Из памяти в голову вылезли стихи Блока: «Ночь, улица, фонарь, аптека. Бессмысленный и тусклый свет…». В реалиях сегодняшних событий эти строки следовало бы читать иначе: «День, скверик, солнце, танцы. Бессмысленные крики, яркий свет»'.

Мороженое в буфете кончилось еще с утра, лимонад подвозили два раза, и его разбирали даже горячий. Пришлось Антону «доставать» из рюкзака трехлитровую банку яблочного сока, причем делать это неоднократно. Жажда оркестранток была такой силы, что бездонный рюкзак никого не озадачил. А про общественный туалет, благоухающий за чахлым сквериком, у автора путевых заметок вообще слов не хватило. Видимо, о местных достопримечательностях Антон решил писать по правилам «или правду, или ничего».

Нудное ожидание скрасили два шустрых красавчика в кавказских национальных костюмах с газырями. Мелкие наглоглазые горцы, с кинжалами на поясе и в шикарных мягких сапожках, смотрелись импозантно. Полюбоваться стройной вооруженной казачкой подходили многие, а эти двое с ходу стали клеить Сеню, предлагая станцевать вместе с ними там, где захочет. Хоть здесь, хоть в прекрасном городе Назрань.

Ухажеров совершенно не смущало, что даме в казачьем цветастом наряде они по плечо. Убалтывал красотку один, второй лишь молчаливо выглядывал из-за плеча товарища. Люлька озиралась испуганной ланью — калмыцких женихов она пока что чудом избежала, но и ингушской женой ей становиться как-то не хотелось. Впрочем, насчет прочих ухажеров Сеню одолевали похожие мрачные сомнения. В ее взгляде так и читалось: «Нафиг-нафиг!».

Оркестрантки сначала притихли, а потом оживились, потому что вперед выдвинулся Федот Сиротин. В автобусе братья не проявили себя совершенно, дрыхли как сурки. Даже скрипачек Зину и Аллу не обжали, хотя определенно обещали это сделать. На сцене им занятия тоже не нашлось, и вот теперь вдруг появилось какое-никакое развлечение.

— А давай со мной спляшешь? — лениво предложил Федот, поигрывая маракасами. Парень везде таскался с погремушками, старательно разучивая пластику движений своего образа.

А когда рядом с братом возник Кот, Сеня с удовольствием спряталась за их спинами. Склонившись над оратором, Кот прикинулся глухим:

— Чо сказал, ойся?

С именованием Кот угадал, словом «ойся» казаки называли вайнахов — чеченцев и ингушей. В папахах танцоры могли бы казаться выше, только прошли те времена, когда снимать этот символ маскулинности считалось недопустимым. Теперь многие условности позади, да и гулять в меховом головном уборе жарко. Будучи на две головы выше ухажеров, в тесной майке Кот выглядел грозным качком с картинки «Бицепсы-трицепсы, жим от груди».

— А я тебя знаю! — неожиданно воскликнул танцор. — Ты Костя Сиротин, полутяжелый вес!

— Да, — согласился Кот. — Это я.

Он не стал скромничать и страдать излишне жеманными жестами. Его, чемпиона города, давно уже не удивляли подобные выкрики поклонников.

А танцор продолжил воспоминания:

— Ты к нам в Назрань зимой приезжал. И в финале кубка Рафика Гаджиева побил!

— Да, — снова согласился Кот. — Было дело. Больше никогда не приеду.

Из-за плеча оратора выглянул присный джигит:

— Почему?

— Болельщики ваши не понравилась, — развел руками Кот. — Крикливые очень. И орут всякие глупости. Разве для этого человеку дан язык?

— Зачем так сказал? — возмутился первый танцор, сжимая рукоятки кинжалов. — Обидна сказал!

Он был гладенько брит и казался пухленьким. А когда надул розовые щечки, стал похож на хомячка.

— А зачем ты такой нервный? — удивился Кот. — Какие-то проблемы?

От этих слов танцор налился красным.

— У меня проблемы⁈ — выпучив глаза, бесстрашно возопил он. — Это у тебя сейчас будут проблемы! Без зубов знаешь какие проблемы?

— Толстым волноваться вредно, — подключился к разговору Федот. — От этого кровь густеет. Впрочем, о чем это я? Процесс уже пошел.

— Сам ты пошел! — вылез танцор, выступающий вторым голосом.

— Так, ребята, вам пора домой, — решил Кот. — Или вы отвалите отсюда, как прогулочный пароход от дебаркадера речного вокзала, или одно из двух!

Мудрый руководитель, каким позиционировал себя Антон, в досужие диспуты не лез. Помалкивая, он лишь посматривал, и одно это делало его в глазах окружающих умнее. Старый совет бабушки Степаниды «молчи больше — за умного сойдешь», оказался не пустым сотрясением воздуха.

Однако здесь пора было уже что-то решать — прения летели к горячей фазе, при которой полемика пахнет жареным. Пусть у горцев кинжалы декоративные, но и жестянкой можно травмировать неслабо. Антон оглянулся, ища глазами Дениса, когда острый международный конфликт неожиданно погасила Анюта.

Появившись откуда-то со стороны, она опустила на землю груз, огромную двухведерную кастрюлю. После чего со стоном разогнулась, удерживая крышку в руках. И запах пирожков поразил тонкий музыкальный слух оркестранток. И не только пирожков. Здесь виднелись коржики, сочники, булочки, бублики и прочая выпечка. Всё это было небрежно свалено вповалку, и от такого хаоса икебана казалась еще более прекрасной.

Вмиг оценив обстановку в виде взъерошенных мальчиков, Нюся произнесла ласково:

— А ну-ка успокоились все!

Настолько убедительно сказала, что все успокоились. И мальчики, и девочки. Причем девочки сразу набросились на румяные пирожки, а мальчики, тоже учуявшие волшебные запахи, лишь дружно уставились на чарующий дух выпечки, поднимающийся над кастрюлей. Специально для них последовала новая команда:

— Кушайте, гости дорогие, хватайте, сваточки! — сменив позу, она подперла рукой натруженную поясницу.

Хорошо известно, что женщинам с низким голосом свойственна доминантность и экстраверсия. Они не любят ограничивать себя в сексуальных связях и пользуются большей популярностью у мужчин. Людям с низким голосом легче быть убедительным: вот ты думал одно, а через минуту агитации глядишь — ты уже думаешь другое.

Однако сейчас Нюся применила элементарное ментальное давление, а не женское обаяние. Помогло сразу, выпечку начали хватать все. Ухажерам тоже досталось, как и таксистам Денису с Иваном. Нахапав пирожков, сколько в руки уместилось, они скрылись в толпе.

Да, совместное питание сближает людей. А если смотреть шире, то от тяжких дум четко помогают две вещи: вкусный секс и хорошая еда. Точнее говоря, хороший секс и вкусная еда. Насчет секса в такой толпе думать было нечего, поэтому народ набросился на то, что Нюсе бог послал в кастрюле. И ожидание стало выглядеть не таким томительным, хотя мучное и вредно.

Но все кончается. Кончилось и это, вместе с объявлением результатов.

Глава сорок пятая, в которой если хочешь — можешь стать Буденным. Хочешь — лошадью его

Третье место — это достойный результат, который стоило отметить. Весьма кстати оркестр повезли на ужин в поселок, что расположился за городом. Там жили родственники Ули Тулаевой, и возражений слушать они не стали.

— Какая ночевка в автобусе? Девочки, вы чего? Вам надо помыться и костюмы погладить, — заявила они. — Завтра у вас праздничный концерт!

Поселок оказался обычным селом в степи. На овечек и лошадок туристы смотреть не стали, а вот верблюдами полюбовались. Осторожно и издалека. Очень уж они большие, эти калмыцкие верблюды, не меньше слонов. И какают не хуже, чем слоны.

Поселок обычный, только ужинали в шатре — это такая большая палатка. И если чукча ждет рассвета в чуме, то калмыки ночуют в кибитке. В смысле, раньше ночевали так, сейчас-то калмыки живут в обычных домах. А деревянная рама, обтянутая войлоком, иначе называется юртой. Эдакая большая однокомнатная квартира-студия, только круглая. И стоит она здесь для таких вот гостей.

Традиционным калмыцким ритуалом является кормление огня, и нашим туристам его показали. Процедура выглядит просто — если у калмыка есть молочная водка и костер, то несколько первых капель он отдает огню, задабривая таким образом древнее божество. И соответствующий тост Антон записал дословно: «Пусть лошадь стоит в седле постоянно, и да не позовут хозяина в суд. Пусть милует нас дух Чингис Богдо-хана».