— Он погиб смертью храбрых. Так, как и мечтал, — ответил вожак. — Где его тело?…

— Далеко в лесах.

— Я должен забрать его. Похоронить должным образом, — покачал головой волколак. — Оставайтесь у нас, отдохните. Я постараюсь найти его быстро, чтобы и вы смогли с ним попрощаться.

Девушка поблагодарила его за гостеприимство. Пока Райдо и Хагалаз ушли в длинный дом вместе с Валькасом, Вика и Менсис направились к Вратам, печати на которых демоны так и не сломали. Они постарались закрыть все те Врата, что встретились им за это время.

Печать Медведя легла поверх трёх других, и, объединившись с ними, окончательно закрыла чудовищную арку, тут же распавшуюся пеплом, который подхватил ветер.

Виктория переживала, что будет, когда Валькас и другие найдут тело Льёотольва. Они с Хагалазом попытались скрыть жуткую чернеющую рану, но поможет ли это?… Два дня Четверо ждали, когда ушедшие в том направлении волколаки вернутся.

Покрытое тонкой коркой льда и снега тело их бывшего спутника положили в сооружённый для похорон драккар. Все жители вышли попрощаться с старшим братом нового вожака.

Драккар ещё стоял на берегу, и около него находились сам Валькас, Валка и их мать. Престарелая женщина спрятала лицо под платком, прислонившись к боку единственного оставшегося у неё живого сына. Мужчина обнимал её одной рукой, а второй придерживал младшую сестру, которая опустила взгляд в землю, пытаясь скрыть слёзы.

Другие стояли на небольшом отдалении. Они вложили в драккар свои дары, которые пригодятся Льётольву в Хельхейме.

Валькас поднял голову и увидел Четверых, стоявших вдали ото всех. Он повёл своих родных к толпе. Знахарка кивнула ему и взяла под руки обеих, а после мужчина пошёл прямиком к этим чужакам, которые всё-таки стали ему близки.

— Вы были с ним, когда он погиб, — произнёс волколак, остановившись перед путниками. — Подойдите и попрощайтесь с ним. Я думаю, он был бы рад услышать своих друзей.

Вика кивнула и пошла вперёд. Райдо едва сдерживался, чтобы не выдать реальных эмоций. Они прошли через толпу и встали у драккара.

Льётольв словно спал, если не считать его чрезмерно бледной кожи, покрытой инеем. Снег в его чёрных волосах словно стал сединой. Будто пытался скрыть то, что умер молодой мужчина, которому ещё жить бы и жить, а не глубокий старик.

Руки волколака были скрещены на груди и держали его топор. Виктория последовала ранее увиденному жесту местных и положила свою руку поверх его, коснувшись их лбом. Задержавшись в таком положении пару мгновений, она отошла, позволив проделать это остальным. Хагалаз откуда-то тоже знал этот обычай, но ему потребовалась помощь, чтобы найти руки Льётольва.

Последним прощался Райдо. Когда он прислонился лбом к заиндевевшим перчаткам, то ожидал, что волколак оживёт и вцепится в его волосы, попытается свернуть шею, раскроит череп топором — отомстит. Сделает то, что должно.

Но мужчина не оживал. Вампир отстранился и посмотрел на спокойное лицо. Если бы не пророчество, если бы он мог, то поменялся бы с ним местами.

Когда они отошли к остальным, пара крепких мужиков столкнули драккар на волны. Валькас встал впереди всех с зажжённым факелом в одной руке. Когда между ним и умершим братом появилась широкая полоса воды, волколак замахнулся и кинул факел далеко вперёд. Тот упал в цветы, украшавшие днище драккара.

Огонь медленно охватывал всё. По поверьям северных народов, именно так можно было вознести душу умершего в Хельхейм. Туда, где пируют их праотцы. Все стояли и смотрели на отдалявшееся судно, пылавшее в густеющих сумерках как факел.

На какие-то мгновения Валькас увидел не пылавший драккар, и в этом видении Льётольв поднялся и, держась за ахтерштевень судна, помахал ему рукой. Мужчина зажмурился и отвернулся.

— Прощай, брат…

В эту ночь во всём поселении пылали факелы, а в длинном доме, несмотря на то, что собралось там большинство жителей, было необычайно тихо. Женщины, дети и старики разошлись раньше всех. Остались лишь мужчины, выпивавшие за покой ушедшего Льётольва.

Четверо чувствовали себя чужими здесь. Даже если Валькас принял их как друзей, это не отменяло того, что они были причастны к смерти его брата. Больше всего чувствовал вину именно Райдо.

Он не осмелился даже поговорить с Валкой в эту ночь, хотя девушка подходила к нему. Они разошлись по комнатам уже ближе к рассвету. Когда яркое зарево слилось с ещё горящей точкой на горизонте.

***

Прекрасное поле с белоснежными цветами раскинулось под ночным небом, в котором играли разноцветные ленты небесного сияния, перемигивались звёзды. Тихий тёплый ветер покачивал налившиеся бутоны светящихся цветов, шелестел тихо травой и листвой деревьев на краю поля.

Сквозь траву, не пригибая её к земле и не сминая цветы, шла девушка в белоснежном длинном платье, и длинный подол развевался по невидимому ветру, как и её белоснежные волосы. Она тихо напевала песню на древнем языке, иногда останавливаясь и срывая цветы, чьи бутоны уже погасли, в букет.

И Жизни реки прерывались,

Над водопадом Смерти.

Склоните головы свои,

И вспомните их имена.

Девушка остановилась, увидев пару замёрзших цветов. Их бутоны завяли и покрылись инеем. Смерть сорвала и их, с печалью в глазах. Она двинулась дальше и в какой-то момент замерла, подкинув свой букет высоко в небо. Цветы тут же обратились сгустками света и, кружась в танце, полетели в небо.

Завянет жизнецвет,

И свет его померкнет.

И в этот час зайду в ваш дом,

Чтоб подарить покой.

Она проводила взглядом улетевшие души, а после глубоко вздохнула. Дикая Охота убила многих невинных. И теперь… умерла сама.

Смерть подошла к тому участку поля, где жизнецветы были покрыты льдом. Лёд перестал обжигать её нежные руки — девушка спокойно смогла взять один цветок за стебель и сорвать его. Посмотрев на игру света в корочке льда, она принялась убирать остальные цветы. Так много душ детей, обращённых в чудовищ, ей никогда не приходилось срывать. И слёзы блестели в её глазах.

Тихо вьюга завывает за окном,

Ночь вступает в царство тьмы.

Спи, дитя, в защите света.

Спи, дитя, в объятьях лета.

Кто ночью тёмной приносит хлад,

Кто убивает невиновных.

О Миросвет, ты дай нам сил.

О Миросвет, ты защити.

Восьмая продолжала собирать букет из погасших жизней. Так много она прежде не собирала. Даже в те времена, когда страшные болезни подкашивали смертных — увядавших цветов было не так много. Букет стал уже огромным, но не было проделано и половины работы. Ей снова пришлось отпустить души незамысловатым ритуалом.

Во вьюге всадники несутся,

Остра их сталь и холодна.

И сердца холод не истает —

Навечно прокляты сердца.

Им Мрак велел принять законы,

Что были так жестоки к нам.

Им Мрак велел склониться пред силой,

Что уничтожит все миры.

Она продолжила собирать цветы, наткнувшись взглядом на крупный цветок, к которому склонил свой бутон второй цветок. И рядом завяли совсем крохотные два. Смерть коснулась их пальцами, продолжая напевать, и с болью в сердце сорвала все четыре.

О Лейкнир, бравый воин.

Пред справедливостью твоей

Склонили бы все головы,

Коль не покатились б с плеч.

Судьба к тебе была жестока,

И в вечном холоде теперь

Супруга верная и двое деток

Уснули беспробудным сном.

Продолжая собирать жизнецветы, Смерть снова наткнулась взглядом на знакомый цветок. Пять цветов обожгли её своим холодом многие тысячелетия назад для смертных. Тогда она подумала, что эти жизни угасли, но оказалось, что к ним приложил свою руку Мрак.

Ах Орест, от ума большого