— Борьбу с идеологическими диверсиями никто не отменяет, — сказал Арвид Янович. — Защита конституционного строя крайне важна. Наряду с этим в рамках Пятого управления будут созданы подразделения специального назначения по борьбе с диверсантами, угонщиками самолетов и прочими террористами. Работы прибавится, конечно. Однако, с другой стороны, ее станет меньше. Я имею в виду наружное наблюдение, прослушку и анализ.
С затаённой хитрецой оглядев всколыхнувшийся зал, Пельше продолжил:
— За Александром Солженицыным ведется плотное наблюдение. Фиксируются контакты, фотографируются лица, пишутся переговоры… Пятое управление участвует в слежке чуть ли ни полным составом. Зачем? — докладчик выдержал паузу. — Далее. Ни для кого не секрет, что у нас образовалась целая прослойка населения, которое называют «отказники». Люди годами дожидаются выезда, перебиваясь случайными заработками. Они сбиваются в организованные группы, где обмениваются негативными новостями и слухами, слушают вражеские «голоса», учат иностранные языки.
Оценивая реакцию, докладчик сделал еще одну паузу.
— В Центральном Комитете партии сложилось мнение, что идеологических врагов надо выслать из страны. Собрать всех этих бузотеров, критиканов и воинствующих сионистов, да отправить на историческую родину. Всех скопом.
— Как⁈ — охнул кто-то в зале. Негромко, но его услышали.
— Вычеркнуть и забыть, вот как. Строго между нами сообщу: готовится закрытое постановление Политбюро ЦК по этому вопросу. Если вкратце, то будет ослаблен режим выезда из страны. Значительно ослаблен, для всех желающих — евреев, немцев, крымских татар…
Зал загудел, Арвид Янович налил себе воды из графина.
— Товарищи, речь не идет обо всех недовольных подряд. Обрезание следует проводить очень аккуратно. Одно дело злобное охаивание советской власти, призывы к ее свержению, и совсем другое — критика имеющихся недостатков. Чего скрывать, упущений и недоработок у нас хватает. Если люди хотят не ломать, а улучшать, то почему нет? К таким критическим замечаниям следует прислушиваться, а не давить своим авторитетом. Будем отделять мух от котлет, если говорить коротко.
По залу прошел легкий ропот — ранее было несколько иное целеполагание. Именно давить и не допущать. Ибо нечего.
— Коммунисты Комитета призваны бороться за каждого советского человека, даже когда он оступился, чтобы помочь ему встать на правильный путь. Это банальная мысль, но мы должны ее помнить постоянно. В прошлом году в нашей стране утвердили присягу врача, главным принципом которой стало непричинение вреда пациенту. Комитет госбезопасности должен действовать именно так. Надо обойтись без перегибов, чтобы не выплеснуть с водой ребенка. Понятно, надеюсь, всем? Подробные инструкции Председатель КГБ получил, на ближайшей Коллегии доведет до заинтересованных лиц.
Будучи участником Октябрьского переворота, товарищ Пельше понимал опасность идеологических диверсантов. И помнил слова Сталина о силе пропаганды накануне революции: «Главная задача — пропаганда необходимости свержения существующей власти. Мы еще недостаточно подготовлены к этому. Но надо готовиться». И еще одну умную вещь сказал Сталин: «Организовать можно то, что имеешь. Нельзя организовать власть, которой владеют другие». Опасные знания, ведь враги тоже умеют читать классиков, было бы глупо их недооценивать.
Ничего этого вслух он не сказал. Поэтому, когда кто-то в первом ряду поднял руку, сразу отреагировал:
— Товарищи, вопросы потом. У меня мало времени, прошу прощения. Завтра, в это же время, я приеду сюда для партийной дискуссии в более узком кругу. Посидим, поговорим, обменяемся мнениями. Готов выслушать предметную критику и предложения.
После этой ремарки до самых непонятливых дошло: никакой это не партийный актив, а самая настоящая программная речь. Предвыборное выступление кандидата на пост Генерального секретаря партии. По залу прокатился вздох понимания, но Пельше не позволил собравшимся переглядываться и шептаться. Он вновь овладел вниманием:
— Проблему вижу так: у каждого человека Родина может быть только одна. Эта цифра возможна только в единственном числе, как единственной может быть мать. Да, в жизни полно нюансов, и судьба частенько бросает людей как щепки. Но второй родины быть не может, как не бывает осетрины второй свежести. Когда советский гражданин, проживая здесь, морально готов принести клятву Израилю, учит для этого язык и гимн, он не советский гражданин. Мысленно он уже гражданин другой страны. Зачем его насильно удерживать?
Свою речь Пельше заканчивал в гробовой тишине, уж очень неожиданные новости он вывалил на головы чекистам.
Глава 4
Глава четвертая, в которой выясняется: если вы ищите справедливости, то вы пришли не туда
По завершению партийной конференции Председатель КПК пожелал испить чаю в компании Председателя КГБ. И едва сделав глоток, сразу перешел к делу:
— Если вы помните, Петр Иванович, недавно Ростов-на-Дону посещала делегация германского города Дортмунд.
— Да, конечно, — кивнул генерал. — Мы следим за всеми процессами в стране.
Лицо его оставалось невозмутимым, хотя кто-то иной мог бы увидеть иронию в глазах.
— Надеюсь, — в таком же серьезном тоне ответил Пельше.
— Это мероприятие обеспечивалось особо, все-таки города-побратимы — крупное культурное событие. Наша служба вроде бы справилась. Или есть замечания?
— Замечания есть, но об этом в другой раз, — отмахнулся высокий гость, продолжая мысль: — В составе германской делегации выступала Мария фон Вагнер, общественный деятель и дирижер студенческого оркестра. Вам известна ее тайная роль в Германии?
— Я в курсе, — едва заметно генерал покривился.
— Но не одобряете эту поездку, — догадался Пельше.
Ивашутин не стал говорить, что некоторым бойким дамочкам лучше бы сидеть дома и не искать приключений на одно место. Шило там, что ли? Сидела бы, как и раньше, на попе ровно, и передавала агенту ГДР Гюнтеру Гийому сведения из семьи канцлера Вилли Брандта. Секреты невеликие, но мелкие детали очень важны, когда из многих штрихов складывается картина. Да и в куче мелочей постоянно попадаются алмазы ценной информации.
А эта неуёмная особа вдруг рванула не куда-нибудь, а в Советский Союз. Вот зачем светиться? Поступок трудно назвать профессиональным, однако инициативниками особенно не поруководишь.
Вслух коротко бросил:
— Нет у нее понятия о дисциплине, даром что немка. Да и приказывать мы ей не можем.
— Мы вообще ничего не можем, — согласился Пельше. — Работает добровольно, по идейным соображениям. Хоть и не коммунистка. Кажется, она вообще ни в какой партии не состоит. А терять такой кадр не хочется, сведения дает ценные…
— Насколько понимаю, товарищи из штази готовят эвакуацию Гюнтера Гийома и его жены. Возможно, еще двух человек придется выводить. Сама Мария фон Вагнер вне подозрений — связь не поддерживает ни с нами, ни с Восточным Берлином. Вознаграждения не получает.
Пельше сверкнул очками:
— Постойте, а как же товарищ Иванов, представитель министерства культуры, с которым она вступила в романтические отношения? Разве это не ваш человек?
— Подполковник Иванов выполняет мой приказ: не препятствовать, — пожал плечами генерал. — Вербовочные подходы запрещены, его инкогнито не раскрыто. Легкая культурная интрижка. Ну и пригляд, само собой.
— А может это любовь? — отставив стакан тонкого стекла в мельхиоровом подстаканнике, Пельше еле заметно улыбнулся.
На щеках играл румянец, а глаза за стеклами очков блестели хитринкой. Ивашутин даже позавидовал такой бодрости человека, который черти когда делал революцию. А еще воевал в Гражданскую, и видел Ленина не только в Мавзолее.
— Если это любовь, тогда надо заслать Иванова куда подальше, в какой-нибудь Занзибар, — буркнул генерал. — От греха подальше.
— Русские народные танцы среди аборигенов продвигать? — хмыкнул Пельше. — Не спешите, для этого найдем кого попроще.