Орел тоже дал ей нож перед важной и опасной вылазкой.
Анна вздохнула и грустно улыбнулась.
— Спасибо, братец.
* * *
До рассвета дом шуршал, избавляясь от последних вещей, которые могли показаться ценными. Орел и Харон снимали каждую картину, каждый горшок, скатывали ковры и пледы, собирали подушки, посуду и прочие мелочи большой кучей на диване. Они собирались забрать это всё с собой, а что делать с добром дальше — не представляли. «Придумаем!» — воскликнул Орел, когда Анна скептически спросила про применение подставки для цветов, которая до этого момента валялась в углу спальни, никому не нужная.
Пожав плечами, Анна ушла на улицу, села на крыльце, прислонившись к деревянному ограждению, и прикрыла глаза…
На улице светлело нехотя, и Анна не представляла, когда успело пройти так много времени. На плечах она обнаружила плед. Пазл медленно складывался, и Анна покачала головой: она слишком привыкла спать в непонятных местах в непонятных позах, чтобы удивляться.
— Утро, Анка. — Харон облокотился на столбик, поддерживающий козырёк веранды, и тот жалобно скрипнул. — Мы, типа, это, готовы. — Он немного помолчал и продолжил: — Я тоже не хочу, чтобы ты тут оставалась. Хога нам… хватило. Если ещё и ты, чё мы делать-то будем?
— Я говорила Орелу, — Анна подняла глаза на Харона, — не нужно за меня волноваться. Вы ещё устанете от меня, когда я вернусь, потому что теперь главная я. И вы оба будете делать то, что скажу я, чего бы там ни хотел мой братец.
Харон покачал головой и вздохнул, а его рот растянулся в улыбке. Анна улыбнулась тоже.
— Меня не так просто убить.
— А кто ж знает? Хога вот убили.
— Это была случайность. И такое больше не повторится.
— Как знаешь… — Харон хотел уйти, но Анна его остановила.
— Принеси мне какой-нибудь листок.
Ей нужно было предупредить Филиппа. Возвращаться на базу она не собиралась — какой смысл добровольно сдаваться тем, кто считает её врагом, когда можно делом доказать, что это не так? Уже не так…
19
Это было странное чувство: Филипп не спал полночи, но чувствовал себя бодро. Он знал, что совершил нечто ужасное, за что любого другого могли казнить, но его не мучили ни страх, ни совесть. Напротив, он был даже рад. Всё шло так, как должно было.
Ровно до того, как в него влетел Логан.
— Это ты выпустил ведьму! — прорычал он, и глаза его метали молнии.
— Что? — недоумённо переспросил Филипп. Внешне он легко сохранял спокойствие, но Логан его беспокоил. Тот был в ярости. В такой ярости, что не «выкал», как положено, и, казалось, был готов наброситься на Филиппа.
— Я знаю, что это был ты! Я видел тебя несколько раз спускающимся в темницы.
— И что с того?
Логан в бешенстве тряхнул головой, и чёрные кудри упали ему на лицо.
— А то, что её там больше нет! Скажи, ты свихнулся, Керрелл? Или в этом тоже какой-то нереально умный план?
— Я не обязан перед тобой отчитываться, — выплюнул он и хотел отодвинуть Логана, но тот вцепился ему в руку мёртвой хваткой. Его приглушённый голос зазвучал угрожающе:
— Передо мной — нет, но я уверен, что его величеству будет более чем интересно.
Филипп усмехнулся и пожал плечами. Уже слишком поздно было что-то менять, да и что ему могли сделать? Они не смогли бы даже так быстро доказать, что Логан говорит правду. С чего ему вообще кто-то будет верить?
Филипп оттолкнул Логана и пошёл прочь. Тот же, ещё раз тряхнув головой и отбросив волосы со лба, развернулся с прямой спиной и огромными шагами пошёл по коридору, полный решимости доложить всё его величеству. В этот раз он не собирался держать язык за зубами.
* * *
— Что значит, ты меня отстранил?!
Филипп едва догнал отца, когда тот, облачённый в парадный китель с медалями и золотой королевской нашивкой, спускался на плац, где должен был произнести воодушевляющую речь перед большим сражением.
Элиад посмотрел на стоящего на площадку выше сына. Филипп сжимал зубы, ноздри его раздувались, и костяшки на кулаках белели от сдерживаемой злости.
— Какая часть слова «отстранил» тебе непонятна, Филипп?
— Но почему?! Ты знаешь, что для меня это важно! Я тренировался ради этого. Я всё сделал ради того, чтобы быть драконьим наездником! Почему?!
На лице Элиада Керрелла была непроницаемая холодная маска, но глаза пылали яростью. Воздух вокруг опасно нагревался, и Филипп чувствовал это, даже стоя на десяток ступеней выше. Спускаться было опасно. Шаг ближе — и кто-нибудь из них непременно взорвётся.
— Потому что, Филипп, — отчеканил Элиад, — если я говорю что-то, я ожидаю, что это будет исполняться. И если мы договорились, что пленники остаются там, где им и положено — в плену, — они и должны там оставаться.
Филипп сжал кулаки сильнее, до боли в раненой руке. «Логан!» Если бы тот был рядом, Филипп бы не постеснялся врезать ему прямо на глазах отца. Какая уже разница! Он и так наговорил достаточно, чтобы его подставить, один удар ничего бы не изменил, но сколько бы удовлетворения принёс!
Элиад выжидающе изогнул бровь, но Филипп не нашёл что ответить. Оправдываться он не собирался.