— Я не утверждаю, что это так, брат, я просто говорю, что все еще чувствую ее вкус на своем языке и… Ой! — Дразнящие слова Энцо прерываются тем, что Маттео снова бьет его по голове, и я сдерживаю смешок, угрожающий сорваться с моих губ.

— Сейчас это не тема для разговора. Нам нужно присутствовать на встрече, и мне не нравится мысль о том, что мой член все это время будет твердым, как камень, в моих гребаных штанах, — ворчит Маттео. Я шиплю, поправляя свой набухший член.

Что она с нами делает?

— Поехали, — ворчу я, прежде чем слишком зацикливаюсь на мыслях о ней. Если я не сосредоточусь на этой чертовой встрече, я ворвусь обратно в ванную и снова найду разрядку.

Я практически бросаюсь к двери, распахивая ее с ненужной силой, но мои братья, не произнося ни слова, следуют за мной. Я вообще не обращаю внимания на коридор, когда нажимаю кнопку вызова лифта, радуясь, что он немедленно звонит и двери открываются.

Топая внутрь, как ребенок, потерявший конфету, я складываю руки на груди и смотрю прямо перед собой, Маттео и Энцо обходят меня стороной, заходя в лифт. Поездка проходит в комфортной тишине, пока Энцо нажимает кнопку первого этажа.

Никакой светской болтовни, никакой постоянной потребности заполнить пустоту и никакого непреодолимого желания поговорить о какой-нибудь ерунде, которая никому из нас на самом деле не нужна.

Такая же тишина сохраняется, пока мы обходим главный вход в отель и пользуемся задней дверью, которую менеджер показал нам, когда мы только приехали. Мы предпочитаем быть как можно более сдержанными, и одна из причин, по которой нам так нравится "Ритц", заключается в том простом факте, что они это понимают.

Мы выходим на улицу к затемненному внедорожнику, лениво ожидающему нас, и мгновение спустя один из наших людей, Торрес, соскальзывает с водительского сиденья и обходит машину, чтобы открыть нам дверцу.

Маттео забирается в машину первым, Энцо следует за ним по пятам, я отстаю, встречаюсь взглядом с Торрес и засовываю руки в карманы брюк. — Есть новости? — Я спрашиваю коротко и прямолинейно, но любой, кто работает на нас, в любом случае привык ожидать от меня только этого.

— Ничего, сэр. Сегодня утром все были на учете, и у них не было ничего необычного, о чем можно было бы сообщить, — объясняет он. После того, как русские не появились прошлой ночью, я приказал позвонить каждому из наших людей, расставленных по всему городу. Если происходит что-то такое, о чем нам нужно знать, я надеялся, что они обратят на это внимание. Но в данном случае, похоже, мне придется самому напрямую спросить этих ублюдков.

Я киваю, прежде чем забраться во внедорожник к своим братьям. Они явно слышали разговор, но им нечего добавить.

Торрес мчится по улицам Нью-Йорка как сумасшедший, или настолько, насколько ему позволяет движение в это время суток.

Поскольку они не пришли вчера вечером, было бы справедливо перенести встречу на время, которое соответствовало нашим условиям, а не их. Даже если ранний старт заставляет меня ворчать в процессе. Они сами выбрали новое место — их собственный ночной клуб на другой стороне Манхэттена под названием " У Ивана".

Пока мы проезжаем через город, я слепо смотрю в окно, мысленно воспроизводя вкус пухлых сисек Авы у себя во рту, вспоминая стоны, когда я вонзал зубы в ее плоть. Черт. Ей это понравилось почти так же сильно, как и мне, и я более чем готов увидеть ее сегодня вечером и проделать все это снова, только на этот раз, с моим членом, погруженным глубоко в ее киску.

Я немедленно вырываюсь из своих мыслей, как только вижу вдалеке неоновую вывеску "У Ивана", и любая частичка тоскующего мужчины внутри меня исчезает, когда я становлюсь непроницаемым, твердым панцирем, которым является Вито Де Лука.

Это маска, ношение которой я довел до совершенства. Я иногда забываю снимать ее, потому что это стало для меня таким естественным. Маттео — лидер, стойкий и расчетливый; Энцо — плейбой с дерзкой улыбкой и планом достижения успеха; в то время как я — жестокий, неумолимый, покрытый шрамами ублюдок, с которым никто никогда не захочет оказаться не на той стороне, и мне это нравится.

— Помните, никаких поспешных решений, — бормочет Маттео, на его лице теперь нет никаких эмоций, когда он поправляет манжеты рубашки, подкручивая запонки, чтобы они сидели идеально, пока Торрес открывает нам дверь.

Выходя из внедорожника, я разминаю спину, расправляю плечи. Яркое зеленое освещение ресторана "У Ивана" кажется мне отвратительным, а два швейцара, стоящие по обе стороны стеклянного входа, говорят каждому человеку в поле зрения, что это российское заведение.

Мы не охраняем так явно, как они; ни ирландцы, ни весь мир, который является Физерстоуном, тоже этого не делают. Только русские, потому что для них присутствие — это сила.

Я не узнаю никого из них, когда захожу в здание, реальность клуба с включенным светом делает его намного менее привлекательным, чем, я уверен, он выглядит ночью.

В центре зала находится танцпол, слева — бар, вокруг которого расставлено несколько столиков и кабинок, где посетители могут расслабиться со своими напитками. Я игнорирую все это, направляясь к кованым ступеням справа, которые ведут в VIP-зону. Добравшись до верха, я нахожу именно того, кого мы ищем, сидящим в центре небольшого помещения за большим круглым столом посередине, с еще одной барной стойкой в задней части.

Я удивлен, увидев двух братьев рядом со своим двоюродным братом, потягивающих водку, как будто это идеальное начало дня. Угроза в их глазах всегда очевидна, и то, как они откидываются на спинки своих кресел, мгновенно усиливает мое напряжение, и война разгорается в моих венах. Именно поэтому Маттео обходит меня, беря на себя инициативу и подходя к ситуации гораздо спокойнее, чем я бы.

— Дмитрий, Николай, Игорь, — говорит мой брат в знак приветствия, подходя к столу и занимая центральное место с нашей стороны, лицом прямо к Дмитрию. Он лидер семьи Волковых. Николай для них эквивалент Энцо, обаятельного и умного, в то время как Игорь, их двоюродный брат, настолько близок мне, насколько это возможно.

— Де Лукас, — отвечает Дмитрий, постукивая по деревянному столу перед собой и разглядывая нас троих, в то время как мы с Энцо занимаем свои места. С Маттео справа от меня и Игорем лицом ко мне, я не могу не быть настороже. Не то чтобы я это показываю. Нет. Это горит глубоко внутри меня и никогда не выходит на поверхность.

— Где вы были прошлой ночью? — Спрашивает Маттео, приподнимая бровь, когда он смотрит на них сверху вниз. Когда появляется официантка, предлагая каждому из нас по аккуратному бокалу прозрачного ликера, я пренебрежительно машу рукой, и она понимает намек.

— Мы были заняты, — бурчит Игорь, пожимая плечами, как будто этого достаточно, и я усмехаюсь.

— Этого недостаточно, — ворчу я, расслабляясь на своем месте, как будто это обычная родительская встреча с воспитательницей детского сада, а не с опасными и окровавленными мужчинами, которые сидят за столом.

Николай усмехается, его губы растягиваются в усмешке, когда он смотрит на меня. — Я слышал, вы сами были заняты, заняты хорошенькой блондинкой.

Мое сердце замирает, в груди воюет смятение, но я сохраняю непроницаемое выражение лица. Что, черт возьми, это значит? В мгновение ока мое сердце учащенно бьется в груди. Либо она была отправлена туда ими, либо мы просто поставили ее в поле их зрения, и в любом случае, мне это чертовски не нравится.

— С ней было немного весело в твое отсутствие, — со смешком говорит Энцо, целуя кончики пальцев, как шеф-повар, оценивающий изысканное блюдо. Однако я улавливаю это только краем глаза, поскольку мой взгляд прикован к Дмитрию и к словам, которые вот-вот сорвутся с его губ.

— Значит, ты не будешь возражать, если я нанесу ей небольшой визит в отель "Нью-Йоркер", а? — настаивает он, прижимая палец к губам, и моя кровь стынет в жилах.