Вышел к машинам он последним — некоторое время понадобилось на разговор с баронессой фон Губер, которая перспективу остаться на базе продолжать отпуск восприняла без восторга. Прямо оспорить решение не пыталась, просто смотрела как котенок своими огромными зелеными глазами, что было даже хуже. Поэтому Никлас потратил несколько минут, чтобы не оставлять девушку обиженной, пытаясь зарядить ее необходимостью остаться и бдить здесь, на базе. Кот Василий, кстати, при разговоре присутствовал — и, судя по реакции, решение Никласа поддерживал, поэтому баронесса довольно быстро смирилась.
Когда Никлас вышел на улицу, брат Павел, Вяземский и Тришкин стояли рядом с Буцефалом. Мейер и Крестовоздвиженский ждали у Боливара, к которому и направились Катрин с Никласом. По пути он с удовлетворением отметил, что кот Василий — только недавно мелькавший в коридорах казармы, уже сидит в теплом салоне прогретой машины. Это хорошо, разумный кот-искатель лишним в составе выездной команды точно не будет.
— Нико! Нико!
Обернувшись, Никлас увидел спешащего к ним широким шагом Григория Соколова. Виделись они в последний раз два дня назад, когда корнет удалился из ресторана отеля «Националь» сразу с тремя девицами из кабаре, причем невероятным образом на ходу обнимая сразу всех. Факт чего, кстати, запечатленный в виде передаваемых из уст в уста слухов, и положил конец пересудам о его грядущей свадьбе с владелицей свадебного салона.
— Мальбрук в поход собрался? — подкручивая щегольский ус, поинтересовался Соколов, кивая на ратников группы Бергера у машин.
— Есть такое.
— До вечера вернешься? Мы же в бридж договаривались сегодня сыграть, забыл?
— Ч-черт, — поморщился Никлас. — Не уверен.
— А что такое?
— Да в соседней области странная женщина погибла при странных обстоятельствах, возможно криминал. Все, по коням, по коням! — похлопал Никлас в ладоши, увидев, как Горчаков выходит из здания штаба Отдельной команды.
Перед выездом произошла небольшая перетасовка в составе экипажей. Мейер с Крестовоздвиженским, которые обычно ездили на Боливаре с Никласом, перешли в Буцефал. Горчаков отправил, сославшись на необходимость работать по дороге со служебными документами. Никлас, правда — как и остальные, догадывался, что он просто хочет ехать в салоне один, в комфорте.
До озера Копанского оказалось не сто, как рассчитывал Никлас, а больше полутора сотни километров. Он навскидку рассчитал расстояние по прямой, но совершенно забыл, что пункт назначения находится за Стеной Внешнего Периметра территорий Санкт-Петербурга. Поэтому пришлось сначала ехать строго на юг до форта «Гатчинский», делая крюк, и только потому уже поворачивать в нужную сторону на запад, на Ямбургский императорский тракт. Проехав по четырехполосной, широкой и удобный магистрали полсотни километров, свернули в сторону Цитадели Копорье.
Съезд с трассы в ту сторону был по пропускам — Закрытая Пограничная зона, еще и с атомной электростанцией, но удостоверение Горчакова с ордером-приказом сработало. После Копорья, где располагался штаб одной из отдельных бригад Одиннадцатого Ленинградского легиона, до места оставалось меньше тридцати километров. Эту часть дороги преодолели за самое долгое время. Ехали небыстро — густо повалил снег, по нечищеной дороге рулить было непросто.
Никлас, который поначалу расстраивался, пересев из комфортного джи-вагена в буханку-Боливара, теперь только порадовался предусмотрительности Горчакова. Если по уездной дороге по такой погоде ехать непросто, то на проселках вокруг озера на джи-вагене и подавно делать нечего будет, только на тросу если.
Деревня Пейпия, возле которой произошла трагедия, находилась на северо-западной оконечности длинного, вытянутого с севера на юг Копанского озера. Дорога привела к нему снизу, с юга, так что пришлось объезжать, тоже немало времени потратили. По пути остановились на пару минут — Никлас и Катрин закапали себе «Хамелеон» — глазные капли, убирающие на время неестественно серо-стальной цвет радужки, свойственный ведьмакам и ведьмам.
Въехав в деревню — безлюдную, в которой коттеджи за высокими заборами казалось соревновались в дороговизне вида, свернули направо и покатили по занесенному снегом проселку вдоль берега замерзшего озера. Проселок вел к базе отдыха, до которой судя по указателям было пара километров, но проехали совсем немного — трагедия произошла недалеко от деревни.
Дело уже постепенно шло к вечерним сумеркам, снег и низкие облака яркости света уходящего дня не способствовали, но желтые линии скотча, огораживающие место гибели гражданки Е-Зоны, заметили издалека. При появлении едущих бампер в бампер двух буханок зажглась люстра фар на стоящем на обочине микроавтобусе на высоких колесах.
«Горностай» — узнал Никлас модель машины нижегородского автозавода. Стандартный транспорт для полицейских ведомств, так же как УАЗы для Пограничной стражи. Из «Горностая» уже появился жандарм, встречая прибывших. На улицу навстречу ему вышли только Никлас, Катрин и Горчаков — все остальные ратники вторую буханку не покидали, команды не было.
— Коллежский секретарь Сергей Владимирович Разумовский, становый пристав Ямбургской полицейской стражи, — представился жандарм, оказавшийся далеко не простым сотрудником, а аж главой полицейского отдела по всей окрестной территории. Похоже, Сергей Сергеевич убедительный приказ спускал, раз сам становой пристав здесь с утра группу ожидает.
— Андрей Борисович Горчаков, Транспортный надзор, — пожал Горчаков протянутую руку. Бергеров он представлять не стал, а сами они держались поодаль. Капли уже начали действовать, радужка глаз поменяла цвет, вернув прежний, до изменений после инициации — у Никласа карий, у Катрин светло-голубой. Но лишний раз все равно они внимание не привлекали.
— Рассказывайте, Сергей Борисович, — прошел вперед Горчаков, подлезая под намотанными полосами желтого с черным скотча, огораживающим место трагедии.
Становой пристав Разумовский, после того как Горчаков представился инспектором из Транспортного надзора, на несколько мгновений посмотрел на него с недоумением, но переспрашивать не стал. Более того, жандарм похоже вдруг понял, что Горчаков еще более непрост, чем ожидалось. Поэтому рассказывать Разумовский начал обстоятельно и подробно.
— Гражданка Люси Шнайдер, внештатный корреспондент газеты «BILD», прибыла из Нарвы четыре дня назад, сразу после новогодних каникул. Сняла домик на близлежащей базе отдыха на пять дней, — махнул становой пристав дальше по дороге в сторону берега озера. — Четыре провела практически не выходя из номера, лишь один раз ее видели в бане. Вчера вечером собрала вещи, за день до планового отъезда сдала ключ от домика. Больше из всех опрошенных ее никто не видел.
— Нашли ее только утром?
— Да. Машина стояла не на дороге. Выглядит так, как будто не справилась с управлением.
«Или кто-то хочет, чтобы это так выглядело», — совсем негромко произнесла Катрин обращаясь к Никласу, обозревая белую поляну, в другом конце которой был заметен превратившийся в контурный сугроб небольшой внедорожник. Ни следов вокруг не видно, ничего — и поляну, и машину покрывал приличный слой нападавшего за ночь и утро снега.
— Машину, как и нашу красную шапочку, обнаружил водитель доставки, который вез на базу свежий хлеб…
— Красная шапочка? — удивился Горчаков.
— Да, неподалеку от тела нашли разодранный головной убор красного цвета.
— Ясно. Дальше?
— После обнаружения тела подняли тревогу по Ямбургскому и окрестным уездам, после чего все усилия были прошены на поиски блуждающей пара хищных собак.
— Так собаки или волкособы?
— Неясно пока.
— Блуждающая п-пара?
— Да. Появились как призраки из ниоткуда, туда же и исчезли. У нас четыре борта сейчас в воздухе сетку нарезают, даже ни намека на следы.
— Жертва до сих п-пор там, п-под снегом?
— Да. Поступило указание на месте гибели ничего не трогать, — пожал плечами становой пристав.
