— Кроме того, есть еще немаловажный момент. В армии — если рассматривать ее как явление, после любого чрезвычайного происшествия главная задача командования — не выйти на самих себя в поиске виновных. Поэтому любую оплошность при возможности всегда стараются в подвиг обратить, оттого и случаются совершенно неожиданные награждения. Нет-нет, я понимаю, что в московских легионах конечно же все совершенно не так! Тем более что даже слышал мельком: в Кемской волости сейчас проходит череда арестов, что явно свидетельствует о способности системы к самоочищению…
Никлас холодно улыбнулся, видя, как некоторые стоящие рядом люди заметно напряглись, а некоторые — наоборот, воодушевились. Вот она, та самая для них возможность в нужный момент вставить нужную фразу, для того чтобы получить новую возможность. Но Никлас, случайно начавший этот монолог, затеял и продолжал его сейчас совершенно для другого. Поэтому, не давая никому и слова вставить, повернулся к Есении и коснувшись медалей на левой стороне груди, снова заговорил:
— Но я абсолютно уверен, что даже в России бывают ситуации, когда в ходе доклада изначальная информация превращается совершенно во что-то другое, кардинально меняя картину в глазах смотрящего.
Есения после этих слов заметно смутилась. Лицо Милославского окаменело — похоже, от опричника он подобной отповеди совершенно не ожидал. Никлас, если честно, и сам от себя не ожидал.
— Простите, я что-то углубляюсь в политику, — обратился Никлас к безликим собеседникам, отворачиваясь наконец и от Милославского, и от Есении. Задумался, как теперь выруливать после всего того что только что наговорил, но ничего делать не пришлось: буквально несколько секунд, и пространство вокруг начало очищаться — создавая словно полосу отчуждения вокруг него. Мало того, что группу людей рядом как ветром сдуло, так и идущие в сторону Никласа гости приема начали сворачивать с пути, взгляды их соскальзывали, теряя интерес, редкая толпа вокруг еще более рассосалась. Исчезла и Есении со спутником — куда и как они ушли, Никлас даже не заметил.
Почувствовал спиной знакомый взгляд, понял в чем дело и невольно улыбнулся.
— Ну наконец-то, — почти не размыкая губ, произнес Никлас, оборачиваясь и глядя в алеющие глаза Катрин. — Ох простите. Леди Мария, — поцеловал он протянутую руку главной ворожеи Ленинградского Пограничного округа, которая стояла рядом с юной ведьмой.
Катрин предупреждала Никласа, что, не появляясь перед публикой будет рядом вместе с группой поддержки и сразу появится, если ему будет нужна помощь. Но вот о том, кто именно будет состоять вместе с ней в группе поддержки, Катрин не предупреждала.
— Я вас, сударыни, если честно заждался.
— Судя по виду, тебе нравилось быть в центре внимания, — улыбнулась ему Мария.
— Похоже я перестарался, пытаясь произвести подобное впечатление. Если ко мне будет применена еще одна похожая пытка обществом, сразу начну вести себя непотребно, чтобы вы сразу приняли мою просьбу о помощи.
Мария легко рассмеялась, беря под руку Никласа и Катрин и направляясь вместе с ними к выходу. Снова Никлас ощутил себя в перекрестье взглядов, только в это раз смотрели не совсем на него. Ведьмы — в черно-красной парадной форме Ковена, безальтернативно привлекали всеобщее внимание. Впрочем, как это обычно и бывает.
Никлас поначалу думал, что Мария ведет их прочь с приема, но ошибся — главная ворожея вскоре свернула с главного прохода, минуя ряды колонн. Немного не доходя до небольшой ниши в стене, где собралась группа самой разной молодежи, она остановилась.
— Здесь я вас оставлю. Ведите себя прилично, — напутствовала Бергеров ворожея, после чего удалилась. Никлас невольно обернулся — все же парадная форма ведьм очень агрессивно привлекала внимание, не обернуться невозможно.
— Смотри, — негромко произнесла Катрин, разворачивая Никласа обратно к нише.
Вглядевшись в разнородную толпящуюся группу, он вдруг увидел одиноко стоящую у стены девушку в простом светлом платье. Нет, не в простом — сейчас видно, что на ткани россыпь тончайших цепочек, поблескивающих ярким сиянием многочисленных бриллиантов.
На губах девушки у стены, когда Никлас на нее посмотрел, появилась легкая улыбка. Лицо незнакомое — тонкое, точеное, почти подростковое; на контрасте — чуть припухшие, как и у Катрин, яркие губы, огромные глаза, длинные распущенные волосы.
Не отрывая взгляда от Никласа, незнакомая девушка медленно, словно стесняясь, двинулась вперед. Никлас вдруг понял — что-то очень знакомое сквозит в ее облике, но пока не мог понять, что именно.
— Привет, — подойдя ближе, произнесла странная незнакомка. — Отлично выглядите.
— Марша! — только сейчас понял Никлас кто перед ним.
Не стесняясь взглядов окружающих, он крепко обнял девушку. На несколько мгновений Марша прижалась к нему, потом сделала шаг назад. Улыбка не уходила с ее так изменившегося — вернувшегося к норме лица. Похоже, Марша переживала о том, как начнется встреча, но благожелательность Никласа эти переживания испарили. Вернув — несмотря на изменившуюся внешность, привычную Маршу.
— Катёныч! — с улыбкой посмотрела юная глава торгового дома на Катрин, крепко обнимая уже ведьму. — Как же я по вам скучала!
Звучно чмокнув Катрин в щеку, Марша взяла обоих за руки.
— Слушайте, вы мне столько всего должны рассказать! Вы же не против, если я вас украду? Я так заманалась тут у стены статую изображать, да и кушать хочется аж переночевать негде… Поехали в ресторан, а? Ребят?
— Это Петербург, Марша. Сегодня суббота — мы столик не найдем свободный в приличном месте. Можно поехать к…
— Я столик еще неделю назад забронировала.
— Да? Тогда вопросов нет, поехали.
Нахождение на приеме для Никласа жестко регламентировано не было, наградное оружие получено, так что — после вмешательства Марии, больше здесь его ничего не держало. Поэтому он без сожалений покинул гостеприимный особняк «Дача Толстого» вместе с девушками. Поехали втроем на джи-вагене — сопровождаемом буханкой-Боливаром, в которой в качестве сопровождения выступала пара Мейера с Крестовоздвиженским.
Поехали в ресторан «Империал» — похоже, именно его рекомендовали всем как лучший ресторан Южного берега. Зал предсказуемо был полон, но Никлас в черно-серебряной форме опричника, Катрин в парадном мундире ведьмы и Марша в бриллиантовом платье — внимание привлекли сразу.
Забронировала Марша как оказалось не столик, а отдельную кабинку, где уже все было готово к приему гостей. И хорошо, можно будет посидеть и поговорить спокойно — подумал Никлас.
— Ну что, рассказывайте, как вы тут без меня, — сходу начала Марша.
Никлас только плечами пожал, даже не зная, с чего начать. Посмотрел на Катрин, и после этого ведьма довольно последовательно рассказала, мало что умалчивая, об их пути после расставания в Белостоке. Потом говорила Марша, рассказывая о себе и о Торговом Доме Юревича. Беседа растянулась уже на третью бутылку вина, не собираясь прекращаться. Никлас больше молчал, слушая девушек — с интересом подмечая как обе, при необходимости, заметно обходили многие острые углы повествований, используя эзопов язык.
Из рассказа Марши ему стало понятно, что становление столь кардинально изменившейся внешне девушки главой Торгового Дома Юревич — один из шагов, которые постепенно делает вольный город Троеградье не таким уже и вольным. Судя по намекам Марши, процессы эти шли давно, но в недавнее время ускорились — вплоть до того, что охрану стен города теперь осуществляли ветераны московских легионов, собранных в частные военные компании. Сразу три, конкурирующие друг с другом. При словах «частные» и «конкурирующие» Марша делала своеобразные жесты руками, показывая двух зайчиков — обозначая кавычки.
В какой-то момент Никлас решил отлучиться, вышел из приватной комнаты в общий зал. Когда возвращался, оглядываясь по сторонам, сбился с шага: на него — сидя за столиком у окна, пристально смотрела Есения. В отличие от зала приемов, сейчас девушка смотрела на него прямо, внимательно. Как раньше. И когда их взгляды встретились, она совсем никак не отреагировала на слова Радима Милославского, который ей сейчас что-то говорил. Сын канцлера заметил это, резко замолчал. Обернулся, посмотрел по направлению взгляда Есении, увидел замершего Никласа.
