— И когда мы вернёмся? — поинтересовался Эдвард, опираясь на спинку дивана.

Джонатан задумчиво потянулся.

— Я снял особняк до завтрашнего вечера, вот тогда и вернёмся. Не волнуйся, ни твой брат, ни глубокоуважаемая матушка не узнают.

Эдвард невесело думал о том, что из-за Джонатана проведёт несколько часов в пустом особняке, но оказалось, что о тишине можно только мечтать: уже через полчаса прибыли доставщики и слуги продолжили украшать комнаты, расставлять кальяны и вазы с цветами. Джон внимательно следил за тем, что происходило в гостиной, то и дело выходил проверить другие места, потому что не доверял никому организацию вечеринки, которая, по его мнению, должна была добавить ему статуса. Эдвард какое-то время следовал за другом, но потом просто лёг на диван, забросив ноги на подлокотник, и стал бросать в потолок огненный сгусток, безопасный, но весело искрящийся. Один раз он чуть не сбил световой шар, но никто этого не заметил.

Джонатан вернулся, держа руки в карманах, и снова упал в кресло, закинув ногу на ногу.

— Всё готово, — выдохнул он.

Эдвард вскочил от неожиданности. Он огляделся и понял, что слуги ушли, а вместо шелеста юбок, звуков шагов и переставляемых предметов он слышал ветер и скрип гнущихся деревьев, доносящийся из открытого окна. Он так погрузился в суету, так привык к монотонному её звучанию, что не заметил, как шум вокруг него переместился за стены особняка.

По щелчку пальцев Джонатана в зал прилетел поднос с чашками, полными горячей воды, заварочным чайником и тарелкой с тостами. Он завис в воздухе, чтобы не пачкать стол. Джонатан ещё раз выдохнул и тряхнул головой, отгоняя нервозность и усталость. Он залпом осушил чашку с чаем и, пока Эдвард вгрызался в тост, подошёл к окну.

— Вот и первый экипаж, — сообщил он. — Рановато…

— Стофера не будет? — с тревогой спросил Эдвард.

— Нет. Зачем ему? У него есть те, кто донесёт, если что не так.

На этих словах брови Джонатана на мгновение сошлись над переносицей.

— Всё так! Пойдём встречать! — Эдвард быстро допил чай, вытер лицо салфеткой и, высунув язык, щёлкнул пальцами. Поднос тут же улетел из зала, и довольный Эдвард пошёл за Джоном.

Раньше гостей не встречал ни один из них. Это считалось немужским занятием и тем более не королевским. Мадам Керрелл изредка встречала гостей, но исключительно важных и когда их список не переваливал за несколько сотен. Эдвард за ней не следил и не помнил, чтобы Джон следил за своей матерью, но тот выглядел уверенно. Он оставил Эдварда стоять поодаль, жестом показал, что всё под контролем, и распахнул двери. Он выглядел как хозяин. Улыбался, пожимал или целовал руки, знал каждого по имени. Эдвард чувствовал, как в животе поднимается волна восторга, когда он смотрел на прибывающих. Одетые просто, но элегантно, они казались взрослее, чем были, и важнее, чем могли бы быть. Совсем не так, как на больших торжественных балах, где молодые люди терялись на фоне величественных взрослых.

Эдвард с улыбкой здоровался со всеми, пожимая всем руки и почтительно кивая, улыбаясь юным леди, приседающим перед ним в глубоком реверансе. Он смотрел на людей, не узнавая и половины, а его, казалось, знали все. «О, Ваше Высочество» или «Принц Эдвард!» были произнесены около дюжины раз каждое, потом говорящие представлялись — и их имена тут же вылетали у Эдварда из головы. В один момент он заметил сверкающий взгляд зеленоватых девичьих глаз, она даже назвала своё имя, и Эдвард вроде бы запомнил её лицо. Он хотел обернуться ей вслед, но его вниманием завладел какой-то парень с причудливой брошью в виде солнечной системы.

В ушах гудело от звона бокалов и смеха, разливающегося по залу, затекающего в смежные комнаты и в коридор. Блеск ламп в стеклянной посуде, в бутылках, в каждом драгоценном камне на украшениях девушек вертелся калейдоскопом, переливался — и доводил до головокружения. Девушки шептались и хихикали, молодые люди ругались, спорили, кричали. Все — пьяные, весёлые, одурманенные витающим в непроветриваемых комнатах дымом. От него расплывались, мерцали силуэты, слипались глаза, не хватало воздуха, чтобы глубоко и ровно дышать. Но никто этого не замечал.

Эдварду было весело. Он чувствовал себя частью общества и не хотел, чтобы это кончалось. Он только что до хрипоты спорил с неким отличником-физиком из Колледжа Современных Наук Нефрита и, насытившись им, упал на диван, отодвигая целующуюся парочку. Эдвард откинул назад голову, хватая ртом горячий воздух. Его было мало. Горло жгло, Эдвард мечтал о глотке воды, но не мог заставить себя подняться.

— Вы выглядите совсем не по-королевски, сэр Керрелл, — раздался голос, и Эдвард разлепил глаза.

Перед ним, заинтересованно улыбаясь, сидела девушка с блестящими смутно знакомыми глазами. Эдвард окинул её взглядом: длинное лёгкое тёмно-зелёное платье с оборками и пайетками, отблески которых резали глаза, простые украшения — и идеальная причёска. Эдвард моргнул. Сам он приличным видом похвастаться не мог: его волосы растрепались и упали на лицо, ворот рубашки был расстёгнут, рукава — закатаны. Пиджак и жилет он скинул уже давно и забыл — где.

— Я… — наконец выдавил он — и невпопад: — Я Эдвард.

Девушка, казалось, ничего и не заметила.

— Шеро́н, — представилась она, улыбнувшись. — Шерон Фрешер.

Эдвард взял её руку — она показалась ледяной в его собственной, пышущей жаром, — и поцеловал, а потом заглянул ей в глаза снова. Зелёные, с выделяющейся тёмной радужкой, блестящие, но серьёзные. Его словно ударило током. Это её он заметил в коридоре!

Эдвард вскочил, пошатнулся и схватил с пролетевшего мимо подноса два бокала. Один он протянул Шерон.

— Приятно познакомиться!

— Мне тоже. — Она отвела взгляд, смущённо улыбаясь, и отставила бокал в сторону.

Они недолго молчали. Эдвард осушил вино и хотел уже вернуться на диван, как вдруг Шерон сказала:

— Тебе не кажется, что здесь шумно?

Он осмотрелся. И правда, со всех сторон слышались пьяные выкрики, гогот, все говорили слишком громко, все говорили одновременно. Звуки мешались в давящую какофонию, и впервые Эдвард почувствовал пульсирующую боль в висках. Он не замечал ни её, ни происходящего вокруг так долго!

— Может, выйдем на воздух? — ошарашенно спросил он и посмотрел на Шерон огромными глазами.

Она осторожно кивнула, словно боясь его спугнуть, но Эдвард этого не замечал. Он не замечал вообще ничего вокруг, пока в лицо не ударил прохладный воздух коридора. Где-то было настежь открыто окно. Дышать стало легче, и Эдвард блаженно улыбнулся.

Шерон отвела от него задумчивый, заворожённый взгляд. Уж сейчас-то он должен был заметить.

Они шли по просторной тёмной галерее, в ней не было ни людей, ни звуков. Вот она — ночная романтика, думала Шер, в том, как таинственно вьются коридоры. Никогда не знаешь, что может в них случиться, когда вы только вдвоём.

Эдвард всё чаще смотрел на Шерон. Её ресницы подрагивали, она прикусывала губы, мяла платье, опускала голову, и тогда каштановые локоны падали ей на лоб. Эдвард изучал её взглядом, и Шерон молилась, чтобы это не прекращалось.

Они остановились у высокого окна, и Шер присела на высокий обитый узорчатой тканью подоконник. Эдвард забрался на него тоже и повернулся к ней. Как начать разговор, что сказать, он не знал и просто смотрел. В свете фонаря за окном её точёный профиль с прямым носом и слегка выдающимся вперёд подбородком зачаровывал, переливы на платье и в украшениях казались золотыми. Шерон старалась не двигаться и едва дышала, улыбаясь краешками губ. Внимание принца было слишком приятным, чтобы прерывать его неосторожными движениями.

Несколько капель ударили в стекло.

— Дождь… — задумчиво произнесла Шерон. — Рано в этом году.

— Что? — Эдвард перевёл взгляд на окно. — Наверно, рано… Но какая разница? Мы ведь в доме.

— И правда…

Шерон разочарованно качнула головой. И с чего ей нужно было говорить о дожде?