Пользуясь случаем, тут же сменил реквизиты дял доступа к счёту. Благо, пока расходных операций не было, а накопленная сумма приятно удивила. Как и говорил Лебединский — сопоставимо с доходами от пластинок. Меньше, инамного меньше, но сравнимо, не рубль к сотне. Плюс копилось полгода.

К сожалению, договориться о том, чтобы банк каждый месяц переводил накопленное на мой основной счёт не удалось. Зато получил чековую книжку, в порядке извинений — бесплатно и без испытательного срока. Проблема только в том, что для выяснения имеющейся суммы придётся каждый раз лично ехать в Минск или мне, или кому-то с доверенностью, по телефону они, видите ли, сумму сообщить не могут, даже по паролю. Подумав, помимо чековой книжки снял ещё пять сотен наличными, для текущих расходов — всё же чек выписывать не всегда и не везде уместно, а мне ещё дальнейшие работы по «автотюнингу» предстоят.

Выйдя из банка и оставив там Сигаева с коллегами, отправился дальше. Нет, не «по бабам», и даже не домой, а по очередным делам. Для начала зашёл в архитектурно-строительное бюро, которое делало проект усадьбы для Дубового Лога. Извинился за то, что работы откладываются «по вновь выявленным обстоятельствам» и рассчитался за проделанную работу, получив на руки проект, который мне скорее всего не понадобится. Но люди работали, и их труд должен быть оплачен.

«Юра, не кисни. Хороший проект никогда не пропадёт, в крайнем случае — кому-то из знакомых продашь или подаришь. Им только грунты надо будет проверить и, может быть, фундамент пересчитать, и то вряд ли, если на таком же холме строить. Ну, или построишь себе дом в Викентьевке».

Вторым делом был визит в автосалон. Там я приобрёл ещё два грузовика Кротовского. В наличии не было, только выставочный образец в зале, но обещали привезти в течение недели — мол, партия заказана была ранее и уже в пути. Да, я решил приобрести ещё парочку: один для завода в Шклове, не только нам бутылки возить, но и для прочих заводских нужд — мне как-никак две трети прибыли идёт без малого, надо увеличивать доход. От меня будет грузовик переделанный, на одном борту нанесём изображение Рысюхи, на другом — рекламу завода, а от основателя и управляющего — водитель. Думаю, когда он увидит то, что мы с дедом сделаем, если всё получится — желающих будет больше, чем нужно. Грузовик в Викентьевке тоже надо будет переоборудовать таким образом, хоть там дальние поездки и не планируются, но мало ли?

«Даже не так. Новый переделаем, позвоним Владу. Он пригонит под переделку для Шклова свой нынешний, а переделанный заберёт себе. Так меньше суеты и перемещений получится».

Ну, или так.

Вернувшись домой, а этот на удивление длинный, если мерить событиями, день всё не заканчивался, посвятил оставшееся время рисованию эскизов сидений, а их оказалось несколько разных. В пикап Фомича передние решили ставить одинаковые, широкие, с регулируемым наклоном спинки и подголовника. Заднее — сплошной диван, но не тот, что выдрали из повозки, а специально изготовленный по размеру и с дополнительной прошивкой. В грузовики для Викентьевки и Шклова дед решил поставить водителю такое же, как в пикапе, но чуть уже, а пассажирское — в виде опять же диванчика, который сам дед называл «полуторным» или «условно двухместным, как в „Газельке“ той же самой». Ящик для мелочей между сидений в таком случае смещался с продольной оси влево, к шофёру, и становился несколько уже. А ещё — лежанка, которую дед хотел расположить между спинками сидений и задней стенкой кабины, закрыв спереди занавесочкой. Но это всё дело будущего, пока же я старательно черчу эскизы внешнего вида сидений и отдельно — подушек и спинок для них, с размерами.

Для встречи геолога Пробеляков приехал ко мне домой за сорок минут до поезда, что показалось большим запасом. Я устроился на переднем пассажирском месте и почти сразу понял, отчего так ёрзал брандмейстер. Похоже, что когда мы с Семёнычем запихивали дополнительную набивку, то изрядно напортачили и почти по центру сиденья отчётливо ощущался какой-то твёрдый ком размером с некрупное яблоко. Некритично, но сидеть неудобно. И вроде же всё проверяли, ну как же так⁈

«А это вступает в силу известный парадокс. Количество найденных ошибок… Нет, даже не так: количество ошибок, которые могут быть найдены — конечная величина, по определению. А общее количество ошибок, которые могут содержаться в какой-либо работе, таким ограничением не обладает. Это даже математически как-то там доказывалось. Отсюда следует доказательство — строгое математическое, между прочим, что каждая достаточно большая или сложная работа содержит как минимум одну существенную ошибку — независимо от количества и качества проверок, которые были данной работой пройдены».

«Забавно, но расхолаживает — мол, как ни старайся, а ошибки всё равно будут».

«Зато породило ещё одно, также забавное, поверие: мол, нужно специально оставить не исправленной одну маленькую, не критичную ошибочку, как своего роде жертву математике».

«Но ведь эта ошибка уже найденная, она переходит в это подмножество, независимо от того, исправлена или нет!»

«Но ведь она есть?»

— Егор Фомич, как впечатления от агрегата? — решил я прервать диалог с дедом, который вырождался в какое-то непотребство.

— Фантастика! Я, правда, пока проехался только туда-назад до Алёшкино и обратно. Ну, ещё своих покатал немного, очень уж просили, — управляющий посмотрел на меня виновато, но я только рукой махнул, отметая такую мелочь. — Всем понравилось, мне — в особенности. При этом я уверен, что многого ещё не увидел и не понял. Те же фары оценить пока не было возможности.

— У меня тоже. Почти уверен, их придётся регулировать. Если направить горизонтально или близко к тому — дорогу освещать не будут, только крупные препятствия, а куда ехать — не видно. С другой стороны, если упереть свет в дорогу перед собой — слишком поздно сможешь заметить что бы то ни было. Надо искать компромисс, чтобы граница освещённости была дальше, чем тормозной путь плюс время реакции, помноженное на скорость.

— Возможно, возможно. Но меня, например, безмерно радует отсутствие сквозняков, от которых колени болели, особенно в холода.

— Что ж вы раньше молчали, надо было сказать! Что-нибудь придумали бы, хоть те же гамаши плотной шерсти или ватные штаны.

— Я платками из собачьей шерсти колени обматывал, — почему-то смущённо пояснил управляющий.

Так за разговорами об автомобиле и здоровье доехали до вокзала. К моему удивлению, до поезда оставалось чуть больше пяти минут.

«Так телепались со скоростью меньше десяти километров в час! Пять-шесть минут на километр, считай сам. Если он и до Дубового Лога будет так же тянуться с лошадиной скоростью — я взвою!»

«Не все же носятся тридцать-сорок, как ты».

«По хорошей дороге сорокет — это не носиться, а ползти. Ну, по местным тридцать-сорок — это самое то!»

Геолог под воздействием деда представлялся мне как некто бородатый, волосатый, свитератый, с несмываемой смесью загара и копоти на морщинистом лице. Оказался лысым или бритым налысо, худощавым, среднего роста или даже чуть ниже, несмотря на лето и поездку за город — в костюме-тройке и при галстуке. Глядя на его костюм испытал одновременно стыд за свой внешний вид и приступ фантомной духоты. Собственно, именно костюм, неимоверно резко выделявший его из толпы, и позволил уверенно опознать учёного среди прочей публики.

— Доброго утра, господин Лопухин! Или господин адъюнкт?

— Лучше всего — просто Кирилл Анатольевич. А вы, как я понимаю, господин Рысюхин?

— Можно просто Юрий.

— Очень приятно. Итак, какова наша программа на сегодня?

— Сейчас мы при помощи вон той самобеглой коляски выдвинемся к моему родовому имению Дубовый Лог. Отсюда до места почти ровно двадцать четыре километра, дорога неплохая, тракт Смолевичи–Червень, за исключением последних пары вёрст. Так что минут за сорок-сорок пять должны доехать.