Уже почти стемнело. Ладога в этот осенний вечер особенно не шалила, суденышко не покачивалось. Все равно, пожалуй, стоит накинуть салоп.

Или не надо. Судя по огонькам, появившимся по носу корабля, впереди первый пункт моего путешествия.

Первым пунктом остановки стал остров Валаам. Была я тут не впервые, желала навестить старых знакомых и проверить важный технический объект.

Валаамский монастырь называют «мужицкой обителью». Мол, братия самого простонародного происхождения, из крестьян да ремесленников, а не князей, осознавших, что иным путем грехи юности не замолить. Такая репутация монастырю особо не мешала. Он же на островах, в него не заедешь по пути, придется плыть парусником по озеру с морским характером. Так что из именитых гостей последних лет был лишь царь Александр. Вел себя смиренно, все скиты посетил, в одном спросил старца, есть ли чем перекусить. Тот ответил: «Только репка, сейчас почищу». Так Александр Павлович перещеголял его в простоте: «Не надо, я ее почищу по-солдатски — зубами». Милостей и льгот монастырю добавилось, но именитых паломников больше не стало.

Мне оно и хорошо, что обитель «мужицкая», проще с настоятелем. Игумен княжьего происхождения, тем паче игуменья, учтивы, норовят перейти на французский и убегают от хозяйственных вопросов: «С этим лучше к эконому». А когда говоришь с крестьянским сыном о сортировке семян, хранении плодов, консервации, новых светильниках, то у него глаза загораются.

К тому же Валаамская обитель стала для меня точкой важного технического эксперимента. Малая железная дорога в Новой Славянке — игрушка для гостей. Почти одновременно я построила для обители фуникулер, и вот он был для России первым рабочим наземным паровым транспортом. Сама обитель — на гранитной скале высотой больше 40 метров. Я знала, что в реальной истории уже позже заведут водоподъемную паровую машину, и решила опередить события — чтобы не только был водопровод, но и можно было поднимать канатом по рельсам и грузы, и людей в вагончиках. Настоятель Ионафан думал либо послушников приспособить, либо лошадок, но мы с благочестивым механиком убедили: адамовых сыновей напрягать не следует, а бессловесных тварей — тем паче. Древесины хватает, углежогов тоже, а механическую часть пожертвую.

Кстати, вместе с настоятелем решили машину не закрывать коробом — пусть все видят, что это человечья железная мудрость, а не нечистая сила. Так что я за не такие уж большие деньги занялась техническим просвещением. Паломников-купцов, ничего о физике не слышавших, дымящий механизм, который тянет в гору четырех человек да пять пудов груза, впечатлит больше любых лекций. Глядишь, потом какая-нибудь Кабаниха одернет странницу, увидевшую в паровом двигателе змеиную ухмылку: «На Валааме-то бывала? Там у святых отцов такая махина трудится».

Так что я поднялась фуникулером и успела полюбоваться с вершины закатным небом. Настоятелю доложили о моем визите, едва увидели дым из пароходной трубы, и он принял меня сразу.

Игумен ждал от меня не только фирменные сладости, но и обязательный ворох столичных новостей. А я дождалась, чтобы в разговоре мелькнула одна знаковая фамилия, и перевела к важной для меня теме.

— Не знаете ли, Эмма Марковна, князь Голицын в Синод не вернется бесовскими да земными кознями?

Я про себя улыбнулась, вспомнив главный скандал нынешней весны: отставку Александра Голицына сразу с двух министерских постов — духовных дел и народного просвещения. Сталкивалась с ним по делам Человеколюбивого общества, запомнила как типа вежливого, но скользкого и ненадежного. Духовенство считало его проводником западных мистических идей и курощало всеми силами, пока не изгнало с командных высот.

— У меня, отче, таких сведений нет. А вы не могли бы мне пояснить один вопрос? — тихо молвила я, заранее покраснев. — Читала в книге богослова Августина Фогеля, рекомендованной к печати Голицыным, такое утверждение. Мол, супружеская близость, да и вообще близость мужчины и женщины, лишь тогда оправдана, когда ее плод — деторождение. А без этого соитие греховно!

Последние слова я произнесла с интонацией смолянки, которую укусил комар в попу и она, повествуя классной даме об этом злоключении, подбирает слово, чтобы обозначить пораженное место. А имя богослова я выдумала за секунду.

В цель! Почтенный игумен минуты две ругал латинское богословие и его пропагандистов в России, а также перечислял святых отцов, доказывавших, что муж и жена — одна плоть, поэтому близость между ними не может быть греховной, даже если ее следствием не стало деторождение.

— Отче, — опять вопросила я в режиме сугубого смущения, — у меня много сел, фабрик, работников обоего пола, в том числе невенчанных. Иные молодицы, да и не молодицы, согрешают с мужчинами. Я верно поняла из книги Фогеля, что, если грешники позаботились, чтобы их встреча осталась бесплодной, — я совсем впала в краску, — это такой же грех, как от младенчика избавиться?

Святой отец опять распалился на латинскую ересь и даже привел пару скоромных светских пословиц, вроде «кто бабке не внук, кто Богу не грешник?». Конечно, по Соборным правилам наказания суровы, но в наши теплохладные времена каждый известный ему духовник накладывал на таких грешников посильные епитимьи. Постоянное блудное сожительство — одно дело, а разовая связь, что по милости Всевышнего обошлась без внебрачного ребенка, — грешок частый и простительный.

Я поблагодарила собеседника, получила список книг, которые следует читать вместо несуществующего богослова. И внутренне улыбнулась: отче, пусть и косвенно, одобрил контрацепцию. Теперь, если кто-то при мне назовет кондом символом разврата, я аккуратно сошлюсь на то, что сам отец Ионафан признал его использование меньшим грехом, чем нежданную беременность.

Шутки шутками, но «изделием № 2» я занялась по просьбе Миши. Он по праву полицейского начальства просвещал купцов-молодцов и девиц в борделях в режиме «не греши, а уж если греха не избежать — не надо пополнять Воспитательный дом подкидышами». Легенду сочинил про французского графа Кондома, произведенного за изобретение в герцоги. Так и в столице носил вариант портсигара с парочкой экземпляров — не для себя, конечно, а в просветительских целях.

Кстати, эксперименты с вулканизацией — ох, намаялась — были связаны именно с этим изделием. Пока что выход скромный, по тысяче предохранителей в год, и пока не для продажи — общественная благотворительность.

И еще я поняла, что в этом вопросе мне проще добиться понимания хоть с игуменом из мужиков, хоть с бордельной мамкой, чем с той же — ох, не к ночи будь помянута — Марией Федоровной. Я в одной из давних бесед, еще до тех пор, как великие князья зачастили в гости, разок запустила мысль, что следует просвещать народ насчет внебрачных связей, от которых чаще всего страдают девицы. Но понимания не встретила, а когда намекнула на изобретение мифического графа, пришлось проглотить подробную лекцию о нравственности. Хорошо хоть, собеседница решила, будто я обсуждаю некую теоретическую возможность, а не произвожу эти изделия поточным методом.

Миша сообразил, что разумнее всего пропагандировать эти предохранители среди военных. Не ради контроля рождаемости, а ради профилактики «французской болезни». Какому генералу понравятся ввалившиеся носы подчиненных? А любая армейская мода с отставниками, от полковников до денщиков, понемногу пропитает общество…

Все эти совсем не благочестивые мысли я обдумывала, гуляя рядом с монастырской гостиницей, точнее отдельным корпусом на лесной опушке, предназначенным для дам. Настя занималась важным делом — уничтожала банду насекомых умеренной численности, наконец-то дождавшихся гостей.

Ночевать в каюте «Горлицы» не решилась — все же качает. Пусть под ногами будет твердь, да еще какая замечательная! Сосны, еле видные в темноте, слегка пружинящий ковер опавших иголок. Чуть слышный прибой. Спокойная, ну просто райская земля…