Прямо перед нашим выходом из дома полил дождь. Да разве может дождь остановить нас, когда такое событие в маленьком городке? Взяли зонты и побежали в городской театр посмотреть на выступление ученика знаменитого Вольфа Мессинга!

В зале – яблоку негде упасть. Многие пришли с детьми. Представление началось. Знала ли я, что окажусь в самом центре (спасибо Петечке!) выступления!

На сцене появился гипнотизёр. Я думала, что это будет высокий, представительный мужчина с пронизывающим взглядом тёмных глаз, а им оказался светловолосый человек среднего роста с водянисто-серыми глазами. Не впечатлил внешне, но какое было представление! Незабываемое!

– Кто хочет принять участие в представлении, поднимите руки над головой и сцепите пальцы, – сказал гипнотизёр. Почти половина зала выполнила команду. Поднял руки и наш Петя.

– А теперь разожмите пальцы, – продолжал командовать гипнотизёр. – Кто не сможет разжать пальцы, идите на сцену!

Треть зала повалила на сцену, на ходу пытаясь разорвать сцепленные руки. К счастью для нас, Петины руки разжались, и он с завистью провожал глазами идущих с поднятыми руками, чуть смущённых и немного напуганных зрителей. На сцене набилось человек сто мужчин и женщин с высоко поднятыми руками. Гипнотизёр подходил к каждому, прикасался к замкам из рук, руки разжимались, и освобождённые, разминая руки, довольные бежали на свои места. Когда на сцене осталось десять человек, гипнотизёр сказал, что он поможет им освободить руки, но за это они сыграют всем «Калинку».

– Вы будете дирижёром оркестра, – сказал он, тронув руки одного мужчины, и тот послушно стал рядом.

– А вы будете играть на баяне, – повернулся он к другому, делая вид, что передаёт ему баян. Под смех зала мужчина «взял» баян, просунул руки в воображаемые лямки и пошевелил пальцами, как бы нажимая на кнопки.

– А это у нас будут три балалаечника, эти две женщины сыграют на мандолинах, вы – на контрабасе, а вы будете пианисткой, ну а вы – ударник. Приготовились. Припев «Калинка». Начали!

Что тут началось! Петька радовался, что не попал на сцену. Пропустил бы такой концерт! Дирижёр стоял лицом к своему оркестру и размахивал руками в такт песни. Баянист, притоптывая, разворачивал и сворачивал меха «баяна». Пальцы его летали вверх – вниз! Балалаечники ударяли кистями рук по невидимым струнам, не сбиваясь с темпа. Две женщины, игравшие на «мандолинах», держа в пальцах воображаемые медиаторы, дополняли мелодию. Раскачиваясь в такт музыки, нажимала на клавиши пианистка. А что вытворял ударник! А как важно стоял контрабасист, пальчиком оттягивая струну!

Это всё длилось не больше пяти минут. Весь зал мысленно пел «Калинку» под аккомпанемент оркестра, подчиняясь дирижёру. У многих от смеха по щекам текли слёзы, болели скулы.

Гипнотизёр поблагодарил оркестрантов и отпустил их… на рыбалку, опять распределив роли: кто разводил костёр, кто ловил рыбу. Один, видно заядлый рыбак, ловил рыбу на спиннинг, поплёвывая на воображаемого червячка. Другой просто стоял, не двигаясь, с удочкой. Хлопали себя по рукам и ногам, отбиваясь от комаров. А потом разливали по мискам уху. Была настоящая рыбалка, даже чудился запах костра!

Потом гипнотизёру давали записки, в которых было написано, что он должен сделать, и он, не читая их, точно выполнял заказ, опять же под смех и аплодисменты зала.

Если бы мне кто-то рассказал о представлении, я бы подумала, что это – инсценировка, «подстава». Что его помощники хорошо работают. Незаметно для зрителя. Но бессовестный Петька втянул меня в это представление! И вот как это было.

– А сейчас я выйду из зала, – сказал гипнотизёр, – а вы спрячьте какой-нибудь предмет в зале. Тот, кто будет прятать предмет, мысленно будет давать мне команды, куда идти, где искать. А я, читая на расстоянии его мысли, буду искать спрятанное. Кто будет прятать предмет?

– Я! – срывается с места Петька, и подбегает к гипнотизёру.

– Хорошо. А что будем прятать? – спрашивает гипнотизёр.

– Вот перстень, – женщина в первом ряду снимает с пальца золотой перстень с камнем и даёт его Петьке.

– Кто-нибудь может выйти со мной, чтобы убедиться, что я не буду подсматривать, – предлагает гипнотизёр. Два парня выходят к гипнотизёру, и все вместе они покидают зал.

Петька растеряно стоит на сцене, сжимая в руке перстень. А куда прятать? Ничего лучше не придумав, кидается к нам. Лето. Мы в лёгких платьях. Карманов нет. Тогда Петька берёт мой сложенный зонтик и прячет в него перстень. Это всё происходит в доли секунды, мы даже не успеваем всё обдумать. Петька возвращается на сцену. «Готово!» – кричит зал.

Появляется гипнотизёр с парнями. Гипнотизёр даёт Пете инструкцию.

– Я иду первым, ты идёшь за мной. Между нами должно быть расстояние не больше метра. Ты мысленно даёшь чёткие команды, куда идти. Например, прямо, направо, вперёд. Понял?

Петька кивает головой.

– Пошли! – звучит команда. Гипнотизёр срывается со сцены в зал. За ним, не отставая, срывается Петька. Лицо побледнело, взгляд напряжённый. Гипнотизёр мчится мимо нашего ряда, Петька за ним. У Петьки лицо перекошено, губы плотно сжаты. Вдруг гипнотизёр разворачивается, бежит назад, вот он у нашего ряда, вот уже пробирается по ряду, приближается ко мне. А я просто сижу, как ни в чём не бывало. Останавливаются около меня.

– На сцену! – это команда мне.

Я поднимаюсь с кресла, оставляю зонтик у кресла и, как крыса под дудочку, послушно иду по ряду. Гипнотизёр резко разворачивается.

– Зонтик! – звучит новая команда.

Я беру зонтик, и мы втроём – гипнотизёр, Петька и я с зонтом – идём на сцену.

На сцене стою, держа руки с зонтиком за спиной. Чувствую, начинается нервная дрожь. Боже, какой огромный зал! Вместо лиц – пятна, пятна, пятна. А перед глазами – руки гипнотизёра. Он делает пассы и вдруг резко выкрикивает:

– Зонт!

Вырывает из моих рук зонт, раскрывает его, и перстень со стуком падает на сцену. Раздаются аплодисменты, крики «Браво!». Я почему-то кланяюсь.

Вижу, женщина из первого ряда бежит забрать свой перстень, который она опрометчиво отдала на заклание. На дрожащих ногах спускаюсь по ступенькам со сцены, иду к своему месту. Петька идёт рядом, вытирая пот с бледного, как полотно, лица. Весь вечер меня била дрожь.

Дома все накинулись на Петьку с вопросами.

– Что ты говорил? Какие команды давал?

– Какие, какие, – почему-то зло отвечал Петька. – Как надо. «Прямо, назад, четвёртый ряд». Я боялся отстать от него, а он как ломанул!

… На следующий день Петька опять пошёл на представление.

Вы когда-нибудь видели, как плачет вся школа? Я видела.

В один из дней начала марта 1953 года нас собрали в актовом зале школы. Рядами стояли классы во главе со своими классными руководителями. Перед рядами выстроилось руководство школы. У всех в руках были носовые платки, которыми они вытирали глаза. Директор, женщина, которую боялась вся школа, рыдая, с трудом сообщила нам о смерти Иосифа Виссарионовича Сталина. Она прочитала «Обращение к советскому народу». Плохо помню содержание, только отдельные слова запомнились от выступления: «солнце погасло», «отец и учитель», «рулевой».

Весь зал плакал: учителя и дети. Я тоже плакала. У меня было ощущение, что это – конец света. Как дальше жить? Вспомнила, как учительница нам объясняла, какой скромный был Сталин, как на Мавзолее, во время парадов и демонстраций, он не стоял в первых рядах, а старался стоять незаметно, позади других членов правительства. Ещё сильнее заплакала, когда вспомнила, как я когда-то нарисовала портрет Сталина. Не знаю, был ли Сталин на моём рисунке похож на оригинал, но усы и трубка точно были похожи. Я показала рисунок папе, а папа почему-то страшно рассердился и порвал рисунок на мелкие кусочки, сказав: «Нельзя рисовать вождей. Даже не все художники имеют право рисовать вождей, надо иметь специальное разрешение».