Ладно, не будем о царских печалях, своих достаточно.

Все это время из головы не выходила идея супруга. Я слегка злилась на него — не люблю, когда рискуют людьми. Злилась, а сама обдумывала техническую часть проекта.

В итоге вернулась на «Горлицу» и велела плыть к Чумному острову. Провела там два часа, убедилась, что Василиса с Василием устроены, дала важные технические указания Лукерье, обговорила идею с Пичугиным и отправилась за Мишей. Михаил Федорыч обрадовался, что я с ним согласилась, а еще заметил, что сегодня пообщался с известным историческим деятелем и, похоже, обезопасил себя от угроз с одной стороны. Сил пристать с уточняющими вопросами у меня не нашлось.

— Знаешь, Мушка, — заметил супруг, — все эти сны в креслах — не в кассу. Давай-ка в порядке разовой перезагрузки ляжем не очень поздно, а встанем, как проснемся. Именно проснемся, никто не разбудит. Дел на завтра у меня нет, начальства в присутственном месте не предвидится.

— Давай, — вяло сказала я. — Причем никто от слова «никто». Я не разбужу тебя, ты — меня.

Перед сном мы подтвердили это взаимное обещание. Но оно оказалось невыполнимым.

— Ну вот, — недовольно сказала я, открывая глаза на следующее утро. — Да, понимаю, солнце встало… Миша, что случилось?

— Мушка, спокойно, — заметил муж таким тоном, от которого я проснулась окончательно. — Вздохни, помолись, помедитируй.

— Что случилось? — повторила я таким тоном, что воздух в комнате слегка зазвенел. — Новость от Пичугина?

— Нет, наша, домашняя. Вор проник в секретную мастерскую и ушел не с пустыми руками.

Генерал Б.

Для людей, знакомых с моим распорядком, этим вечером я поступил как чудак и оригинал. Меня ждали в Эрмитажном театре — великие князья в ложе, а прекрасная Истомина за кулисами. Но я велел кучеру ехать в свой особняк.

Перед этим командировал лакея по адресам двух самых известных столичных учителей фехтования с просьбой зарезервировать для меня один час на завтра. Я и сам могу многих научить многому, но было бы неплохо провериться с мастерами. Что отрицать: последние годы чаще указывал саблей направление атакующему отряду, чем скрещивал ее с другим клинком.

Самые главные чудачества начались дома. Я отказался от ужина, заглянул в буфетную, съел парочку волованов, наполнил бокал, выпил половину.

Заливать вином такую историю? Никогда!

Сбросил мундир. Ощупал левой рукой правую. Запястье слегка болело, но серьезных повреждений я не ощутил. Этот странный человек, что говорить, мастер.

Сначала просто повращал кистью. Потом — кистью с саблей. Немного покрутился в зале, рассекая воздух. Зажег свечи на столе. Повернулся на каблуках и одним ударом срубил семь огоньков из восьми.

Да, старею. Прежде такой фокус исполнял безупречно. К тому же упражнений с саблей недостаточно.

В дверь постучали. Я дозволил войти.

— Ваше высокопревосходительство, синьор Барджелло ждет вас в полдень, мсье Гобиньяк — в два часа после полудня.

— Спасибо, Гриша. Возьми-ка блюдце. Да не подай мне — брось.

Лакей удивился, но переспрашивать не стал. Я поймал без труда.

— Еще раз, да сильней.

Лакей метнул блюдце боком, с подкруткой, как в модной французской игре jeu de la bague volante — «летающее колечко». На этот раз пришлось сдвинуться корпусом, но блюдце закачалось между пальцами. Не такая и плохая реакция.

Поймал и в третий раз, хотя мышцы правой руки напомнили о недавнем инциденте. Я сдержал боль и велел бросить еще, но тут уж отбил, а не удержал…

— Спасибо, Гриша. Убери осколки.

Слуга отправился за веником. А я слегка помассировал правое запястье и вспоминал два визита этого дня.

Утро началось с визита достаточно странного господина. Мне передали его carte de visite: коммерческий советник вольного города Гамбурга herr Hrukind. Я усмехнулся странной шутке, но день был столь свободен, что велел пригласить визитера.

Герр Хрюкинд немедленно рассыпался в комплиментах на плохом русском, несколько лучшем французском и родном ему немецком — на этом языке мы остановились. Мне немного польстило, что дорого одетый и манерный иностранный коммерсант понимает, как в России положено держаться с генералами.

Исчерпав комплименты, гость смутился, заявив, что речь пойдет об очень деликатном вопросе.

— Я что-то задолжал в Гамбурге в 1813 году? — прервал я. — Если так — оплатит прусский король.

Тотчас же выяснилось, что речь идет о совсем иной просьбе. Гость, смутившись еще больше, напомнил об одном модном увеселении, посвященном богине Венере, недавно появившемся в российской столице, и косвенно намекнул, что оно знакомо мне изнутри. Заметил, что общественные предрассудки достойны уважения и это заведение в ближайшее время прекратит существование, чего желает генерал-губернатор. К сожалению, некоторые мелкие полицейские чины действуют вне субординации и могут вторгнуться в храм Венеры, не задумываясь, что их непрошеный визит способен причинить посетителям очевидные неудобства.

— И чего же вы желаете от меня? — спросил я не без смущенной брезгливости.

Да, я был в этом храме и, пожалуй, не прочь нанести еще один визит. Но даже самый мягкий и косвенный намек на это со стороны господина Хрюкинда был неприятен. К тому же великий князь уже исполнил мою просьбу, уведомив бойкого полицейского чинушу через его супругу. Судя по последствиям, и просьба Николая Павловича, и внушение от генерал-губернатора оказались недостаточны.

Собеседник опять высыпал кучу комплиментов, подчеркивая мои заслуги и лучшие черты характера. После чего сказал, что прямая просьба со стороны такого достойного человека может принести больший эффект, чем любые намеки и даже требования начальства.

— Я выслушал вас, — ответил я, сдерживая гнев. — Всех благ!

Визитер поклонился, заметил, что в известном заведении мне будут рады, и торопливо удалился, едва не цокая по паркету.

Конечно же, я гневался и на гамбургского коммерсанта. Несмотря на заискивающую любезность, его просьба была очевидной.

Но я также гневался на Орлова-не-Орлова, и с каждой минутой все больше. Видит Всевышний, я легко прощаю мелкие оплошности слугам и подчиненным, однако здесь присутствовала демонстративная наглость. Полицейский чинуша получил намек от высочайших особ, прямое приказание от начальства, но, судя по словам визитера, не воспринял это как должное.

Что же, мне не составит труда побеседовать с этим господином лично.

Василия Сергеевича Ланского в здании министерства не оказалось. Это обрадовало меня: с подчиненным лучше общаться без начальника.

Общение произошло в кабинете, при закрытых дверях. Я впервые увидел господина Орлова-не-Орлова, или, как его мысленно называл, «лже-Орлова». При других обстоятельствах он произвел бы на меня самое благоприятное впечатление: немного отрастить усы — и был бы отличный гвардейский пехотный полковник.

Возможно, именно по этой причине данная персона столь возомнила о себе. Однако даже если в грядущие годы для служащих МВД введут полковничьи чины, они не должны забывать, что останутся полицией. Эта служба незаменима для ареста пьяных извозчиков и укрощения прочих буянов, но должна знать свое место. Особенно если своими действиями может скомпрометировать людей, облеченных доверием высоких особ.

Примерно это я изложил лже-Орлову. Беседа была неприятной с первой минуты. Собеседник отказался выслушать меня на французском, пришлось перейти на русский, и я похвалил себя, что смог воздержаться от «тыканья».

Выслушав, лже-Орлов ответил:

— В данном деле я исполняю поручение государя, переданное через моего непосредственного начальника. Вы можете передать облеченной доверием, еще не скомпрометированной или уже скомпрометированной особе, что я намерен и дальше исполнять данное поручение, пока не получу приказ его прекратить, не подлежащий двойному толкованию.