— Всякое бывает, — пожала плечами Липа. — Начал прежде работящий хозяин лениться или попивать, а признаться в собственной нерадивости духу не хватает. Виноватого на стороне ищет.

— Позёмку тоже не ждите, чуть свет уехала с Альдоной по деревням, — вступила в разговор и Заряна. Потом покосилась на близняшек: — Малы́е, подкрепляйтесь про запас. Вместе с Дайвой отправляетесь на старый жальник.

— Нетушки! Можно мне тоже поехать искать злыдня? — сначала возмутилась, а после принялась канючить Рута. — Что интересного среди могил?

— С нами нельзя, — строго отрезала Заряна. — Кстати и на жальник тебя не звали. Только сестёр.

— Лепо придумано — вы все при деле, а я сбоку припёка?! — так и взвилась дочка ведьмы. — Может, пойти хоть пугалом в огороде постоять? Или и там не нужна, урожай весь собрали?

— Не вопи, — поморщившись, окоротила её Липа, — ступай к Кипрее, она ждёт. Ты руны должна учить, если не передумала быть ворожеёй.

— Ой! — опомнилась и застыдилась Рута. — Опять я ссору затеяла, уж не серчайте… Потом про злыдня хоть расскажете?

— Иди давай. Поторапливайся, — развернула дочь ведьмы за плечи и вытолкнула в коридор Заряна.

Старушка Кипрея ученицу действительно уже ждала, но и времени даром не теряла. Жевала свежеиспечённый калач, держа его за румяную ручку, и в сумрачной комнате без окон стало уютней от одного только тёплого хлебного духа.

— Чадушко, у вас в травницкой квас или взвар есть? — сходу спросила Кипрея, продолжая с удовольствием жевать.

— Только молоко, — почтительно отозвалась Рута.

— Поберегусь, меня с него пучит, — грустно объявила старушка. — Тогда не в службу, а в дружбу — сбегай, чадушко, в общую едальню. Принеси кружечку ягодного или грушевого взвару. Не заплутаешь?

— Не-а, — уверенно пообещала дочка ведьмы и ринулась за дверь, а потом по коридору в сторону каменной лестницы.

Общая едальня, в которой кормили проезжих, наёмных работников и будущих воинов, учеников Бера, находилась в полуподвале каменных палат обители.

Радуясь возможности лишний раз пробежаться, Рута весело заскакала вниз по ступенькам, пока не врезалась на повороте в поднимающегося навстречу человека. Вышло очень неловко — чтобы удержаться и не упасть, дочка ведьмы пылко обхватила его руками, а губы сами собой ткнулись в чужую щеку.

Получивший невольный поцелуй издал изумлённый возглас, а ещё больше опешившая Рута уставилась в лицо с большим крючковатым носом и совершенно круглыми совиными глазами. То был Илька. Вернее благородный Ильрих, десятилетний сын чужеземного барона, с которым дочь ведьмы даже не была знакома. Лишь видела несколько раз из окна, когда лежала в лечебнице.

— Щто такой быль? — немного испуганно спросил Ильрих, в то время как Рута продолжала сжимать его в объятьях.

Покрасневшая и сильно смущенная дочка ведьмы поспешно разжала руки и даже не стала скандалить. Мигом сбежала. И уже не видела как Ильрих, глядя ей вслед, вдруг растроганно заулыбался. Он вспомнил эту юную отроковицу со смоляными волосами, которая всякий раз чуть не вываливалась из окна, когда видела его на малом ратном поле.

Отроковица даже что-то приветственно кричала (немного перевирая при этом семейное имя, передающееся в роду баронов через поколение), и вот теперь подкараулила и поцеловала! Что ж, он не будет мешать бедняжке собой восхищаться. Если захочет, пусть поцелует ещё. Пожалуй, он даже будет этого ждать…

Рута же после случившегося спускалась по лестнице уже чинно. Тем более что вскоре получила полную кружку взвара на меду, которую и донесла Кипрее, удачно не расплескав. Ну, почти. Разок всё-таки дёрнулась и немного пролила, когда опять увидела на лестнице Ильку. Сынок барона продолжал торчать на прежнем месте и глупо улыбаться, а Рута вновь почувствовала, как вспыхнули её щёки.

— Ты что-то раскраснелась, ягодка. И смущена, словно невеста на смотринах, — сразу заметила и проворковала с явным любопытством Кипрея, принимая кружку. Отпила сразу половину сладкого напитка, удовлетворённо вздохнула и продолжила. — Может, расскажешь?

Рута потупилась и отрицательно качнула головой, но старушка-учительница не унималась:

— А и не надо, сама всё узнаю. Руны расскажут, смотри.

Кипрея отцепила от пояса один из вышитых мешочков и высыпала его содержимое, синие полупрозрачные камешки, на маленький круглый стол, стоявший в центре круга из стульев.

На каждом гладком камешке была вырезана одна руна, и в первую очередь старая ворожея осторожно их перетрогала. Потом склонилась и подула на синюю россыпь, после чего уже небрежно сгребла её в сторону, в одну поблёскивающую кучку. Но странным образом несколько рун остались лежать в центре стола, вытянувшись в строгую линию.

— Великая Мокошь! — вдруг захихикала старушка, поднимая на Руту лукавые глаза. — Ягодка, тебе не рано ли кружить мальчишкам головы? Гляжу, один уже готов! Враз присушила, не хуже приворота.

— Неужто видно по камушкам? — невольно заинтересовалась дочка ведьмы.

— Руны разве что имя не скажут, зато раскроют многое другое. Мастью присушенный в тебя, годами чуточку постарше и даже знатного роду. Значит, не увалень деревенский, а любезный кавалер! — продолжала веселиться старая ворожея.

— Никого я не присушивала! — горячо возмутилась Рута. — Пусть только сунется со своими любезностями, филин пучеглазый!

— Вот же злюка, — насмешливо прищурилась Кипрея. — А сунется или нет, сейчас посмотрим.

Старушка опять склонилась к столу, и добавила к ровному ряду камешков ещё один, из общей кучки. Но тот спокойно лежать не пожелал — крутанулся, и руна перевернулась с ног на голову.

— Вот и ответ — этот не отстанет. Прилип, как банный лист к сдобному месту!

Кипрея ещё похихикала, потом посмотрела на надувшуюся, мрачную девочку и сжалилась:

— Не серчай, тот бедолага тебе вовсе не суженный. Хочешь, погадаю ещё? На этот раз на наречённого.

Рута задумалась. По правде сказать, мальчишки пока её не интересовали. Но девочка вдруг вспомнила одно признание Дайвы — мол, по примеру Леона и Улиты, самыми надёжными спутниками считаются поженившиеся воин и ворожея. Тогда почему бы не узнать всё о наречённом, чтобы выбрать потом подходящего спутника! И Рута просияла и утвердительно кивнула.

Старая ворожея опять сгребла синие камешки в кучку, перемешала, разровняла, но в этот раз дуть на них не стала. Поводила над рунами горящей свечой. А когда, сдвинув в сторону лишние, вгляделась в новый расклад, больше не веселилась. С виноватым видом собрала со стола камешки и ссыпала обратно в мешочек.

— Видать зря я это всё затеяла… Чадушко, давай так — подрастёшь хотя бы годков на пять, тогда и поговорим, — отводя глаза, пообещала Кипрея.

— Настоящий наречённый ещё хуже пучеглазого филина? — приуныла девочка, и старушка опять смешливо фыркнула. Видно такой у неё был характер.

— Или меня никто замуж не возьмёт? — продолжала допытываться Рута, — А, может, мало проживу? Помру невестой? Вот я горемычная, тогда и впрямь лучше не знать!

— Угомонись, наплела уже с три короба, — остановила её Кипрея. — Давай-ка я всё-таки расскажу, а то дурными думами себя изведёшь. Руны поведали, что твой наречённый будет особенным. С двумя личинами — одновременно и человек, и какое-то существо.

— Оборотень что ли? — сразу заинтересовалась Рута.

— То есть оборотней ты не боишься? Матушка тоже умела в кого-то превращаться?

— Она нет. А дяденька Силыч, который наладился было к ней ходить, слыл деревенским оборотнем. Всем рассказывал, что стал таким, потому что его собственную матушку в лесу медведь напугал. Когда та была на сносях.

— Враль какой, берендеем так не становятся! — возмутилась Кипрея. — Если оборотень не врождённый, в медведя может оборотить только колдун.

— Ага, Силыч и правда был враль и охальник, — призналась Рута. — Думал запугать матушку и бегать к ней по ночам без сватовства. Он и к другим тётенькам бегал, если безмужние.