Массивный кот-искатель залетел в приоткрытое окно черным росчерком молнии. Распушив хвост, зашипел, глядя на Никласа; шерсть его встала дыбом на спине, и весь вид говорил о том, что разумное животное взволновано.

— Василий, что случилось?

Кот-искатель продолжал шипеть.

— Ах да, вы же кот, говорить не умеете, — не удержался Никлас.

Василий отвернулся от Никласа — взглядом единственного глаза явно показав, что сарказм здесь и сейчас совершенно не уместен. В пару прыжков оказался рядом с Катрин, снова громко зашипел. Но при этом — явно осмотревшись и увидев готовность группы, выглядел кот гораздо более уверенно. Сейчас он запрыгнул на стол и сел рядом с ведьмой, после чего принялся что-то показывать лапой.

— Говорит, что идут в обход по лесу вдоль озера, — расшифровала его жесты Катрин.

— Кто идет?

Неожиданно Василий поднял обе лапы и прислонил их к голове, словно показывая уши, а потом пару раз открыл пасть, издав мяукающие звуки, которые отдаленно походили на лай.

— Волки? Собаки? — продолжала спрашивать у него Катрин. — Хищная стая?

Кот кивнул, и больше ничего «рассказать» не успел — вдруг неподалеку от здания раздался громкий вой, постепенно усиливающийся настолько, что словно ввинчивался в мозг. Никлас, закричав от обездвиживающей боли, завалился на бок. В глазах все стало темно-серым, а после пошло размытой рябью словно экранные помехи. Пара секунд, и он ничего не видел и не ощущал кроме ошеломляющей боли и тяжести — которая происходила оттого, что его руки и ноги вдруг онемели.

Морок снял пронзительный крик, вернее даже визг Катрин. Причем завизжала она так сильно и громко, что на несколько мгновений все звуки окружающего мира пропали, а картинка перед глазами словно поплыла; как будто круги пошли от камня, брошенного на идеально ровную водную поверхность.

Катрин сейчас стояла на коленях, широко раскинув руки и открыв рот теперь в уже беззвучном крике — не слышимом в наступившей абсолютной тишине. Мир вокруг Никлас по-прежнему видел в гамме серого, но появилось в нем и яркие цвета: глаза Катрин. Они сдержанно сияли красным даже сквозь веки, будучи закрытыми.

Невероятное зрелище.

Вдруг резко открыв глаза, Катрин ошалело осмотрелась. Она уже перестала кричать, и с прекращением ее пронзительного визга моментально вернулись и все звуки окружающего мира.

Освободился от морока с помощью вмешательства Катрин не только Никлас — помогло и остальным. Мейер и Крестовоздвиженский как раз вскочили на ноги, и оба практически одновременно начали стрелять. Выругался брат Павел, подхватывая карабин, испуганно закричал Тришкин: в забаррикадированные окна лезла хищная стая. Захлебываясь лаем, слюной и яростью — совершенно обезумевшие животные даже не лезли, а буквально перли. Звенело стекло разбитых окон, трещали под напором массы тел спешно созданные баррикады.

Вот что имела ввиду Катрин, говоря про «ползущую массу, которая бежит». Стая действовала как единый организм — безумно слившись в слепой ярости. Никлас вдруг понял, что до них пытаются добраться собаки из вольеров поместья барона — те самые, ездовые, которые недавно смотрели на него такими дружелюбными к человеку взглядами. Но сейчас что-то, или даже скорее чья-то злая воля лишила таких недавно красивых животных разума, превратив их в тупую массу, бросая в самоубийственную атаку на людей. Обезумевшие собаки лезли в забаррикадированный дом как обезьяны, проталкивая тела навстречу выстрелам.

Оглушительно гремели выстрелы — Мейер и Крестовоздвиженский уже расстреляли магазины карабинов, подхватили дробовики. Целиться почти не было нужды: в шерстяную и зубастую массу, которая не щадя себя пыталась пробиться в забаррикадированные окна, не промахнуться.

Равномерно захлопал карабин в центре зала — Горчаков тоже подключился к стрельбе. Пронзительно закричал Тришкин — расстреляв весь магазин, он прикладом убил двух лезущих в дом собак, и не увидев перед собой целей зачем-то высунулся наружу в открытое окно. Там его приняли моментально — несколько собак тут же напрыгнули снизу, прихватили за плечо и за руку, пытаясь вырвать из дома на улицу.

Тришкин вырвался, вваливаясь обратно с собаками на плечах; раздалось несколько выстрелов — это Горчаков убил одну, которая сорвалась с плеча Тришкина, второй крестьянский сын перебил хребет ударом кулака.

Горчаков, отбросив карабин Вяземскому для перезарядки, уже взял следующий, расстреливая собак, полезших в оставленное Тришкиным окно. Стреляли уже почти все — Мейер, Крестовоздвиженский, брат Павел, Горчаков; даже Тришкин с разорванной клыками щекой вскочил, и кулаком прибив запрыгнувшую в проем очередную собаку, подхватил свой дробовик. Снова высунулся в окно — необучаемый, о чем крикнул ему Горчаков, и с воплем ярости сейчас стрелял из дробовика.

Тришкин высадил магазин быстро, вылез обратно из окна. Никого следом за ним не появилось, да и стрельба постепенно затихала. В обезумевшей стае — показавшейся сначала такой огромной, оказалось всего несколько десятков собак, и большая их часть уже была перебита.

В ушах осталось только эхо выстрелов, сменяясь скулежом и рычанием — не все обезумившие чужой волей собаки были убиты сразу, многие только ранены. Ни единого выстрела за все это время не сделали только приходящая в себя Катрин и студент Вяземский. И Никлас: с его стороны, со стороны озера, в дом не пыталась проникнуть ни одна обезумевшая от ярости собака. И наблюдая за отражением атаки, будучи готовым вмешаться, он периодически поглядывал в сторону озера. Не зря: только что заметил вдали тень движения, поднял бинокль.

Не видно ничего. Зажмурился, проморгался, подкрутил настройку фокусировки. Вот, так лучше. Присмотрелся и понял, что с территории поместья на лед озера выкатился… трактор. Обычный трактор, с огромными рубчатыми колесами, стеклянной будкой кабины и массивным отвалом впереди. Точь-в-точь такой же синий трактор территорию базы Отдельной Константиновской команды каждое утро во время снегопадов расчищал.

Синий этот трактор иди нет, непонятно — для Никласа сейчас все было как для кота ночью, серое. Но цвет в принципе неважен: главное, что трактор ехал прямо по льду не сворачивая, расчищая дорогу. Было видно, как рядом с отвалом громоздится высокий сугроб. Никлас отвлекся от бинокля — за спиной раздалась пара выстрелов, но это ратники добивали серьезно раненых собак. Которые уже растеряли морок безумия, бросивший их в яростную атаку на укрепившихся в доме людей.

Только что брат Павел добил еще одну — с раздробленным картечью тазом и позвоночником. Пес смотрел на человека непонимающим, угасающими небесно-голубым взглядом, из которого уже ушла безумная ярость, а глаза брата Павла — заметил Никлас, влажно поблескивали.

Никлас снова поднял бинокль, посмотрел на другой берег озера. Заметил, что в одном из эллингов уже открылись ворота, из которых прямо сейчас выкатывался самолет. Небольшой биплан на широких колесах-дутиках, рядом с ним суетилось несколько человек. Никлас модель самолета с такого расстояния не узнал, но понял, что барон может уйти прямо сейчас; видел он подобные самолеты в А-Зоне, они с небольшого пятачка взлететь могут.

Трактор между тем разворачивался — проехав в одну сторону по прямой, он ехал обратно, делая расчищенную полосу еще шире. Самолет — рядом с которым бежало несколько человек, толкая за крылья, уже выкатился к ее началу.

Решение, в общем-то, пришло довольно быстро.

— Павел! Пулемет! — с криком обернулся Никлас.

Брат Павел вопросов задавать не стал, просто перебросил ему пулемет. Причем, безошибочно уловив требуемую срочность в крике Никласа, сделал это быстро. Очень быстро — шагнув вперед, взялся за переносную рукоятку сверху и бросил оружие из согнутого положения снизу. Почти как шар для боулинга.

Пущенный таким образом пулемет прилетел Никласу прямо в грудь. Хорошо еще боком, иначе мог воткнуться как копье или прибить прикладом. Никлас пулемет, конечно, поймал, но брат Павел обладал столь недюжинной силой, что переданная импульсом броска она приложила Никласу спиной в стену. Он при этом ударился затылком, и едва не потерял сознание; от такого казуса его удержало лишь волевое усилие и мысль о том, как это будет выглядеть со стороны.