Я практически прогибаюсь от ее слов. ДА. Это именно то, что я хочу и в чем нуждаюсь. Желательно еще и с сэндвичем со стейком. — Я хочу этого. Если ты не возражаешь, я просто собираюсь…
Она машет рукой, приближаясь ко мне, прерывая мою речь о побеге. — Нет, не здесь. У тебя никогда не будет ни секунды, чтобы хотя бы вздохнуть без того, чтобы эти трое не окружили тебя и не сделали все еще хуже.
— Отвали, Валентина, — ворчит Маттео, но ни один из братьев Де Лука на самом деле не соглашается с тем, что она говорит. То, как рука Энцо сжимается вокруг меня, тоже только подтверждает это.
Драматично закатив глаза, Валентина переводит взгляд со своего брата на меня. — У меня есть лучший план.… Что ж, Нонна тоже согласна. Это именно то, что тебе нужно.
— И что же это такое?
Она сокращает расстояние между нами без малейшего колебания, хватает меня за руку, прежде чем я успеваю ее остановить, и вытаскивает из объятий Энцо. Он что-то бормочет себе под нос, но я слишком сосредоточена на том плане, который, похоже, придумали Валентина и Нонна.
— Мы едем в спа. — Ее глаза загораются возбуждением, когда она продолжает подталкивать меня к двери, забирая банку содовой из другой моей руки и ставя ее на кухонный столик, пока мы идем.
Мои шаги замедляются, я хмуро смотрю на нее, оглядываю свое тело и недоверчиво качаю головой. — Я буквально вся в крови. Я сейчас никуда не могу пойти.
Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня с улыбкой, все еще играющей на ее губах, наклоняется ко мне и подмигивает. — Вот почему мы едем в мой спа-салон. Принцесса мафии может делать все, что ей заблагорассудится. Если ты этого еще не знала, я думаю, ты скоро узнаешь.
Никогда, я имею в виду, что никогда в своей жизни я не убивала человека ножом и сразу после этого не ехала в спа. Неа. Это дерьмо работает не так, но, очевидно, в Италии все делается по-другому.
Я бы пряталась вдали от дома добрых несколько дней, иногда недель, но, похоже, здесь все это не является нормой. Вместо этого меня увозят из семейного дома и ведут на окраину города, где находится спа-центр Valentina. Он выглядит высококлассным еще до того, как я переступаю порог. Пристроенный к собственному винограднику и украшенный дорогим декором, он похож на кусочек рая.
Как только мы вошли, стало очевидно, что все помещение было расчищено. Когда меня вели в женские раздевалки, нигде не было видно ни одного клиента или сотрудника.
Валентина провела меня в горячий душ и дала мне темно-синий дизайнерский купальник, чтобы я надела его после того, как закончу, оставив меня наслаждаться обжигающей водой. Я вышла из кабинки и обнаружила, что они ждут меня, а затем меня провели в большое помещение, где располагались бассейн и четыре джакузи.
Направившись прямиком к одному из них, откуда открывался прекрасный вид на виноградник, я погрузилась в воду и с тех пор не двигалась. Каждый пузырек растворяет мои тревоги, просачиваясь под мою кожу и снова делая меня цельной.
Тихая музыка играет на заднем плане, когда я опускаю голову под воду, намокая волосами. Возможно, я избавилась от крови, которая окрашивала мою кожу, но мой разум еще не исцелился от нее.
Поднимая голову из воды, я откидываю волосы с лица, прежде чем мои руки начинают тереться о голени. Я ничего не могу с собой поделать, но делаю это каждый раз, когда на мне остается кровь, особенно когда это чья-то другая. Я годами, продолжаю этим заниматься, но процесс постепенно сокращается.
В первый раз, когда я кого-то убила, я неделями отмывала свою ободранную кожу, а сейчас прошло всего несколько часов. Мне становится легче, когда я справляюсь с этим намного быстрее, но также удручает то, что я настолько привыкла к этому, что справляться с этим уже не так больно.
— Ты обдерёшь кожу, если будешь продолжать это делать, — говорит Валентина слева от меня, присев на край горячей ванны, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть в ее сторону, изогнув бровь.
Ее купальник с красным цветочным рисунком идеально подчеркивает ее оливковую кожу, когда она оценивает меня. Ее карие глаза точно такие же, как у ее братьев, каким-то образом сочетая в себе их троих. В них есть намек на озорство Энцо, проблеск любопытства Вито и целый ворох суждений Маттео.
— Это мой обычный ритуал, — отвечаю я, пожимая плечами, расслабляясь в пузырьках, пока она смотрит через комнату. Я прослеживаю за ее взглядом и вижу Нонну, отдыхающую в шезлонге с книгой в руке, и улыбаюсь при виде нее.
Похоже, мы устроили небольшой отпуск из-за того, что мне нужно расслабиться, и я более чем готова признать, что мне это нравится.
Валентина откашливается, возвращая мое внимание к себе, и смотрит мне прямо в глаза. — Осмелюсь спросить, как ты оказалась в доме моих братьев?
Я обдумываю свой ответ, прежде чем меняю позу, чтобы лучше видеть ее. — Ты знаешь их лучше, чем я, так что, по-твоему, произошло?
Она наклоняет голову и пожимает плечами. — Честно говоря, я не могу этого понять. Нонна сказала, что ты там под наблюдением, а там никто никогда не находится под наблюдением. Но она настояла, чтобы я встретилась с тобой и предъявила права на тебя, чтобы они не оборвали твою жизнь, если до этого дойдет.
Мои глаза расширяются от ее признания, прежде чем я смотрю на женщину, наслаждающуюся книгой, которую она читает. — В этом нет необходимости, — заявляю я, снова поворачиваясь к ней лицом, и она хихикает.
— О, я знаю. Ты определенно можешь постоять за себя, но ты меня тоже интригуешь. Так что ни за что на свете мои братья не тронут ни единого волоска на твоей голове. — Решимость в ее тоне удивляет меня, но я не говорю ни слова в ответ, что приводит к тому, что она оправдывается. — Сумасшедшая — это мое второе имя, данное мне Нонной, так что, если она тоже называет кого-то сумасшедшей, я знаю, что они на моем уровне. Кроме того, для меня это определенно впервые — впервые встречаться с кем-то, особенно с женщиной, покрытой кровью, с мертвецом у ног, и я думаю, это фантастика. — Ее улыбка становится шире, и я уверена, что она тоже готова захлопать, но ей удается сдержаться.
— Я тоже не могу сказать, что когда-либо встречала кого-то при таких обстоятельствах, но мне действительно не нужно, чтобы ты меня жалела.
— Девочка, пожалуйста. Здесь нет ни капли жалости. Я в гребаном восторге от тебя, и если бы я не пыталась помочь тебе расслабиться прямо сейчас, я бы умоляла тебя выйти и повеселиться со мной. — Она говорит со скоростью мили в минуту, и я изо всех сил стараюсь не отставать от нее, кивая изо всех сил, сморщив нос в замешательстве.
— Веселится? — Простое слово из девяти букв, и я понятия не имею, что оно, блядь, означает.
Она легонько похлопывает меня по руке и недоверчиво качает головой. — Да, например, пойти потанцевать, напиться и, спотыкаясь, вернуться домой, чтобы позлить моих братьев. Что угодно. Все из этого. Мне нравится твоя атмосфера. Конечно, ты можешь быть немного замкнутой, но, черт возьми, с моим прошлым я тоже такая.
Часть меня жаждет сделать все это и просто быть… свободной. Даже если это на самое короткое мгновение. Но сейчас не лучшее время для этого. Не только это; Я знаю, с каким дерьмом имеют дело братья, и что-то подсказывает мне, что они все равно не выпустили бы нас из виду.
Между нами возникает невидимая связь, понимание, которое приходит так естественно, что сбивает с толку. Что бы это ни было, это заставляет меня наклониться ближе и заглянуть глубоко в ее карие глаза.
— Что тебе известно о делах Де Луки? — Она не уклоняется от моего вопроса, поскольку, кажется, тоже оценивает меня.
— Все. — Одно слово, сказанное с такой легкостью и уверенностью, что я знаю, что она говорит правду, но я все равно хочу сначала услышать от нее немного больше. Приподняв бровь, я ничего не говорю, когда она игриво закатывает на меня глаза. — По-настоящему. Я ничего не знала, когда был жив мой отец, меня держали как привилегированную принцессу в моей высокой башне, и мне нечего было делать, кроме как прихорашиваться. — Она снова закатывает глаза, но на этот раз в ее действиях нет игривости. — Потом, когда он ушел, Маттео решил, что ему не нравится, насколько уязвимой меня делает пребывание в неведении. Теперь у меня свой бизнес, своя жизнь, и я знаю все. Я никогда не чувствовала себя большей частью своей семьи, чем сейчас.
