Я никогда так не боялся, как в этот момент. Я отдавал Хэдли все, что мог предложить, — всего себя. Мое время, любовь, мысли. Все, что у меня было, принадлежало ей, если бы она позволила мне любить ее и обнимать так, как я отчаянно хотел.

Она долго молчала, вглядываясь в мои глаза. Это только усилило мой страх. Что, если я был слишком злобным или властным для нее? Что, если у меня было слишком много татуировок? Что, если она все еще любила отца Люси и Элая?

— Пожалуйста, — прошептала она, закрыв глаза. Слеза скатилась по ее щеке, и я остановил ее большим пальцем. — Не делай мне больно. Прежде всего, не причиняй боль Люси, потому что ты нравишься моей маленькой девочке, и я не хочу, чтобы она однажды задавалась вопросом, почему тебя нет рядом, как ее отца.

— Однажды, детка, когда мы станем старыми и седыми, я посмотрю на тебя, когда мы будем сидеть на крыльце, и скажу, что эти слезы были потрачены зря.

Открыв глаза, она заплакала еще сильнее.

— Господи, благослови... Ты серьезно!

— На сто процентов. — Я обхватил ее щеки ладонями. — Этот один процент тебя... Я хочу его.

Прерывисто дыша Хэдли прижалась своими губами к моим. Мокрый нос и все такое, она прижалась ко мне всем телом в этом сокровенном поцелуе, и я принял все. Я скользнул языком по ее губам. Она схватила меня за низ рубашки. Мне пришлось наклониться вперед, чтобы она смогла стянуть ее через мою голову. А затем мы вместе сняли с нее старушечий наряд. Соски Хэдли затвердели в тот момент, когда прохладный воздух коснулся ее кожи. Я грубо обхватил одну её грудь, дергая за сосок, пока она не заерзала у меня на коленях. Я продолжал щипать и тянуть, полностью загипнотизированный ее идеальной грудью. Когда молоко не вытекло, как я хотел, я наклонился и втянул сосок между губами. Она вскрикнула, когда жидкость потекла мне в рот.

Возможно, я должен чувствовать вину за то, что меня чертовски возбуждало ее тело, которое питало крошечную жизнь, но это заставляло меня хотеть ее еще сильнее. Тот факт, что она позволила мне ласкать ее, таким развратным способом, только усугубил мое состояние.

Она заслуживала внимания, и я хотел быть единственным, кто дарил его ей. Единственным, кто знал, как неистово она извивалась и стонала, когда я напоминал ей, что она все еще женщина, моя женщина, а не только мать. Она чертовски идеально сочетала в себе обе эти роли.

В отличие от первой ночи, я планировал трахать ее больше тридцати секунд, прежде чем сорвусь. Впрочем, это не имело значения. Этот момент с ней превзошел все, что я когда-либо чувствовал раньше.

— Я хочу...

Ее голос прервался, когда она отстранилась от меня. Спустившись с моих бедер, она встала передо мной на колени.

— Хэдли, — простонал я.

Она станет моей погибелью.

Я наблюдал, как ее застенчивый взгляд скользнул по моим джинсам, прежде чем расстегнуть их. Я помогал ей справиться с джинсами освобождая член. Как и мое отчаянно бьющееся сердце, он тут же выскочил навстречу Хэдли. Она нежно обхватила его рукой, и я застонал.

— Не бойся причинить мне боль. Ты не причинишь ему вреда, детка. Ну же, сожми его и увидишь.

Ее смех был музыкой для моих ушей, она вертел головой, любуясь моим членом. Глаза Хэдли были такими большими, круглыми и остекленевшими, ее рот приоткрылся... Медленно убивая меня.

Затем она ахнула, и я точно знал, что она увидела в этот момент. Она подняла руку и коснулась пирсинга на лобковой кости, а затем посмотрела мне в глаза.

— Это пирсинг? —прошептала она одновременно с благоговением и шоком.

— Да. Думаю, тебе не удалось полюбоваться им в прошлый раз, — хрипло пробормотал я, просовывая пальцы в пучок на ее макушке.

— У него есть какое-то предназначение?

Ее щеки стали очень красными, и я понял, что у нее есть догадки.

— Хочешь узнать? — спросил я. Она закусила нижнюю губу и медленно кивнула. — Пойдем в твою комнату.

Еще один кивок.

Я встал и натянул джинсы, направляясь за ней в комнату я пощипывал соски и попку Хэдли.

— Шшш, — пробормотала она, когда мы вошли и закрыли дверь.

— Вам, ребята, придется остаться у меня дома. Эта квартира слишком мала, а ты слишком громкая... — Она накрыла мой рот своим, слегка засмеявшись, когда я толкнул ее на кровать. — Мне неловко, что я наслаждаюсь запасами молока Элая, когда он лежит в кроватке.

Снова смех.

— Хватит болтать, пока не испортил настроение.

Я забрался на нее сверху, ущипнул за сосок, она застонала, и я раздвинул ее ноги коленями.

— Позволь я проверю, пропало ли настроение, — прошептал я, просунув руку между ее ног и ощутив влажность трусиков. — Там внизу — целый океан.

— Можешь перестать дурачиться, пока я не отвесила тебе подзатыльник? Что случилось с тем парнем в гостиной?

Я с улыбкой изучал ее надутые губы.

— Оу, так тебе нравится, что я мудак?

Она закатила глаза.

— Становится сухо, как в пустыне.

— Я вижу, что возбуждение также делает тебя раздражительной. — Я схватил ее за трусики и стянул их, заставив ее ноги подняться в воздух. Она издала горловой звук, когда я обхватил ее за бедра и рывком притянул ее к себе, пока ее киска не оказалась на одном уровне с моим членом. Я провел пальцами по ее клитору, прежде чем погрузиться его в нее. — Пустыня, это не про твою киску. Я мог бы разлить тебя по бутылкам и плавать в одной, настолько ты мокрая.

— Шшш, — пробормотала она.

Она хотела, чтобы я замолчал? Я ухмыльнулся и схватил ее за сиську. Я не мог удержаться и продолжал это делать. Она застонала.

— Шшш, — передразнил я, наклоняясь и проводя зубами по её шее.

Она скользнула рукой по моей груди и заерзала подо мной.

— Презерватив, — прохрипела она.

Именно тогда я понял, какой требовательной могла быть Хэдли. Обычно она была послушной и милой. Это не имело значения. Я любил такой, какой она есть.

Поднявшись, я стянул с себя джинсы и достал из заднего кармана бумажник, взял из него презерватив, а затем бросил его на пол. Хэдли с нетерпением наблюдала, как я разрываю упаковку и раскатываю на себе. Подняв ее ноги, я обхватил ее бедра и подтянул попку к краю кровати. Она задрожала, когда я стал дразнить членом ее киску. Я не тратил ни секунды на разговоры и не заставлял ее ждать. Слегка приподняв ее бедра, я вошел в тугую киску.

Спина Хэдли выгнулась дугой, и она захныкала. Я наклонился и схватил одну из ее больших сисек и сжал — находясь внутри нее, я чувствовал себя одержимым мужчиной. Она была чертовски хороша. Мне хотелось, чтобы мои руки были на каждом сантиметр ее тела. Она сжала другую сиську, и я вошёл в нее с такой силой, что ее грудь подпрыгнула. Она крепко сжимал одну грудь, а я нежно поглаживая сосок другой. Я на мгновение замер, продолжая поглаживать ее сосок, а затем медленно вошел в нее до тех пор, пока мой пирсинг не потерся о ее клитор. Я покрутил бедрами, полностью погружаясь в нее.

— Элайджа, — вздохнула она. Она еще шире раздвинула ноги, и я понял, что она хочет большего трения о пирсинг. Она начала тереться об него. Когда я начал отстраняться, она заскулила и обхватила меня ногами. — Ближе, — прошептала она. — Ох, помадка. — Ее сиськи слегка покачивались, когда она снова выгнулась, а затем подалась вверх и потянула меня вниз. — Ты необходим мне ближе.

Блядь. Как будто я мог отказать ей в чем-то, когда она трепетала подо мной, а ее голос, пронизанный желанием, усиливал мою потребность в ней.

Я навис над Хэдли и, вращая бедрами, снова коснулся ее клитора. Она сжала меня сильнее.

— Ближе.

Если только мы не обменяемся душами, я не смогу быть еще ближе. Однако я понимал, чего она хочет. Я был в ней, но хотел, чтобы она знала, как глубоко и интенсивно это для меня. Может, она чувствовала то же, что и я.

Отодвинув одну из ее ног, чтобы глубже войти в нее, я нежно прижался лбом к ее лбу и прошептал:

— Тебе нравится?

Ее лоб прижался к моему. Я медленно входил в нее, постоянно стимулируя ее клитор пирсингом.