Заднее стекло опустилось, и следующее, что я услышал, было:
— Чего уставился?
У девчонки были серьезные претензии ко мне, но в ее защиту хочу сказать, что постоянно пялился на них. Ради всего святого, как взрослый мужик смог заполучить трёх, а может, и пятилетнего врага?
Моей маме было бы очень стыдно. К счастью, ее не было рядом, чтобы лицезреть это.
— У тебя проблема, малыш, — сказал я ей.
Ее мама наконец встретилась со мной взглядом.
— Что ты сказал?
В ее голосе была та дерзость, которую я слышал в продуктовом магазине.
— Твой ребенок. — Я указал на ее дочь, я не мог ее видеть, было достаточно темно, но не сомневаюсь маленькая проказница показывает мне язык. — У нее проблема.
— И в чем же заключаться ее проблема? — спросила она. — В жутком старике, который пялится на нас каждый вечер, когда мы выходим из дома?
— Что, блядь? — зашипел я. — Каждый вечер, когда я возвращаюсь с работы, ты уезжаешь. Поверь, мне не доставляет удовольствия каждый вечер видеть эту обзывалку. Она грубиянка.
— В чем твоя проблема? — Она открыла дверь со стороны водителя, с такой силой будто злилась на нее. — Ей три года! Ты хоть понимаешь, насколько глупо выглядишь, придираясь к ребенку?
— Я не придираюсь к ней. Она первая начала.
Она недоверчиво рассмеялась, ее рука метнулась к животу, чтобы придержать его.
— Потому что ты стоял и пялился на нас. Ты делаешь это с тех пор, как на прошлой неделе переехал сюда!
Правда?
Моя шея и лицо еще никогда так не пылали. Я был в равной степени зол как черт и смущен. Эта глупая конфронтация была моей ошибкой. Почему, черт возьми, я не оставил все как есть? Почему эта девчонка и ее мамаша забрались мне под кожу и поселились в моей голове?
Вдохнув и выдохнув, я попытался обрести спокойствие. Поняв, что превратился в безнадежного говнюка, я шумно выдохнул, а затем пробормотал:
— Какая невероятная удача — узнать, что демон — твой сосед?
— Ты украл мои чипсы! — крикнула Люси с заднего сиденья машины.
— Люси! — зашипела ее мама. — Почему она все время так говорит? — Ее взгляд ненадолго остановился на дочери, а затем переместился на меня. — Ты на самом деле украл у нее чипсы?
Я почесал челюсть и замер на мгновение. У нее такая аура... В матерях — даже молодых — было что-то такое, что заставляло вас извиваться словно змея, когда вы чувствовали вину.
— Она их уронила. — Вот и все. Я признал это. — И я подобрал их, когда они выпали у нее из рук.
Ладно, очевидно, все было не так.
— Он зашипел на меня, мамочка!
Ох, блядь.
— О, боже! — Она раздраженно выдохнула. — Ты правда забрал у моей дочери чипсы. И ты шипел на нее. Да что, помадка, с тобой не так?
Помадка?
Когда она так говорит, я не знал, что ответить. Я знал, что осел. В этот момент мне даже было немного смешно. Но когда она устремила на меня такой злобный, пугающий взгляд... Она не знает меня... Ого, в чем же была моя проблема?
Я поругался с ребенком.
Раньше такого никогда не происходило. Последний раз я общался с ребенком на дне рождения моего младшего двоюродного брата три года назад. Я пошел только из чувства долга, но как только пришел туда, понял, почему я этого раньше не делал. Час спустя я ушел.
Несмотря на мою склонность быть придурком, хотелось верить, что я порядочный человек. Просто я не слишком интересовался детьми и не хотел иметь собственных.
— Перестань пялиться и, ради всего святого, прекрати разговаривать с моей дочерью, — огрызнулась она, садясь в машину.
Я ничего не успел ответить. Машина уехала через минуту после того, как она села в нее.
Я потер виски, но это не сняло напряжения.
Мне следовало игнорировать девчонку и пойти домой. Я должен был перестать пытаться расшифровать их, словно они были какой-то неразгаданной тайной в криминальном сериале. Эта мелкая ссора произошла по моей вине, хотя обычно я игнорировал всех кто действовал мне на нервы.
С протяжным стоном я опустил голову и наконец вошел внутрь.
_______
Всю следующую неделю я видел Люси и ее маму почти каждый день, когда шел на работу или с работы. Мама Люси больше не избегала моего взгляда, когда мы встречались. Вместо этого она считала своим долгом хмуро смотреть в мою сторону. Люси научилась так же хмуро пялиться на меня. Однако сердитое выражение лица им не шло.
Несмотря на мешки под глазами и вымученную улыбку, которой она одарила Люси, женщина выглядела не старше восемнадцати. Растрепанный пучок не прибавлял ей возраста. Он подчерчивал ещё больше её изможденный вид. Когда они были рядом, их присутствие притягивало мой взгляд. Возможно, это чувство вины заставляло меня сканировать улицу взглядом в поисках их каждый раз, когда я выходил за дверь.
Дети были слишком опекаемы и избалованы. Они часто были грубыми и невоспитанными как Люси. Мне ли не знать? Но в этом я мог признаться только самому себе. К сожалению, осознание этого сказалось на моих рабочих часах в салоне, и Венди обратила на это внимание.
— Что ты делал всю неделю? — наконец спросила она в субботу вечером.
Ворча, я сосредоточился на маленькой татуировке в виде креста, которую набивал на изгибе левой груди. Когда я ничего не ответил, она добавила:
— Не собираешься рассказать?
— В понедельник я поссорился с девчонкой и ее мамой, и всю неделю мне было не по себе.
Она прищелкнула языком и рассмеялась.
— Ой-ой. Что ты натворил?
— Ты тащишься от одиноких мамаш? — спросил Лэнс со своего места. Я не видел его, но знал, что он делает женщине татуировку на шее. — Это неожиданно. Ты не похож на любителя мамочек.
— Нет. — выдохнув я покачал головой. — Нет.
— Чертовски жаль, — хрипло сказала женщина, чьей левой груди я почти касался. — У меня четверо детей.
— Что у тебя случилось с мамочкой? — спросил Лэнс, которого забавляла вся эта ситуация.
Но я был благодарен ему. Он избавил меня от необходимости отвечать на намеки моей клиентки.
— Они живут в квартире рядом с моим домом, — начал я, вытирая кожу женщины, и, взяв еще немного чернил, продолжил работу над рисунком. — Но до этого я столкнулся с ними в продуктовом магазине. Ее дочь пыталась отжать у меня последний пакет чипсов. Затем упомянула, что ее дедушка считает татуировки уродливыми, или что-то в этом роде, и я зашипел. Мне показалось это забавным. Она бросила чипсы и убежала, а я подобрал их. У кассы, я снова увидел девчонку с матерью. Этот ребенок начал действовать мне на нервы, так что я указал на это её матери. В понедельник вечером девчонка сказала что-то еще, а я ответил.
Долгое время было не слышно ничего, кроме звуков татуировочных пистолетов. Я подумал, что никто из них не слушал мою историю. Сдавшись, приостановил работу и поднял глаза, наткнувшись на враждебный взгляд женщины, которой делал татуировку.
— Ты выглядишь как мудак, — начала она, яростно качая головой. — Но теперь я вижу, что ты на самом деле мудак.
Венди разразилась хохотом.
— Всем, кто сюда приходит, я говорю, что он мудак! Но, черт возьми, Элайджа, приставать к ребенку? Я была о тебе лучшего мнения.
Я развернулся на стуле и уставился на нее.
— Насколько я, по-твоему, мудак?
Она прекратила работать и подняла взгляд от ноги, на которой делала татуировку. Венди постучала черными ногтями обтянутыми перчатками по подбородку, а затем улыбнулась мне.
— Хуже некуда, но должна сказать, что разочарована. Ты гораздо хуже, чем я представляла все пять лет, что тебя знаю.
Опустив плечи, я снова повернулся к клиентке. До следующей записи оставалось десять минут, и я отставал.
— Знаю, — наконец ответил я через минуту или две, когда все замолчали — без сомнения, молча осуждая своего босса. — Не могу перестать думать об этом... Я чувствую себя дерьмово.
— Да, не сомневаюсь, — пробормотала Венди, слегка рассеянно сосредоточившись на работе. — Ситуация была бы совершенно другой, если бы ребенок был тебе знаком. Я постоянно дурачусь и подшучиваю над племянницей Шерил, но потому, что девочке нравится, когда я с ней резвлюсь. Есть большая разница в том, что гребаный незнакомец делает это с ребёнком. Какого черта, Элайджа? Некоторых детей очень легко напугать. Они все такие разные. Вместо того чтобы убежать, она могла вытаращить глаза и пялиться на тебя, и её мама, возможно, надрала бы тебе задницу. Незнакомцы на самом деле опасны.