Вадим стоял в пальто за задними рядами сенаторов в компании темноволосой дамы и пары людей в сером. Он расстегнул пальто и пошел через ряды прямо к кафедре.

— Я пришел с радостной вестью — Царьград пал! — Вадим обвел присутствующих взглядом, — а что получаю в итоге? Что в итоге получает каждый из вас? Где документ о мире, о котором, ваше величество уже несколько раз сказало? Не рано ли вы празднуете победу? Не рано ли вы отпустили наших врагов из Балтики?

— Тишина! — Николай ударил по кафедре так сильно, что разлетелись листки с речью, — Как ты смеешь?!

— Я заплатил не меньше, чем каждый из здесь присутствующих, чтобы заслужить достойное отношение а не удар в спину! — возразил Вадим, — и я сейчас не про деньги, а про кровь! Про свою и врагов империи, которых уничтожал по ВАШЕЙ воле! По чьему же ложному навету в Этот раз меня отправляют в “достойную” ссылку? Не тех ли иностранных послов, что сейчас подслушивают под дверью сената? Или, уже не нужны наветы, и это личное?

— Вон! — Николай покраснел.

Никогда и никому в жизни он не позволял с собой говорить в подобном тоне, а уж тем более при людях. Людей высшего сословия наказывали и за куда меньшие проступки. Вадим же натянул на голову цилиндр и поклонился:

— Извольте! Обещаю, что вернусь, когда Вы подумаете над своим поведением и успокоитесь!

Разум Николая смыло волной возмущения и негодования. Какой-то сопляк, его отчитывал! От возмущения император даже не смог ничего сказать, пока Вадим не вышел из здания сената.

— ЗА НИМ! — скомандовал император и лейб гвардейцы послушались, но когда они вышли на улицу, то по дороге словно ветер уносилась черная самодвижущаяся бричка. Гладкая и низкая, она не походила на что либо, виденное людьми ранее.

Пока Николай рвал и метал, Воронцов же стоял с вспотевшими ладонями. Князь не понимал, зачем Вадим привез “замену Софьи” в Петербург. Так публично наплевал на траур?

1 июня 1853 года. Петербург.

В Зимнем дворце дрожали стены от раскатов негодования и ярости. Князь Михаил Дмитриевич Горчаков, полковник Александр Сергеевич Гурьба, князь Воронцов и другие начальники и генералы тихо слушали отповедь императора:

— Мы не будем терпеть такое свинство! — Николай до хруста сжал кожаные перчатки, — такое не позволю никому! Никому!

— Ваше императорское величество, срочное донесение, — словно белая тень в дверях показался адъютант.

— Давай, — Николай поманил его и принял послание, а потом зачитал, чтобы слышали все, — сегодня, полчаса назад как из Москвы пришел гонец. В белокаменную по железной дороге перебрасывается два корпуса экспедиционных войск с бронепоездами!

— Но таких приказов им никто не отдавал, — с места встал военный министр Чернышев, — измена?!

— Пока не ясно, — Николай упёрся об спинку стула.

На лицах уже не молодых людей читалась тревога. Из-за угрозы десанта в Петербурге расквартировали сто двадцать тысяч человек или же три полновесных корпуса, но никто не знал, как они покажут себя в противостоянии с экспедиционными силами. Один только Александр Сергеевич сидел спокойно, словно у него в жилах была не кровь а ртуть.

— Я лишь знаю, что в город их привел генерал Захарченко, — Николай бросил записку на стол.

— Человек Вадима, — заметил Чернышев и получил взгляд полный ненависти от Николая.

— У них будет новая артиллерия, — князь Воронцов лично следил за обеспечением новых подразделений и знал лучше всех чем укомплектованы "взбунтовавшиеся".

— Мы можем снять с кораблей…

— Нет, — Николай прервал Чернышева, — пока нет мирного соглашения с Коалицией, они могут вернуться на Балтику и застать нас с опущенными штанами.

— Беркутов это уже сделал, — пожал плечами военный министр.

— Двух корпусов, даже по новому оснащению, едва ли хватит, чтобы осадить столицу, — вмешался Воронцов, — в Новороссии обучалось еще восемьдесят тысяч. Известно где они сейчас?

— Нет, — ответил Николай и подошел к окну, оставив советников за столом.

Императору не нравилось как все начало разворачиваться. Последнее что он хотел, так это гражданскую войну в конце уже выигранной войны. Особенно, когда против него выступила коалиция европейских стран с одной стороны, а с другой излишне амбициозный торгаш оружием. Ненависть застилала Николаю глаза, заставляла низложить образ оппонента до чего-то низкого, но никак не равного себе.

Воронцов это видел. Уж слишком много лет он знал Николая. Но он знал и Вадима. Это холодное расчётливое существо, которое он больше не хотел называть человеком. Вообще Беркутов стал чуть ли не воплощением мечты Николая — машина работающая как по часам, безотказная, верная идеалам, неостановимая. Только вышло одно Но. Эта машина работала сейчас против императора, а не за него.

— Могут ли оставшиеся корпуса просто не быть готовыми к походу? — все решил узнать Чернышев, хотя, он как и многие в этом кабинете отлично знал график поставок обмундирования. Пока старые части бились на границах, выигрывая время и перемалывая основные части коалиции, в Новороссии вырастили резерв совсем нового образца.

— Исключено, — ответил Воронцов, — он что-то задумал. Мы должны подождать.

— Мы не можем… Ждать, — Николай повысил голос, — будем думать, что делать с самим Беркутовым. Он похоже никуда не спешит из столицы.

Николай посмотрел на полковника, и тот кивнул, подтверждая, что Вадим еще в столице.

***

Вадим сидел в гостиной собственной квартиры и читал телеграммы. В прохожей дежурило пара оперативников и один у входа в подъезд. И все. Напротив Вадима с книгой в руках сидела Анна и старательно изображала интерес к последнему сборнику стихов какого-то модного петербургского автора.

— Что? — спросил Вадим, отложив телеграмму.

Анна картинно отложила книгу, тяжело вздохнула и спросила:

— Если я тебя чем-нибудь ткну, то кровь пойдет?

— Конечно, — на автомате ответил Вадим и осторожно огляделся в поисках острых вещей, — только давай не будем проверять?

— А что? В одном романе, еще в Пруссии, я читала, что вампиры серебра боятся…

— Ага, а еще осиновый кол в грудь, — усмехнулся Вадим, — ведь обычные люди не умирают от кола в груди.

— Тебе все шуточки? Да Николай тебя в Сибирь отправит! И не как наместника, а как Декабриста!

— А ты пойдешь за мной? — спросил Вадим, раз уж речь зашла о любимом приговоре императора.

Анна не ответила сразу, изображая задумчивость.

— А ты бы хотел, чтобы я там мерзла? Голодала?

— Анна, милая, ну как я бы дал тебе замерзнуть? — не успел Вадим закончить похабную шутку, как получил острым носиком туфли в колено.

— Ты невыносим! Как ты можешь сидеть и ничего не делать, пока в городе чуть ли не буря свирепствует?

— Я занят самым важным, — Вадим усиленно тер пострадавшее колено, — я навожу мосты с людьми. Единственный, кто должен паниковать, и что-то делать, так это Николай.

— Это еще почему? — не поняла Анна.

— У него нет денег. У Российской империи нет денег, — Вадим расслабился и откинулся на спинку дивана, раскинув руки.

— А у тебя есть? — Анна нахмурилась, — вернее я знаю, что есть, но речь же идет про всю Российскую империю.

— Анна, ты слишком долго была за границей, — Вадим наслаждался моментом.

— Смотря на тебя, я сразу вспоминаю почему уехала.

— Анна, ты сидишь в одной комнате с самым богатым человеком в мире, — Вадим улыбнулся и слегка кивнул.

— А где же ты его спрятал? А то я только самого "скромного" вижу, — у Ани так и плясали чертики в глазах, — а вообще, теперь я вспомнила почему вернулась.

— Не старайся казаться меркантильней, чем ты есть. Тебе не идет, — Вадим пожал плечами.

— У тебя где-то есть особенная линейка, которой ты измеряешь на сколько люди меркантильны? — съязвила Анна.