— Спокойнее, спокойнее! Я с тобой только поговорить хочу, — произнес Никлас, делая успокаивающий жест опуская ладони вниз.

— Нам не о чем с тобой разговаривать!

— Уверена?

— Уверена.

— Отлично, тогда давай без лишних предисловий. Я прямо сейчас разобью тебе нос, сфотографирую, потом перешлю фотографию твоему отцу с просьбой отправить миллион марок через три дня. И письмом предупрежу, что в случае отказа в следующий раз отправлю ему не фотографию, а отрезанный палец.

Видя недоверчивый презрительный взгляд, Никлас улыбнулся самой холодной улыбкой, которой умел. Поднялся, обошел стол и достал нож. Показав клинок уже заметно испуганной Зое, вдруг воткнул его в столешницу — совсем рядом с рукой девушки. Зоя от громкого звука вздрогнула, запаниковала — вскочив в попытке убежать, упала вместе со стулом. Никлас сделал шаг вперед, намереваясь помочь ей подняться, но Зоя похоже предположила, что он идет ее добивать, так что попыталась сбежать на четвереньках, толкая перед собой стул и визжа от страха. Никлас постоял немного, глядя как она барахтается, поднимается, упираясь спиной в стену и испуганно на него смотрит.

— Можешь в окно выпрыгнуть, тут всего лишь четвертый этаж, — показал Никлас взглядом. Зоя дернулась было в сторону окна, взялась даже за ручку, но с запозданием поняла все же услышанное про четвертый этаж.

— Ладно, расслабься, я пошутил.

«Это очень плохая шутка!» — примерно так выразилась девушка, оборачиваясь. Глаза ее блестели злостью, лицо искривлено в гримасе ярости.

— Да, я конечно же не буду тебя бить. И никто больше не будет, если ты не будешь полицию оскорблять так грязно. Нам нужно поговорить.

— Ты не знаешь, с кем связываешься!

— Кстати, а ты ведь почти права! Я знаю только, что ты дочь какого-то члена совета или что-то около, и еще знаю, что тебя зовут Зоя. Но ни имени твоего отца, ни даже твоей фамилии не знаю. Знаешь, почему? Потому что мне плевать на тебя, на твоего отца, твою фамилию и торговую компанию. Продолжаем разговор?

Не отвечая раздувая ноздри Зоя с ненавистью, страхом и злостью смотрела на Никласа.

— Слушай, ну прекращай ты уже. Давай ты сделаешь лицо попроще, и мы поговорим, что ты как маленькая себя ведешь?

Зоя заметно смутилась. Сжав зубы, играя желваками, она опустила взгляд. Никлас вдруг тоже смутился — вспомнив, как еще несколько месяцев назад робел в преддверии любых важных разговоров. Робел, потел, мандражировал и далее по списку, а сейчас ведет себя так, как никогда бы и представить не мог.

— Скажи, Зоя… Ты любишь своего отца?

— Так это он все устроил? Как он мог, чудовище…

— Молчать! — рявкнул Никлас, хлопнув ладонью по столу. — Ты можешь нормально слушать и отвечать, а не вести себя как белка-истеричка?

— Ты мог нормально попробовать поговорить?

— Так я пробовал, целых два раза. И оба раза меня обозвали и сказали убираться — что друзья твои, что ты только что.

— Если тебя оскорбили, это не повод, чтобы кидать человеку бутылкой в голову!

— Действительно. Надо было бритвой — чик, и по горлу, чтобы остальные впредь думали, что за слова отвечать надо, — фыркнул Никлас. — Так что, ты будешь меня слушать, или будем дальше в слова играть?

— Говори.

— Я не знаю твоего отца. Ни разу его не видел и не слышал, но уже знаю, что он тебя любит настолько, что позволил шляться с шайкой павианов и гамадрилов столько времени.

— Ты хамло и невежа!

— Ты обозналась, — не скрывая разочарования произнес Никлас. — Я сама вежливость и эрудиция.

— Павианы — это род приматов, а гамадрилы — вид павианов. Неуч!

— Ой все, не цепляйся к словам. Если бы твой отец тебя не любил, не позволил бы шляться по стране с шайкой павианов и гомодрилов, — исправился Никлас, выделяя буквы «о» в последнем слове. — Так понятно?

— Хамло.

— Так вот, знаешь почему отец тебя любит? Потому что он в первую очередь смотрит на тебя как на дочь, а не как на актив. Другой бы давно вернул домой и посадил под замок, а он очень переживает за твои чувства, дав возможность уехать с любимым гитаристом шляться по стране в поисках себя. И, если бы у тебя не было хорошего друга, это в скором времени могло привести к страшной трагедии.

— Что за хороший друг?

— Неважно пока. Я мысль не закончил, разреши продолжить?

— Разрешаю.

— Так вот, о чем я…

— Страшная трагедия.

— Ах да… Представляешь, вот в девять лет стишок похабный выучил, до сих пор помню что никак не сотрешь, а что говорил только что иногда забываю. Как это работает, не пойму. Так вот, страшная трагедия. Дело в том, что твой отец обладает положением и влиянием, и тебя могут использовать как инструмент для воздействия на него. Очень хорошо, что первым об этом узнал я, а не другие люди. Знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что твой отец сейчас вовлечен в процессы раздела власти. И кто-то может захотеть использовать тебя как инструмент. Например, как объект шантажа — украдет, посадит в подвал и будет диктовать ему свою волю угрожая твоему здоровью. Или можно сделать более тонко: украсть твоего гитариста…

— Его Властимил зовут!

— Да мне совершенно плевать, как его зовут. Так вот, посадить твоего гитариста в подвал, и отправить тебя к папочке чтобы через тебя диктовать ему свою волю. Вопрос фантазии, способов как тебя использовать много. Но кроме этого, самый реальный вариант состоит в том, что тебя просто убьют в самое ближайшее время — и сделают это те, кому не нужен управляемый человек на месте твоего отца.

Никлас вслух не говорил, что вероятнее всего это могут сделать не столько враги, сколько союзники, плавно подводя к такому варианту. Но, похоже, Зоя его почти не слышала, все еще находясь на своей волне несмотря на недавние потрясения.

— Мой отец вас всех здесь в бараний рог…

— Да что за детский инфантилизм, ты с какой планеты розовых пони сюда прилетела! Твой отец далеко, забудь о нем! В этом здании, в кутузке, сидит вся ваша музыкальная группа, и при обыске в ваших комнатах нашли много всякого интересного. Как ты думаешь, кто из них первым — вместо того, чтобы уехать на пожизненную каторгу за хранение в больших размерах, согласится дать тебе при случае хмурый вместо кокоса, чтобы ты «случайно» умерла от передозировки?

Никлас сделал жест пальцами, показывая кавычки — совсем как Марша вчера. Взгляд Зои вдруг замер, она явно поняла, о чем речь — и похоже представив ситуацию оказалась несколько ошарашена услышанным. Никлас, кстати, в веществах совсем не разбирался, но недавно посмотрел кино «Криминальное чтиво», где как раз такое случилось с подменой порошка, потому и привел такой пример. Неожиданно оказавшийся для Зои удивительно понятным.

— Делов на пять минут, и все — ты лежишь вся в пене изо рта, и, самое главное, мертвая. Несчастный случай, закрыт вопрос.

— Ты чудовище, — подняла девушка взгляд, снова возвращаясь к прежнему агрессивному состоянию отрицания.

— Да брось, не говори ерунду. Просто кто-то из нас двоих еще мал, глуп и не видал больших проблем, и это точно не я. Скажи, ты предлагала своему кавалеру остаться в Троеградье, или этот вопрос даже не поднимался?

— Это личное.

— Как думаешь, если ты ему предложишь бросить группу и остаться с тобой, что он ответит?

— Это личное.

— Откажется конечно же, даже спрашивать не надо. Вот только есть нюанс: ты готова ради него поменять золотой дворец на рай в шалаше, а ему рай с тобой в золотом дворце совсем не нужен. Зачем, у него и так все есть. А вот ты готова сорваться по его слову куда угодно, опьяненная влюбленностью. В общем, у меня сейчас для тебя есть три варианта действий. Ты предлагаешь гитаристу пожениться, вы вместе едете в Троеградье и там строите молодую семью. Готова попробовать?

— Второй вариант?

— Мой коллега сейчас разговаривает с твоим возлюбленным от лица врагов твоего отца. Договаривается, чтобы твой гитарист тебя скомпрометировал. Можешь пока ему ничего не говорить, посмотрим, продаст он тебя или предупредит. Если продаст — можешь сразу возвращаться домой, среди сопровождающих группу около десяти человек — люди твоего отца, просто пальцем щелкнешь и дома уже. Ты не знала? — отреагировал Никлас на удивленный взгляд.