— Товарищ помощник начальника санитарной службы армии! Санитарный взвод в количестве тринадцати человек занимается согласно внутреннего распорядка. Докладывает старшина Саенков!

— А горилку у вас пьют тоже согласно упомянутому внутреннему распорядку?

— Да разве за всеми уследишь, товарищ капитан? — Взгляд старшины открытый, нагловатый.

— Смотрите, старшина, за людей отвечать вам, а не Пушкину…

— Почему мне? Я не командир взвода… — И вдруг неожиданная догадка озарила его лицо: — А может, товарищ лейтенант?

— Старшина, постройте взвод!

— Есть! — Голос у Саенкова зычный, раскатистый, как и положено старшине. — Взвод! Слушай мою команду! В одну шеренгу становись!

Но никто из тринадцати не вскочил, не побежал что есть мочи в строй. Вставали медленно, не спеша отряхивая с одежды крошки. Шли неторопливо. Да и становились, как придется, не соблюдая ни ранжира, ни равнения. Перебрасывались репликами.

— Разговорчики в строю!.. Смирно!.. Отставить!.. Вы что, команду «смирно» не слышали?.. Смирно!

Переждав шумок, круто повернулся к моему спутнику.

— Товарищ капитан! Санитарный взвод по вашему приказанию построен!

— Здравствуйте, товарищи санитары!

Лишь двое ответили по-уставному: «Здравия желаем!» Остальные поздоровались как бог на душу положит.

Но капитан сделал вид, что ничего не заметил.

— Товарищи санитары! Прежде всего разрешите представить вам командира вашего взвода лейтенанта Задорина!

Раздались голоса: «Який молоденький!», «Мабуть, тилькы з училища»…

Я готов был провалиться сквозь землю.

— Да, он очень молод. Да, он недавно окончил училище. Да, он впервые на фронте…

Господи, когда все это кончится! Я жалобно посмотрел на капитана…

— Но у него немалые медицинские знания. Если я начну перечислять, что он умеет как медик, у меня не хватит пальцев на руках и ногах!

Капитан молодец! Он поднимал мой авторитет. Я с удовольствием и смущением слушал дифирамбы в свой адрес и, снисходительно отмечая про себя отдельные преувеличения, в то же время быстро поверил во все остальное.

— Он учился у крупных профессоров медицины… Посещал лучшие клиники… Окончил с отличием…

И вдруг я вздрогнул:

— Но главное — он ваш командир, и все его приказания вы должны выполнять беспрекословно!

По лицам санитаров видно, что в их отношении ко мне наступил перелом. Моих добровольцев прямо распирало от гордости, что в командиры они заполучили такую выдающуюся личность.

— Лейтенант!

— Слушаю вас, товарищ капитан!

— Переход до Днепра займет у вас двое суток. Но если вам удастся дойти за сутки или за сутки с небольшим, вы и ваш взвод спасете дополнительно жизнь не одному десятку людей. И постарайтесь в походе выбрать время, чтобы подучить товарищей. — И обращаясь ко всем: — Вопросы есть?

— Есть! — выкрикнул парень в кожаной куртке.

— Я вас слушаю.

— Як видносно амуниции?

— В отношении обмундирования дело обстоит так. До сих пор не подошел вещевой склад. Прибудет же он, как нам сообщили, не раньше чем через четыре дня. Ждать его мы не имеем ни времени, ни права. Обмундирование доставим вам на место. Ясно?

— Ясно! — воскликнул парень.

Капитан посмотрел на свои большие карманные часы и сказал:

— Сейчас десять тридцать. На сборы даю полчаса. Выступление взвода ровно в одиннадцать ноль-ноль.

Капитан Борисов проводил нас только до околицы. Дальше мы были предоставлены самим себе. Еще в селе я не видел ни одного человека, который бы не оглянулся, не посмотрел нам вслед. Действительно, трудно вообразить что-нибудь более странное и непонятное, чем мой санитарный взвод. Тринадцать гражданских в самой несуразной штатской одежде шагали к фронту в сопровождении лейтенанта и старшины, вооруженного автоматом. «Что за люди? — читали мы в каждом взгляде. — Схваченные ли полицаи, которых ведут на допрос? Или же бывшие партизаны, пожелавшие присоединиться к регулярным частям? А может быть, просто мобилизованные местные жители? Но тогда почему под конвоем?» Словом, взвод — загадка!

Правда, выступили мы из села как нормальное подразделение — строем по двое. Но вскоре взвод был оттеснен проходившими машинами на обочину и вытянулся цепочкой. Я с опаской оглядывался: кое-кто из моих санитаров уже смешался с чужими гражданскими, и различить издалека, где наши, а где не наши, было почти невозможно. Так и отстать недолго!

Я догнал старшину, который шел впереди.

— Саенков! Скомандуйте, чтоб подтянулись. А то тащатся как сонные мухи!

Старшина шагнул с дороги в поле и, сложив рупором ладони, громко и раскатисто крикнул:

— Взво-о-од! Не отставать!

Те санитары, что были на виду, поближе к нам, зашагали быстрее. Другие по-прежнему плелись где-то в хвосте.

Старшина повысил голос:

— Вы что, не слышали команду? Всем подтянуться!

От группы чужих гражданских оторвался и бросился догонять товарищей кто-то из отставших… Всего только один!.. И вдруг мне показалось, что людей во взводе стало меньше. Обеспокоенный этим, я решил пересчитать санитаров.

Один… Два… Три… Шесть… Семь… Восемь… Десять… А где остальные?.. Неужели потерялись? Я лихорадочно стал считать снова… Один!.. Два!.. Три!.. Шесть!.. Семь!.. Восемь!.. Десять!.. Двенадцать!.. Откуда еще двое взялись? По-видимому, я пропустил их. Но где же тринадцатый?

— Старшина, одного не хватает! — заявил я Саенкову.

— Кого?

— Я ведь еще многих не знаю. Просто я посчитал. Одного нет.

Старшина пробежал взглядом цепочку и сказал:

— Да нет, товарищ лейтенант, все на месте!

— Тринадцать?

— Сколько было, столько и есть!

Но все-таки я решил проверить. Снова прошел в голову цепочки и встал у обочины.

Мимо меня плелись санитары…

Первым, подавшись корпусом вперед, шагал мужчина лет тридцати — тридцати пяти. Обращало на себя внимание его лицо с крупными волевыми чертами. Фамилия у него была такая же значительная, как внешность, — Орел. Вначале я почему-то считал, что это его прозвище. Но оказалось: так значился он и в списке, который передал мне старшина…

В двух-трех шагах от него, не отставая, шел худенький паренек в старом, выношенном до дыр свитере, в солдатской пилотке без звездочки. Кто он и как его зовут — я еще не знал. Но лет ему было примерно сколько и мне, и я испытывал к нему расположение…

Следующим был болезненного вида человек с огромными малоподвижными глазами. Сперва я решил, что он плохо видит. Но вскоре я убедился, что зрение у него хорошее. При виде меня его толстые губы шевельнула едва приметная улыбка…

Дальше дружно отбивала шаг не протрезвевшая до конца неразлучная тройка. Держались они все время вместе и были, как видно, из одного села. Но лиц их я еще не запомнил: до того они похожи — усатые, краснощекие, коренастые. Впрочем, надо отдать им должное: вели себя сейчас эти трое тихо-мирно, ни с кем не задирались и на глазах трезвели…

За ними, лениво покачиваясь из стороны в сторону, двигался уже знакомый мне детина в расстегнутом полупальто. За его спиной на длинной суковатой палке болталась торба. Фамилия у него была обидная, но запоминающаяся — Дураченко…

Словно для контраста, за ним следовал подвижный и тщедушный человечек по фамилии Зубок. Его все вокруг интересовало. Даже вороны, разгуливавшие по жнивью…

Увидев меня, одновременно засеменили два толстяка в брезентовых плащах — братья Ляшенко. Мне показалось, что главное для них — не навлечь на себя гнев начальства, быть не хуже других…

Потом шел угрюмый, давно небритый человек в солдатской шинели с сильно обгоревшими полами. Странно, но я его видел в первый раз. Откуда он взялся? Надо будет спросить у старшины…

Предпоследним был пожилой крестьянин в войлочной шляпе, с медным чайником за спиной, а последним — тринадцатым — парень в кожаной куртке. Проходя мимо, он посмотрел на меня ласково и дружелюбно, как на того рыжего котенка, с которым недавно возился.