— Люлька оперная певица, — терпеливо пояснила Нюся. — По всем параметрам классического меццо-сопрано. Сколько там октав в диапазоне, педагоги на кафедре вокала спорят до сих пор. В любом случае, Сергей Пенкин отдыхает.

— А кто такой Сергей Пенкин? — немедленно оживилась Алла.

— Подрастающий гений, — отмахнулась Анюта. — Дело не в нем, а в музыке. Мы играем симфо-рок, и Сеня поет в оперной манере. Это стильно и круто. Кто в Москве позволит ей такое? Не знаю. Рок-музыка у нас не в почете, мягко говоря. Закончит Люлька московскую консерваторию, и поедет по распределению куда-нибудь в калужскую оперетту. На вторые роли, естественно. Ну, если не нырнет в койку к кому надо.

— Я не нырну! — возмутилась Сеня. — Еще чего. И в оперетту не хочу!

— А чего хочешь? — лукаво усмехнулась Нюся.

— Ничего не хочу! Я здесь стану звездой, с нашим оркестром. А если Тоша в Элисту приедет, я в него двумя руками вцеплюсь!

Двусмысленное заявление, после которого Алла обменялась с Зиной понимающими взглядами. Не в том смысле, что оперетта является пристанищем пассивных геев. На эту тему разговоров мало, и девочки о таких деталях вряд ли догадываются. Дело в другом.

Естественным образом у нашего оркестра образовались фанаты, а у Антона — собственные фанатки. Они приставали при встрече и хотели дружить после лекций. Внутри оркестра открытую симпатию проявляли скрипачки, только Антон намеков не понимал и уходил вместе с Нюсей. Это вызывало недоумение, ревность и рождало волну сплетен и слухов.

А Сеня отшивала ухажеров по причине полной занятости. Учеба давалась трудно, все свободное от лекций время занимали учебники, гимнастика, танцы, репетиции в оркестре и снова учебники. При этом в себе она не сомневалась ни капельки, и была совершенно права. С этим оркестром или нет, но звездой она станет.

Да и остальные оркестрантки тоже приличные музыканты. Только на людях надо почаще выступать, нарабатывать опыт. Эту мысль я углубил для Антона:

— Что касается поездки в Элисту, так у нас свободная страна, верно? Конечно, комсомол имеет значение, и парторг рулит. Но что они вам сделают, если вы вдруг не явитесь на демонстрацию?

— Мозг вынесут.

— И что, это смертельно? Чудовища живут под кроватью, брат, как и все детские страхи.

— Хм…

— Однако ты прав, до скандала лучше не доводить. Надо идти к парторгу, и честно сообщать: мы едем в Элисту. План у нас такой, понятно? Не просить, а уведомлять. Ну, побурчит, ну скажет, что вы его огорчили. Дальше что? Так девочкам и сообщи. Деньги на билеты дам. Подумаешь, шесть рублей на самолете.

— Это в один конец!

— Ну, сто рублей в итоге. Не обедняю. Так что танцуют все.

— А колонки? Усилители? Барабаны?

— Наймем грузовик. Денис с Риммой концы знают, да и у Ивана в автохозяйстве всё подвязано. Не дрейфь, прорвемся.

— Значит так, товарищи, — решился Антон. — В Элисту едут все. Праздники, а перед этим суббота с воскресеньем, выходит четыре дня. Почему бы и нет? С парторгом вопрос решу. За билеты не беспокойтесь, деньги есть.

О том, что есть не только деньги, но и способ более быстрый и совсем бесплатный, вслух говорить он не стал. Черное одеяло не резиновое, все не влезут. Особенно если с инструментами, колонками концертными костюмами в чемоданах.

— Насчет покушать… Не вижу проблем. Уля нас научит, где кормят прилично и недорого. Теперь насчет костюмов. Если мы разучили несколько монгольских песен, то почему бы нам не найти монгольские наряды?

— Ты знал… — прошептала Зина, прижимая руки к лицу. — Ты давно знал про Элисту! И поэтому заставил девок учить монгольский язык? А ведь калмыки пришли в нашу степь из Монголии…

Отнекиваться Антон не стал — лишнее это. Более того, версию Зины следовало развить и усилить.

— Нам запретили играть рок. Так? Велели обратить самое внимательное внимание на народные песни, чтобы выступить в Германии достойно. Однако монгольские народные песни нам никто не запрещал, верно? Мы тут с Улей Тулаевой посоветовались, и решили назвать их калмыцкими.

— Языки отличаются, конечно, — кивнула она. — Но понять можно. А особо трудные слова можно заменить.

— Замени, — одобрил Антон и принялся раздавать распоряжения: — Зина с Аллой завтра сходят в костюмерную, посмотрят наряды. Не обязательно точно монгольское или калмыцкое, понятно? У нас не историческое кино, достаточно что-то похожее.

— А кто разрешит взять? — пискнула Зина. — Там учет и контроль.

— Анюта договорится, Наталья Николаевна поможет, — отдал он еще одно поручение. — У нас на этой неделе куча дел: спортивные соревнования на стадионе «Труд», подготовка к визиту в Германию, а теперь еще и танцевальный форум в Элисте. Особенно неудачно вышло с беготней по стадиону. И не откажешься ведь, блин. Такое ощущение, что у них на кафедре физры подгорает со страшной силой. Придется тренироваться. У физруков вон какие глаза выпученные… Как у какающей собаки.

На это я мысленно возразил:

— Спринтер, стайер, марафонец — какая, нафиг, разница? Назови как хочешь, только в терновый куст не бросай. Музыкально-педагогический институт — это сплошь и рядом женский пол, ботаники в очках, отягощенные проблемами лишнего веса. На этом фоне вы богатыри. А если на межвузовских соревнования в призы не попадете, так и невелика потеря.

Антон озвучил эту мысль вслух, однако Анюта смотрела на ситуацию жестче:

— Да я их там порву!

— Зачем? — поразился я.

— Спортивный принцип, Тоша. Я в волейболе с десяти лет, и у нас было так: вышел — сражайся. Не умеешь сражаться — не выходи. А сдаваться еще до соревнований способны многие, это удел слабых.

Оркестрантки загомонили, поддерживая Нюсю.

— А я всех обгоню, и тебя, Тоша, тоже, — пообещала Сеня. — Ноги у меня не кривые, и с дыхалкой все в порядке.

И ведь не поспоришь! Ноги у нее длинные и очень не кривые. Даже наоборот. И еще мы не приучены сдаваться. Это про Сеню поэт сказал: «Ей не нужен воздух, чтобы жить, и ей не нужны легкие, чтобы петь — она поет сердцем». Хорошая девочка. Слушая таких как Сеня, астма сдыхает в страшных муках.

— Придется поработать, — вздохнул Антон.

— Просто выйдете, и порвете всех? — хмыкнул я. — На стадионе, в Элисте или в Германии?

— Да везде!

Я не стал комментировать этот юношеский максимализм, промолчал. А про себя подумал: наверно, так и надо. Ведь мы не приучены бояться и злорадствовать. Это не наш стиль, радоваться пожару в чужой заднице. У физруков подгорает? Пожар штука опасная, может затронуть всех подряд. Значит, надо помочь в пожаротушении.

Глава двадцать первая, в которой домоуправление сообщает: гражданка Авдеева не аварийная, но требует капитального ремонта

Полномочный представитель президента хмуро осмотрел собравшихся. В повестке дня значилось несколько вопросов, но в пресс-релиз для журналистов попал только один пункт: проблема обеспечения населения питьевой водой. Да, загвоздка острая, и хорошо известные факты не радовали никого. Ни руководство, ни прессу, ни население, поскольку только ненормальные люди рисковали пить обычную водопроводную воду.

Сам полпред считал себя нормальным человеком. А адекватные люди предпочитают исключительно натуральную минералку, что доставляют в бутылках. Неважно откуда: из Непала, Голландии, Женевы, или извлеченную из недр острова Фиджи. Да хоть ледниковую исландскую! Лишь бы не из-под крана.

Печальные факты насчет питьевой воды излагались давние и настолько хорошо известные, что журналисты уже устали мусолить эту бодягу. Однако воз оставался на месте, потому что конь валяться не приходил. Как говорится, ВОЗ и ныне там. Вообще-то можно было ничего и не проверять — достаточно кран повернуть, чтобы полюбоваться на упомянутую ароматную «бодягу». А как хотелось крикнуть: «ВОЗ тронулся, господа присяжные заседатели!».

Не тронулся, даже не шелохнулся. Темпы ремонта водопроводных сетей стремились в минорную тональность, характерную для песни «спи, моя радость, усни». Санитарная охрана источников питьевого водоснабжения отсутствовала как класс, а техническое состояние водопровода и очистных сооружений называлось одним мягким словом «неудовлетворительное».