Изображение замерло, как только Каин поднял взгляд на толпу и открыл рот. В голосе Гильгамеша вновь проступила странная смесь тоски, восхищения и ненависти.

— Каин… он не меньше Усура сделал для нас, в ту ночь и в дальнейшем. Даже значительно больше. Но настоящий перелом в его характере ещё впереди. Но уже тогда его контроль над своим голосом и силой впечатлил нас. А ведь он был ещё так неопытен и поверхностно знал, как язык копателей, к которым относился Камнескрёб, так и язык рудокопов. А они были и близки и далеки одновременно.

Я бы не стал на этом концертировать твоё внимание, но ты, наверное, заметил, что Камнескрёб говорил на том языке, что мы использовали, как основной. Это был язык близкий к моему племени, семьи Авраама и предков Каина и Авеля. Тогда, по пути в их убежище я спросил его: «Откуда он знает этот язык?». Он ответил, что его бабка, по материнской линии, была нездешней. Но при этом она была уважаемой всеми старейшиной. Бабка как раз и обучила Камнескрёба этому и ещё нескольким другим языкам. В том числе и наречию рудокопов. Поэтому Каин, пока они добирались до деревни, попросил его хотя бы вкратце поведать о своём родном языке и отличиях того от языка рудокопов.

И хоть Каин улавливал новые языки на лету, впервые услышав его произношение наречия рудокопов в тот вечер, я сильно трухнул. Но, ха, он впечатляюще справился. И поэтому ты не услышишь, что он говорил рудокопам.

— Но почему? — с недоверием и лёгкой обидой, спросил Дэвид.

— Тебя бы выкинуло бы отсюда, да ещё и временно контузило. А у нас впереди ещё очень много воспоминаний.

— Но о чём он говорил?

— Открывал глаза и убеждал.

Камнескрёб нам поведал, что девушка, ради которой он согласился на эту авантюру, была дочерью вождя рудокопов. Вождя предал тот старик. Жажда прибыли в те времена, когда даже банальный бартер только-только подавал признаки жизни, была разрушительной. Вождь был пленён и увезён на потеху к варварам.

Каин, манипулируя голосом и поверхностно используя психологию (впервые мы не узрели в нём раздражающего дурачка, хотя давно нужно было), заставил сознаться старика в содеянном грехе. Тот, естественно, начал прикрываться страхом перед нависшей угрозой и защитой родного племени. Но язва была вскрыта и, один за другим, соплеменники стали припоминать старые грехи дряхлого «гнилого языка», как его многие про себя называли. Многие также задумались над странностью их поражения, ибо, не смотря на угрожающую силу противника, расположение их деревни было на их стороне. Исход старика в тот миг был ясен, но не ясны были дальнейшие действия.

И тогда Каин, спокойно сказал на всю пещеру: «Мы дадим бой».

Эти короткое предложение вселила в людей страх и недоверие, но они уже были на крючке ещё неполноценной, но пугающей силы Каина. Словом за словом, порой играя с ложными надеждами, а порой оперируя ободряющими фактами, такими как местность и что у них есть те, кто за одну ночь разобрались с пол сотней опытных воинов, он вселил в людей уверенность. И мы начали подготавливаться к битве.

Сменилось воспоминание. Замедленное черно-белое кинополотно. В большой зале с каменным потолком было не протолкнуться. В центре кругом сидели пятеро учеников Эд’Ма, Камнескрёб и десяток мужчин с аккуратными козьими бородками. Все примерно одного возраста и с одинаковыми недоверчивыми и, в то же время, уважительными выражениями на лицах. Дэвид заметил, что на их исхудавших и уставших телах зияли ещё незажившие раны. Между мужчин, внимательно слушая, сидела дочь вождя рудокопов. Гильгамеш же, продолжил:

— В тот предрассветный час, мы со старейшинами племени решали судьбу прочих. Это действительно было скверным испытанием.

В первую очередь было поведано о том, что нами была сохранена жизнь двум воинам. Одному дали возможность сбежать. Второго заперли в сторожке варваров, и к нему были направлены Авель и Сарасвати.

Люди с сомнение встретили второе и с ужасом первое. Они считали, что высокая скромная девочка и слабый на вид мальчик не смогут выбить из сильного мужчины ничего стоящего. На это мы лишь усмехнулись и предпочли промолчать. Важнее было объяснить первое.

Тогда мы решили, что беглец достигнет ближайшую из деревень варваров минимум через сутки — полтора. Даже в худшем случае, у нас на всё про всё было трое суток. Но и этого времени будет достаточно на то, чтобы подготовиться. Это не очень убедило мужчин, но сомнения были развеяны следующим событием.

Раздался душераздирающий крик. Они испугались и хотели послать на зов наиболее крепких из мужчин, но Каин их остановил. Это серьёзное и хмурое выражение лица ему совсем не шло, но он хорошо им пользовался. Минут через пять, в помещение вошли Авель и Сарасвати.

Руки и губы Авеля были измазаны кровью, а Сарасвати была очень уставшей и иссохшей. Она «заговорила» со всеми. Ты ведь понимаешь, насколько это оказалось эффектно, сын мой? Это многое поменяло в нашу сторону.

Сарасвати рассказала, что всего у варваров есть семь подвластных им деревень и в каждой из них от пятидесяти до сотни хорошо вооружённых воинов. Ещё три родные селения, общим числом мужчин под пять сотен. То есть, более тысячи воинов. Но, не смотря на столь внушительное количество, стоит бояться лишь двоих. Сломим их, победа будет за нами. Пленный говорил о своём вожаке и его единственном сыне.

Упомянув первого, рудокопы сильно побледнели и сказали, что это не человек, а медведь, научившийся ходить на задних лапах. А вот его сына они вспомнили с теплом.

Оказывается, что в последнее время они жили относительно неплохо для рабов. И всё благодаря приезду этого юноши. Им был казнён старший надсмотрщик за то, что тот расточительно относился к рабочей силе. Он приказал прислать сюда лекарей и потребовал выдавать рабам настоящую еду, а не то, что приходилось им есть до этого.

Тогда Каин усмехнулся и спросил о том, что, может зря, мы вмешались?

На это мужчины ответили угрюмыми взглядами, говорившие куда больше слов: была задета гордость некогда свободного племени. Дочь вождя же предпочла нам это сказать вслух. Она звонким и хорошо поставленным голосом поведала нам, что им не нужны подачки от людей, что за них решают их судьбы. Но в тоже время она не собирается им мстить и просто хочет их проучить.

На это ей возразили мужчины. Они сказали, что у них есть чуть больше двух сотен тех, кто сможет дать отпор врагу и около сотни тех, кто сможет быть на поддержке. Она ответила им, что у них есть сила, а у нас головы и родная местность, которой больше не позволит воспользоваться против них.

Но последнее слово было за Каином. Он ответил рудокопам, хорошо играя тембром своего голоса: мягким, успокаивающим и отстранённым, что они могут не вступать в битву, а могут и вступить. В любом случае, он был не против того, чтобы племя рудокопов, в случае их проигрыша, сказала варварам, что мы были просто злыми духами, и что мы их просто одурманили. А то, как они встретят варваров, легко убедит их в этом. Но перед тем, как они решат окончательно, Каин поведал им наш план обороны. Также мы выслушали идею дочери вождя и Камнескрёба.

Решение было принято лишь через час утомительных размышлений.

В первую очередь по следу беглеца, сразу после окончанию совета, отравился Джитуку. Жизнь в постоянной опасности и одиночестве хорошо отточили его интуицию, и он меньше других верил в то, что у нас достаточно времени.

Сарасвати, как только мы остались одни, сразу потеряла сознание. Бедная! Бессонная ночь, устраиваемая врагам головомойка и допрос пленника, который, как она нам потом признается, оказался крепким орешком, совсем её измотали. Сарасвати уложили отдыхать в личных покоях вождя, которые ей предоставила его дочь.

Дочь вождя и Камнескрёб взяли на себя обязанности по созданию ловушек, а также параллельно занялись реализацией собственной идеи.