— После допроса… Это когда?

— Не раньше послезавтра. Завтра важный день, Филипп. Он должен положить конец продвижению Райдоса вглубь.

Филипп улыбнулся, представляя бой, полёты на драконах, но тут же мотнул головой — нужно было сосредоточиться.

— То есть, — спросил он, — ты мне не позволишь её отпустить?

Элиад удивлённо взглянул на сына.

— С чего мне это позволять?

— Но разве её не искупает моё спасение?..

— Одна жизнь против десяти, Филипп. Даже если не всех убила именно она. Даже если она невиновна. С этим мы разберёмся потом. Сейчас нужно сосредоточиться на более важных вещах.

— Но ведь… — начал Филипп, но отец покачал головой.

— Сейчас это роли не играет.

Филипп сжал зубы и кулаки и, не говоря ни слова, вылетел из кабинета отца. Он пытался сделать всё правильно. Но раз не вышло, он готов был опять действовать по-своему. Это всегда срабатывало вернее.

В этот раз Анна выглядела лучше. Из её глаз пропала болезненная усталость, только непонимание и загнанность остались, выдавая нервозность. Ей было неуютно, и отнюдь не от камеры, в которой не было ничего, кроме холодного каменного пола и едва мерцающих решёток. На неё давили заклинания. Она то и дело разминала пальцы, пытаясь выдавить из них хоть искру — без толку. Она и раньше попадала в западни, и раньше её пытались держать в карцере, но ни разу заклинания, блокирующие силу, не были настолько сильными. Удержать аурника! Не дать ему использовать магию. Она не представляла, насколько сильные чародеи могли поставить защиту…

Когда Филипп подошёл, Анна замерла и скрестила руки на груди.

— Тебе лучше? — спросил он.

Она кивнула.

— То странное мятное зелье… Оно быстро помогает. Ты что-то узнал?

— Да. Утром начнётся последняя большая битва, и, если всё пойдёт хорошо, всем будет не до тебя по крайней мере до послезавтра. Если я переживу завтрашний день, я вытащу тебя сразу же…

— Нет! — воскликнула Анна и замотала головой. Филипп удивлённо уставился на неё. — Фил, если ты можешь… — Она запнулась и нервным взглядом окинула камеру. — Ты можешь это сделать до битвы? Это важно. У меня там… брат.

Последнее слово Анна выдохнула. Взгляд её бегал. Пальцы прошлись по волосам, и она снова посмотрела на недоумённо глядящего на неё Филиппа.

— Брат? — переспросил он.

— Да… — Её губ коснулась улыбка, глаза сверкнули весёлой иронией. — Ну, знаешь, тот, кто всадил нож тебе в руку.

Она прикрыла рот ладонью, пытаясь не засмеяться. Филипп ударил себя по лбу.

— Вот скажи, ты серьёзно считаешь, что он — хорошая причина тебя отпустить?

— Филипп… — Анна смотрела на него умоляюще. — Если я не отправлю его подальше, ваши люди окажутся в большей опасности, чем ты думаешь. Обещаю, я не сбегу. Я сделаю всё, что ты захочешь!

Филипп зашипел. Она выводила его этим из себя. Опять две половины сражались друг с другом, перекрикиваясь, приводя странные аргументы, ни один из которых не был достаточным, чтобы он решился.

— Да гори оно всё огнём! — выдохнул он и бросил на Анну яростный взгляд. — Ты будешь мне за это ещё и должна. И поверь, если ты обманешь, нам лучше вообще не встречаться.

Филипп потянулся к замку — и вдруг дёрнулся: рядом раздался звук шагов, и из темноты вышел Линкольн Эрзет.

— Я тут подслушал… — протянул он, с прищуром глядя на Филиппа. Его тёмные, как два жучка, глаза отражали блеск светового шара.

Филипп в ужасе напрягся. Эрзет подошёл ближе, цокая языком.

— Занятная информация…

— Расскажете моему отцу?

— Почему бы нет? Его величество будет заинтересован, я уверен.

По позвоночнику пробежала неприятная дрожь. Эрзет его испытывал, Филипп не сомневался, но был ли это блеф? Чего он добивался?

— Как вы узнали? — спросил Филипп.

— Мои люди знают всё.

— Ваши люди?

— Те двое на страже — мои хорошие друзья. К тому же после гибели Хейдана многие его люди перешли под моё командование. Так что, даже если бы захотели, вы не смогли бы вывести эту, — он кивнул на Анну, — через дверь так, чтобы я не узнал. И сейчас, боюсь, вы тоже просто так отсюда не выйдете.

— Что вам нужно?

Филипп сжал кулаки.

— Ничего. — Он покачал головой и наставил на Филиппа автомат. Опасно блеснули энергокамни. — Лучше уберите свои светяшки, ваше высочество. Они слишком заметны в темноте.

— Вы не посмеете, — оскалился Филипп и не убрал горящий вокруг одной руки ореол. — Это блеф.

Он метнул сферу в Эрзета. Тот уклонился и оказался рядом. Удар в грудь — и он прижал Филиппа к стене, надавливая на шею автоматом. Пальцы впились в плечо, и Филипп ахнул от резкой боли.

— Будете ещё стрелять? — прошипел Эрзет.

— Фил, не надо! — воскликнула Анна, и было замерцавшая огненная сфера потухла. Филипп опустил плечи, сдаваясь.

— Это мило, — покачал головой Эрзет и отступил.

Филипп согнулся, держась за висящую плетью раненую руку.

Эрзет же подошёл к решётке почти вплотную. Казалось, стоит приблизиться ещё на миллиметр, и прутья обожгут его лицо. Наклонив голову набок, он разглядывал Анну. Глаза его блестели, губы кривились в подобии ухмылки или оскала, и он постоянно цыкал, словно всё казалось ему интересным и забавным. Анна не могла понять по выражению его лица, хороший ли это знак.

Он резко развернулся к Филиппу, и край расстёгнутого камзола взметнулся так, что едва не задел прутья.

— А теперь я хочу услышать объяснения, — сказал он.

Филипп бросил на него злой взгляд.

— С чего я должен…

— С того, что от этого зависит, что сделаю я. Первый вариант: мне не нравится, и я иду прямо к его величеству. Второй: я оставляю вас в покое и наблюдаю, как все ваши попытки её вызволить проваливаются. Ну и третий, — он хмыкнул, — я вам помогу. Дам полезный совет.

— Зачем вам это?

Эрзет меланхолично поднял брови, качая головой.

— Потому что есть вещи, ради которых стоит нарушать законы, уставы… И принципы.

Он посмотрел на Анну так, что та отшатнулась. Ей хотелось сказать что-то колкое, фыркнуть на его рассуждения, может, даже усомниться в честности, но взгляд выбил из неё всю смелость, приклеил язык к нёбу и заставил подавиться несказанными словами. Она бы ни за что не хотела встретиться с ним ещё раз.

— Отлично, — выдохнул Филипп. — Оправдываться я не собираюсь. Мои причины очевидны.

Эрзет слушал, изредка щёлкая языком. Эта привычка раздражала, подобно не закрытому до конца крану, когда капли разбиваются сразу о подкорку мозга.

Пока Филипп, пытаясь сохранить самообладание, рассказывал об их отношениях, Анна ушла в дальний угол камеры и, прислонившись лбом к стене, жалела, что не может оглохнуть. У неё пылали щёки, голова снова начинала трещать. Слова Филиппа били по ней, как крупные градины: больно и словно могли оставить синяки. Как он мог это говорить? Как у него хватало мужества? Анна наверняка бы что-то выдумала или как-то улизнула от разговора. Было тяжело просто слушать…

Это ведь не должно было происходить. Ей стоило либо убить его при одной из тысяч возможностей, либо просто не появляться в лесу какое-то время. Может, он бы устал и забыл…

Она хмыкнула. Филипп Керрелл — и забыл! Да он бы нашёл её дом ещё раньше, и о том, что могло бы за этим последовать, Анна не хотела и думать. Переставь одну деталь — и сломается всё. Кто знает, может, она бы не дожила до этого дня вообще?

Она не знала, доживёт ли до следующего, и, даже если Эрзет действительно мог помочь, ей всё ещё было непонятно: зачем Филипп — принц! — так распинался перед этим мужиком бандитской наружности? Все его слова могли быть использованы против них обоих. И если её судьба была предрешена, то к чему Филиппу гробить свою?

Хотелось крикнуть, что оно того не стоит, но Анна не стала. Ей нужно было выбраться отсюда как можно скорее. Если то, что сказал Филипп про разрушение посёлка, правда, то непредупреждённые Орел и Харон в большой опасности. Ей нужно было отправить их домой, а потом… А потом будь что будет. Она могла бы дать любое обещание взамен.