— А чого мени боятыся? Я ж не солдат!
— Так и Гнатенко не был солдатом.
— Да кому я потрибна? — И опять в ее словах послышался легкий вызов.
— Знаешь, я пойду провожу тебя! — неожиданно для себя решил Крашенков.
Вероника встрепенулась:
— Ни! Сережа, мене не треба провожаты!
— Это еще почему?
— Я одна дийду.
Крашенков подошел к ней:
— Ты что, и вправду бандеровцев не боишься?
— А чого боятыся, чого нэмае?
— Как нэмае? — не понял он.
— То нэма по ций дорози. Зараз нэмае, — торопливо пояснила она.
— А ты откуда знаешь?
— Та люди говорять…
Скорее всего, так оно и есть. Он ведь и сам в прошлый раз пришел к выводу, что дорога заброшена.
Проводив Веронику до шлагбаума, Крашенков вернулся домой. Во дворе он увидел чью-то неподвижную фигуру в военной форме.
— Кто это?
Фигура шевельнулась и голосом Рябова ответила:
— Кому же тут быть, как не мне?
— Ты давно здесь?
— Минут десять.
— Почему в хату не заходишь?
— Время-то еще не кончилось. Вы сказали, чтобы два часа не появлялся…
19
Машину они подогнали прямо к хате. Крашенков, Панчишный и сопровождавший их в качестве автоматчика «фон Штейн» прошли в комнату. Больная уже была одета в дорогу. Сидела на кровати в длинном черном пальто, в больших мужских сапогах, в которых где-то затерялись истощенные палочки ног. На голове глухо повязан черный платок. На этом сплошном черном фоне выделялось белое пятно лица — бледного, без единой кровинки.
— Я зараз! Тильки щось одягну! — заторопилась Вероника и скрылась на кухне.
— У вас нет ничего такого, чтобы постелить на носилки? — спросил Крашенков у старика.
— Що небудь знайдэмо! — засуетился тот.
— Ну, берем больную, — сказал Крашенков и подошел к кровати: — Сможете дойти до машины?
— Зможу, сыночку, зможу…
Поддерживая больную с двух сторон, Крашенков и «фон Штейн» двинулись к выходу. Когда они подходили к порогу, из кухни выскочила и распахнула перед ними дверь в прихожую уже одетая по-дорожному Вероника.
Они вышли на крыльцо и, осторожно пройдя по откинутому на ступеньки заднему борту, поднялись в кузов, где стояли приготовленные носилки.
— Я поеду здесь, — сказал Крашенков.
— Иными словами, — вежливо уточнил «фон Штейн», — мне предлагается ехать в кабине?
— А вас разве это не устраивает? — Крашенков с любопытством смотрел на этого чудака.
— Лишь отчасти.
— Почему отчасти? — болтовня с «фон Штейном» доставляла ему немалое удовольствие.
— Потому что верхней части моего грешного тела все время пришлось бы завидовать нижней… Смотрите! — «Фон Штейн» сел на край борта и согнулся в три погибели: вот, мол, на какие муки вы меня обрекаете…
— Ах, «фон Штейн», «фон Штейн»! — рассмеялся Крашенков. — В общем, где хотите, там и поезжайте!
— Благодарю вас, товарищ лейтенант!
— Не за что.
Больная уже лежала на носилках. Под нее подложили свернутое вдвое ватное одеяло. Вероника стояла рядом на коленях и поправляла подушку.
— Ну, как дела?
— Можно ихаты, — тихо сказала Вероника. Сказала только эти два слова и посмотрела. Больше ничего. Сказала и посмотрела.
Но этого оказалось для «фон Штейна» достаточно, чтобы почувствовать себя третьим лишним.
— А все-таки, товарищ лейтенант, я пойду сяду в кабину…
Крашенков не стал допытываться, почему тот переменил решение, отнес это к странностям его характера.
Машина тронулась.
Крашенков уже бывал в городке, где стоял армейский терапевтический госпиталь. Дорога туда шла в основном лесом, хотя и не таким мрачным и глухим, как у забытой дороги. Затем километра два или три она петляла по полю, по обе стороны которого виднелись на холмах какие-то села и хутора. Потом снова начинался лес. Обрывался он как-то сразу — вдалеке уже видны были дома и улицы.
Самым опасным участком считался первый. Он составлял примерно половину пути и казался очень удобным для нападения. Густой же и темный лес в конце дороги находился слишком близко от городка. Идущая с большой скоростью машина проскакивала его за несколько минут. Конечно, все это знал и Панчишный, который в иные дни совершал туда по три или четыре рейса…
ЗИС шел медленно. Дорога мало чем отличалась от обычных лесных дорог — такая же ухабистая и неровная.
Крашенков сидел на передней скамейке и придерживал ногой носилки, которые все время уползали. Это требовало напряжения и внимания. А главное — отвлекало от леса. Он уже жалел, что не сел в кабину, где бы смог быть тем, кем был на самом деле, — командиром машины.
В конце концов решил пересесть в кабину. Остановил машину и поменялся местами с «фон Штейном», который был весьма удивлен таким неожиданным оборотом.
— Благодарю вас, товарищ лейтенант! — сказал тот.
— Пожалуйста, — усмехнулся Крашенков и коротко проинструктировал: — Придерживайте ногой носилки, чтобы не путешествовали… Если что — стучите!
Машина понеслась дальше. Теперь все внимание Крашенкова было обращено на дорогу. Проехав с километр и не заметив ничего подозрительного, он обернулся к окошку, чтобы посмотреть, как там дела наверху.
Когда он снова взглянул на дорогу, сердце его оборвалось. Прямо перед ним, метрах в ста, стояли три вооруженных человека в военной форме.
Крашенков и шофер схватились за автоматы. Сейчас Панчишный вел машину одной рукой. В другой был зажат ППШ.
Один из военных сделал знак остановиться.
Нет, на бандитов они не похожи. Те не стали бы выходить на дорогу, подставлять себя под пули. Полоснули бы из-за кустов автоматной очередью по кабине, и поминай как звали! А у этого на рукаве даже красная повязка.
Панчишный остановил машину.
Подошел лейтенант с повязкой.
Крашенков и Панчишный все еще не выпускали автоматы из рук.
— Куда едете?
— В госпиталь. Везем больную.
— Поезжайте другой дорогой. Эта перекрыта.
— Что случилось?
Но ответить лейтенант не успел. Впереди по дороге тишину вдруг разорвала трескотня винтовочных и автоматных выстрелов.
— Всем в укрытие! — приказал лейтенант. — Они могут выйти на нас!
Крашенков и Панчишный выскочили из машины.
— Файнштейн! Живо с автоматом за дерево! — крикнул Крашенков.
Того как ветром сдуло из кузова.
«Тьиу!.. Тьиу!»…
Пули!
Крашенков одним рывком взобрался в кузов. Увидел большие, невероятно большие от страха и растерянности глаза Вероники.
— Ты что, не понимаешь? Ложись!
Она опустилась рядом с матерью. Перепуганная насмерть стрельбой старуха тянулась рукой к борту, пытаясь встать…
— Лежите спокойно! — сказал ей Крашенков. — Сейчас перестанут стрелять!
— Лягайте, мама, лягайте… — уговаривала Вероника.
Крашенков спрыгнул на землю и бросился за ближайшее дерево.
Стрельба затихала. Раздавались лишь одиночные винтовочные и пистолетные выстрелы, изредка прерываемые короткими автоматными очередями. Потом все стихло. Или бандиты ушли в глубь леса, или с ними все было кончено.
— Лейтенант, вы кто, врач? — спросил Крашенкова лейтенант.
— Вроде…
— Поехали! Там могут быть раненые! Захватите их с собой в госпиталь!
Он вскочил на подножку. Его примеру последовали и те двое.
ЗИС рванулся вперед. Вскоре они увидели большую группу — человек двадцать бойцов. Разгоряченные только что закончившимся боем, они обсуждали какие-то подробности.
Лейтенант соскочил с подножки и подошел к офицеру в кожаной куртке без погон.
— Товарищ майор, у нас есть раненые? А то лейтенант едет в госпиталь, захватит их!
— Вон Сердюк!
На пне сидел старшина. Девушка-санинструктор бинтовала ему голову.
Подойдя, Крашенков спросил:
— Что с головой?
— Касательное пулевое ранение, товарищ лейтенант, — ответила девушка.
— А у них какие потери? — обратился к Сердюку лейтенант.
— Пока нашли одного. Вон лежит!