Ну, и пока оформлял отчёты взгрустнул по отсутствию Большой Светы. Да ещё и Пруссаков — не Пескарский, свои предпочтения имеет, три раза мне слог правил. В общем, расчёт вернуться домой к обеду скончался в конвульсиях достаточно быстро, но и до последнего поезда задерживаться не пришлось, что радует. Пообедал с коллегами в «почти служебной» ресторации, доделал отчёты и уехал, вернувшись домой в четыре часа дня. Чем-то серьёзным заниматься уже не было ни времени, ни желания, и несерьёзным — тоже. К счастью, никаких бумаг дома ни читать, ни составлять, ни даже подписывать не пришлось, иначе это было бы уже перебором. С приятелями, что ли, посидеть на озере, под пиво и рыбку, новости местные узнать? А почему бы и не «да», по очередному выражению деда?

Посиделки оставили двойственное впечатление. С одной стороны — вроде как всё нормально, и собрались, и посидели-поговорили, и разошлись без лишних приключений. А с другой… Как будто в компании Василис обоих полов оказался. Разговоры одноклассников, что остались жить дома с родителями вообще детскими кажутся, а у тех, кто в училищах учатся — наоборот, какие-то подчёркнуто меркантильные, что сколько стоит и кто сколько «сшиб», да на чём. А ведь когда-то мы все на одном языке разговаривали и общие интересы имели! Куда всё делось и почему?

Девчонки тоже не столько радовали, сколько напрягали, хоть дед и советовал «расслабиться». Щебетали, как малолетние, но при этом взгляды у них были такие… хищные! Я, чтобы отбить интерес к себе, рассказал про помолвку.

«Ой, дураааак…» — только и успел протянуть дед, как меня снесло шквалом вопросов. А также домыслов, предположений и странных выводов, сделанных на основании каких-то случайных деталей, причём наполовину выдуманных. Они требовали от меня какие-то несущественные, а то и несуществующие детали и подробности.

— Девочки, ну вот какая разница, какого цвета лента в причёске подруги невесты, особенно если никаких подруг, кроме сестёр не было⁈

— Это знак! Очень важный, как можно не понимать!

— А по-моему, вы выдумываете то, чего нет на самом деле. Тем более, ещё раз говорю — не было там ни коней с лентами, ни подружек невесты, ни ещё чего такого-эдакого. В городах — крупных городах — шумные и массовые обряды не приветствуются.

Но такое ощущение, что меня не слышали и не слушали, болтая между собой о чём-то о своём, весьма слабо связанном с исходной темой. Так, они постепенно перешли с обсуждения нарядов для помолвки к одежде вообще. Всё бы ничего, но они время от времени обращались ко мне, и надо было как-то реагировать. Например, Ира Курочкина с искренними ужасом и возмущением заявила:

— А Светка вообще всякую совесть потеряла — припёрлась в точно такой же юбке, как и у Ленки, хотя точно знала, в чём та будет!

— И что?

— Как что⁈ Уйти было нельзя, а они — в одинаковом!!!

— Повторю: и что с того?

Одноклассница, похоже растерялась. Обвела взглядом одноклассников и обратилась к Косте Костяникину (да, такая вот фантазия у родителей):

— Вот представьте, что вы с Юрой пришли ко мне на день рождения — кстати, не забудьте, он через десять дней — и оказались в одинаковых брюках и… и… и рубашках! — Иринка аж глаза прикрыла. — И вот что ты ему скажешь в таком случае, а⁈

Мы с Костей переглянулись и, раскрыв объятия, хором протянули:

— Братююуууняааа!

Ира явно растерялась. Но попробовала зайти с другой стороны:

— Ну, это вы два придурка — не обижайтесь, я любя. А если кто-то незнакомый будет?

— Ира, вот серьёзно. Может, для вас это по какой-то абсолютно непонятной и иррациональной причине неприятно и пугающе, но нам, парням, это совершенно не свойственно. Когда я вижу где-то кого-то, одетого так же, как я — или хотя бы похоже, я думаю: «Ага, у нас одинаковый вкус в одежде. Возможно, у нас ещё в чём-то совпадают вкусы или есть общие взгляды. Надо подойти, познакомиться — возможно, мы сможем или подружиться, или хотя бы найти общие темы для разговора». Для нас одинаковый элемент одежды — это как знак «свой», а почему это так пугает и возмущает девчонок — понять вообще невозможно!

— Что тут можно не понять вообще⁈ Может, вы слишком толстокожие, чтобы понять, но это абсолютно неприемлемо!

— Тогда объясни. Если это так понятно и очевидно, то объяснить можно быстро.

— Ну… Нельзя так, потому что недопустимо вообще, вот!

Мы с Костей переглянулись, вздохнули и решили больше не настаивать на объяснениях. Всё равно они, скорее всего, будут столь же информативными. Переводя тему, я попросил подать мне бутылку с квасом.

— Вот не понимаю я тебя, Юра! — вступил, подавая мне искомое, ещё один одноклассник. — У тебя свой пивзавод, пива — сколько хочешь, и запретить никто не может. А ты — всё больше квас пьёшь.

— Именно поэтому в том числе. У меня, считай, неограниченный доступ к спиртному, не только пиву. И если не ограничивать себя самому, причём постоянно и осознанно — спиться можно просто мгновенно и для самого себя незаметно. Я предпочитаю перестраховаться, чем иметь даже мизерный шанс нарваться — тем более, пока я последний в роду.

Все на несколько секунд замолчали, вспоминая мою ситуацию, но потом опять вернулись к обычным молодёжным посиделкам.

«Вот скажи мне, дед. Почему мне они все кажутся какими-то мелкими, несерьёзными и порою даже смешными? Мы же прошлым летом сидели точно также вместе, и были на одной волне, как ты говоришь. Что поменялось⁈»

«Ты поменялся, и очень сильно. Хоть и сам этого не замечаешь в большинстве случаев. У тебя возраст сознания, если так можно выразится, лет двадцать пять, если не больше. А одноклассники так и остались вчерашними школьниками».

«Странно — они многие тоже работают или учатся вдали от дома, или и то, и другое».

«И что? Даже у тех, кто работает — на семейном предприятии или по найму — нет того уровня ответственности. Они там не главные, понимаешь? Их есть кому прикрыть и подстраховать. Это не говоря о том, что тебе пришлось пережить в мае-июне прошлого года».

«Ты так думаешь?»

«Уверен. А другие всеми силами пытаются показать и доказать всем, включая себя, какие они серьёзные и деловые — отсюда и демонстративная меркантильность. Тебе же никому ничего доказывать не нужно, даже в голову не приходит так выделываться».

«Считаешь, что это они кривляются так? Это радует, а то я же переживать начал, почему вдруг они такими жадными и хамоватыми стали!»

«Они считают, что показывают свою брутальность и деловую хватку. Подрастут — перебесятся».

«Интересно, а как они меня воспринимают? Жаль, в чужую голову не залезешь…»

«Вот как раз я бы мог с этим поспорить, аргументированно!»

Мы оба мысленно посмеялись, после чего дед продолжил:

«Думаю, воспринимают тебя как старшего. Подспудно, не отдавая себе отчёта. Потому многие охотно подчиняются, а некоторые, наоборот, идут на обострение, соревнуясь за роль „вожака стаи“, даже если сами не отдают себе в этом отчёта. И девчонки именно поэтому повышенный интерес проявляют, причём именно с дальним прицелом».

На следующий день, начав обдирать первый грузовик, вспомнил ещё об одном забытом заказе — сиденья! Подумав немного под ехидный комментарий деда «Штирлиц подумал. Ему понравилось, и он подумал ещё раз», решил взять с собой не только эскизы, но и каркас будущего сиденья, точнее, те его части, на которые будут крепиться подушка и спинка. Ни салазки, ни механизм регулировки спинки показывать не хотел.

Конструкция подушек с боковой поддержкой никаких вопросов и проблем у шорника не вызвала:

— Это как седло, только пополам развёрнутое и без деревянного каркаса. Тут и делать-то особо нечего!

Тем не менее за свою работу он запросил столько, словно делать было очень «особо чего»! Я уже знал, что хорошее седло, сделанное под заказ и под размер как коня, так и хозяина стоит от пятидесяти рублей и до конца фантазии, тогда как фабричное от пятнадцати которое совсем уж «третий сорт не брак» или от двадцати пяти более-менее приемлемое. Но у меня-то нет ни каркаса, ни стремян, да и форма несколько проще! Тем не менее, за каждое из двух водительских сидений для новых грузовиков он запросил по семьдесят пять, за пассажирские «полуторные» — по шестьдесят, хоть они и больше, но проще по форме. За сиденья же для пикапа, которые заметно шире, зарядил сотню за каждое, и сотню же за задний диван!