– Бабушка прятала этот портрет от немцев во время войны, – сказала Марианна, увидев, что я заинтересовалась портретом. – Это старший брат и я, – пояснила она.

Мы сели за письменный стол с маленькой красной настольной лампой. Смотрю в окно – Киевский вокзал с часами на башне. Я не сводила глаз с этих часов, следила за стрелкой, слушая объяснения и не понимая ничего. Отвратительный запах краски на металлическом абажуре сводил меня с ума. В голове одна мысль – скорее бы домой!

Чтобы муки мои быстрее закончились, я попросила соседа Мишу (или Мишеля, как его называл его папаша) объяснить мне то, о чём будет рассказывать Марианна. Мне было стыдно, что меня, как двоечницу, «взяли на буксир». Я старалась как можно быстрее отделаться от занятий, расспросов, угощений, несмотря на то, что мне были рады, меня даже ждали бабушка и мама Марианны.

А Семядоля, наша математичка, как ни странно, оказалась доброй и заботливой, я испытала это на себе. Как-то к нам приехала бабушка. Сколько вкусных вещей она привезла! Две сырые курицы с луковицами внутри, чтобы не испортились в дороге, самодельную ветчину, яблоки, груши, сливы, варенье и вишнёвку для родителей (бабушка делала её сама). Мы долго сидели вечером. Меня не гнали спать, так как первый урок должен быть физкультура, а я была освобождена после болезни. Мне ко второму уроку, наконец-то дослушаю до конца радиопередачу «Пионерская зорька»! Утром позавтракала не спеша. Бабушка сварила вкусную кашу. На столе стояла миска с вишнями, я съела целое блюдечко очень вкусных сладких вишен и пошла в школу.

Начался урок. Настроение хорошее: алгебры уже не боюсь, так как благодаря Мишелю и Марианне соображаю, что к чему. И вдруг чувствую, нет, не соображаю. Голова кружится, руки не слушаются, хочу сказать Марианне, что мне плохо, тоже не могу – губы не слушаются. Вижу, подбегает ко мне Семядоля, щупает лоб, о чём-то спрашивает меня, пытается приподнять, а я как тряпичная кукла: голова на шейке мотается. Упала головой на парту и уснула. В конце урока открываю глаза – чувствую себя нормально. Но Семядоля отпускает меня домой, спрашивает, кто отведёт меня. Лес рук. Марианна и Вера повели меня домой, а со мной уже всё в порядке, идём, радуемся.

Бабушка поблагодарила девочек, угостила их грушами и сливами. Прибежала с работы встревоженная мама (ей позвонила Семядоля), стала расспрашивать, что со мной, что я ела. Оказалось, что утром я съела не вишнёвое варенье, а вишню из вишнёвки – «пьяную вишню»! Целое блюдце! Вечером, когда взрослые выпили бабушкину вишнёвку, бабушка высыпала вишни в миску – пьяные вишенки! Меня и развезло на уроке!

Бабушке попало, куда делись вишенки – не знаю. Папа улыбался.

Интересно, Семядоля догадалась, что со мной было? Как же тяжело пьяным! По опыту знаю.

Я ещё раз прочитала условие задачи. «Как бабушке поджарить шесть котлет за 15 минут, если на сковородку помещаются только четыре котлеты? На то, чтобы поджарить котлеты с одной стороны, уходит пять минут».

Я мысленно укладывала на сковородку четыре котлеты, жарила их пять минут, потом переворачивала на другую сторону и дожаривала ещё пять минут. Вот уже десять минут ушло, а мне ещё две котлеты жарить. Кладу две котлеты на сковородку. Пять минут жарю, переворачиваю на другую сторону, дожариваю ещё пять минут. Итого, как ни крути, надо двадцать минут, чтобы поджарить все котлеты. Начинаю злиться на бабку, пусть недожаренные котлеты ест, если не хочет поджарить их как следует.

Пришёл дядя Юра, мамин племянник. Он майор-артиллерист. По пути в отпуск гостит у нас.

– Ты что, Галчонок, нос повесила? – спрашивает меня.

– Не могу задачу решить, – вздохнула я.

– Ну, давай решать вместе. Читай условие задачи.

Я прочитала про бабушку и котлеты, которые нужно поджарить за пятнадцать минут. И куда так торопится бабуся? Дядя Юра хитро улыбнулся.

– У вас карты игральные есть?

– Есть.

– Неси.

Я принесла колоду карт и дала их дяде Юре. Дядя Юра взял из колоды шесть карт: четыре туза и две шестёрки. Разложил их на столе.

– Смотри, я беру четыре котлеты и кладу их на сковородку. Дядя Юра положил четыре туза «рубашкой» кверху. – Так, пять минут прошло. Переворачиваю две котлеты.

Он перевернул две карты тузами кверху.

– Две другие котлеты снимаю недожаренными, а на их место кладу две сырые котлеты (шестёрки).

Дядя Юра положил две карты «рубашкой» кверху рядом с тузами.

– Ещё жарим пять минут. Что у нас получается? Эти два туза уже готовы, мы их снимаем. Две другие котлеты переворачиваем, видишь, уже шестёрки жарятся. Добавляем к ним те две недожаренные котлеты и ещё пять минут жарим. Всё. Пять плюс пять, плюс пять – пятнадцать минут прошло. Котлеты готовы, что и требовалось доказать.

Было так интересно!

– А можно я поджарю котлеты? Так, беру четыре туза, через пять минут двух переворачиваю, а двух снимаю. Добавляю вместо них две шестёрочки. Ещё через пять минут снимаю готовенькие тузы, переворачиваю шестёрочки и добавляю два недожаренных туза. Ещё пять минут и можно есть котлеты. Ну, дядя Юра, как Вы бабушке помогли! Спасибо!

– На здоровье! – улыбнулся дядя Юра.

Тут и мама пришла с работы. Я ей показала, как надо жарить котлеты за пятнадцать минут.

– Не на картах бы показывал, – шепнула мама дяде Юре.

И папа тоже увидел мой фокус. Когда я ложилась спать, я увидела, как папа с дядей Юрой играли в карты.

Вы бы видели, что было в школе на следующий день! Я сижу за партой с колодой карт. Вокруг меня весь наш третий класс. Я жарю котлеты, раскладывая карты.

– Давай валеты поджарим! – кричат одни. – Нет, лучше дамочек! – визжат другие.

Мама как в воду глядела, когда про карты сказала. Учительница отобрала колоду. К директору не водили, но замечание в дневнике я получила: «На перемене играла в карты».

Обидно. Я разве играла? Я же учила всех, как надо поджарить шесть котлет за пятнадцать минут. И научила! А задачку в классе никто не решил. Спасибо майору дяде Юре!

Прошли «Грозу» Александра Островского, а Ирина Михайловна, наша учительница по русскому языку и литературе, не хочет прощаться с его творчеством. Решила устроить вечер, посвящённый драматургу. Я тоже участвую. Мы ставим отрывок из пьесы «Доходное место». Я играю Полину, девушку из бедной семьи. Вера Бабкина играет мою сестру Юлиньку.

Первая мысль – костюмы: платья, шляпки, перчатки. Дома оказался отрез ситца на платье, целых пять метров! Мама разрешила взять его для роли. Шляпку дала соседка, Мария Яковлевна, бывшая дворянка. Какая шляпка! Я часами кручусь перед зеркалом, примеряя шляпку. Мария Яковлевна учит меня, как ходить в длинном платье. Учу роль.

Вера тоже готовится. Мы знаем роли за двоих: первое и второе явление четвёртого действия! Всё! Назубок! Ирина Михайловна довольна, что у нас всё получается отлично. Я даже пою в пьесе. Как меня долго уговаривали петь! Странное дело, когда я выступала на английском языке, я совсем не волновалась, наверное, чужой язык служил преградой между мной и зрителями, не так было страшно, а тут ещё петь надо. «А ты не громко пой, просто мурлычь себе под носом, не все же умеют красиво петь», – уговаривали меня.

И вот наступил этот страшный день, который я до сих пор вспоминаю со стыдом. Надеваем сценические костюмы. Ирина Михайловна решила не портить отрез ситца, просто обернуть им меня, сделать подобие платья. Получилось пышное, красивое платье, закололи всё булавками, стянули поясом, наложили грим. Вера тоже готова. Зрители в зале: учителя, родители, дети. У меня зуб на зуб не попадает, а ведь мне петь!

Открывается занавес. Я в комнате. Нарисовано окно. У окна стол, рядом висит зеркало. Я смотрю в окно и говорю: «Как скучно, просто смерть!». Пою: «Матушка, голубушка, солнышко моё! Пожалей, родимая, дитятко твоё». Смеюсь, потом задумываюсь. Жалею, что и поговорить не с кем (это всё идёт монолог). Достаю карты, гадаю, будет ли у меня новая шляпка. «Будет, будет, будет!», радостно хлопаю в ладоши, и тут входит Верка – Юлинька.